Страница 19 из 40
— Да нет же, — потерянно бормотал невидимый Плу, и комната вибрировала от его смущения и грусти, — это был сугроб… Вы меня не слушаете…
— Оставь, — махнула рукой Ева, — оставь, Плужичек, мы их все равно с тобой не переспорим.
— Вот, — торжествующе объявила Вава, — естественно. А почему? — она заговорщицки посмотрела на Тарзана.
— Потому что мы — банда! — провозгласили они хором и исчезли с оглушительным хлопком.
Комнату накрыла пронзительная тишина. Ева сложила руки на груди и пошарила скучающим взглядом по углам. Потолок комнаты медленно пополз вниз.
— И-идиоты, — выдохнул Плу.
На комнату в одно мгновение накатили все исчезнувшие из не звуки…
— Банда, мы говорим! — хором проорали Вава с Тарзаном, снова возникая, застыв в картинных позах: Вава, словно собиралась танцевать страстный испанский танец и Тарзан, высоко вскинувший к потолку руки, как перед прыжком в воду с большой высоты. Ева с отвращением смотрела на них. При беглом осмотре стало ясно, что ко всему прочему, на Ваве криво нахлобучено сомбреро, а Тарзан сжимает поперек брюха жирного гуся, время от времени порывавшегося хлопать крыльями.
— Кретины, — выплюнула Ева и отвернулась. Тарзан и Вава протанцевали к дивану и с разбегу плюхнулись на него так, что пружины всхлипнули. Широким жестом Тарзан отшвырнул гуся куда-то в угол, туда же полетело и Вавино сомбреро, гусь кудахтал и перья летели во все стороны.
— Господи, — покачала головой Ева, — я стараюсь, ночей не сплю, а они уродничают так, что хоть святых вон выноси.
— Мы еще и спеть можем, — доверительно сообщила Вава, приобнимая Тарзана за талию.
— Не надо, — взмолился невидимый Плу, — стойте… Доктор, — проорал он так, что комната завибрировала, колоколом взбалтывая его голос, — Куда ты, черт тебя дери, запропастился?
Из стены появилась всклокоченная голова Доктора. На ней не было шапочки, волосы торчали в разные стороны, белая тога была в беспорядке, а на губах играла глумливая улыбочка.
— Не хрена орать, — страшным голосом проговорил Доктор, достал из кармана свою шапочку и водрузил на голову, — сказано же вам, Лига открыла охоту на мэтров — своими ушами все слышали: шестьдесят шесть с чем-то там процентов вероятности, что это так.
Все с облегчением заржали — смех лился теплый, легкий, хотелось обниматься, в воздухе закружились гусиные перышки вперемешку с какими-то цветами. Комната ожила, задвигалась, туман, наполнявший ее, заколыхался, опал и открыл всем собравшимся гигантскую елку, макушкой уходящую далеко в потолок. Пушистые ветки опутывала гирлянда с сотней мерцающих разноцветных лампочек, то там, то тут мелькали картонные ангелы, трубящие в трубы, зайцы-барабанщики, золотые месяцы, клубники, припорошенные снегом и серебристые остролисты. Под елкой угадывались коробки с подарками — матово поблескивала разноцветная подарочная бумага и многоэтажные банты.
Откуда-то лилась прозрачная хрустальная мелодия: «Джингл белс…». Ева коротко повела плечами, опустилась на пол, подошла к елке, медленно наклонилась и осторожно взяла один из подарков — большую коробку, завернутую в темно-синюю бумагу, расчерченную золотой вязью.
— Тяжелая, — усмехнулась Ева, пару раз подбросив подарок.
— Ты открывай, — разволновался Доктор, шагая в комнату, — открывай…
— Какие мы стали нежные, — подала голос Вава, уже перебравшаяся в свой гамак и презрительно наблюдавшая за происходящим с новой сигаретой в зубах, — нас так волнуют праздники…
— Нас волнуют праздники, — прикрикнула на нее Ева, — потому что мы — люди.
Вава захохотала, откинув голову назад. Вокруг нее затрепетали тысячи бабочек, слетевшихся непонятно откуда на ее смех. Вава не могла остановиться, всхлипывала, отмахиваясь от бабочек, но они слетались снова, кружили, трепеща золотистыми крыльями, посыпая Ваву светящейся в полумраке пыльцой. Тарзан поморщился, один из канатов, поддерживавших Вавин гамак, вдруг оборвался, и она коротко сиганула вниз, переполошив бабочек, устремившихся вслед за ней. Но, в паре сантиметрах от пола, Вава бухнулась в пухлую пуховую перину, подняв небольшую метель вокруг себя — мелкие пушистые перышки перемешались с бабочками, парили вокруг Вавы и ложились на ее светлые льняные волосы.
— Пидоры, — припечатала Вава, рывком извлекла из-под себя цветастый плед, накрылась им с головой и затихла. Полумрак над ней начал густеть и мерцать, баюкая бабочек, присаживавшихся ночевать на Ваву.
Ева покачала головой и принялась сдирать обертку с подарка, который все еще держала в руках. После непродолжительного хруста, шуршания и глухого стука, перед собравшимися предстала какая-то странная штука.
— Безделушка «Дождливый Питер», — хрипло прокомментировал Плу, — незаменимая в хозяйстве вещь.
Доктор с живейшим интересом разглядывал прозрачный конус, заключающий в себя микроскопическую Дворцовую площадь, полный прозрачного и синего масла. Ева встряхнула «Дождливый Питер» и на площадь начал падать призрачный и тоскливый дождик.
— Шесть с половиной лет назад была куплена Марго на день рождения ее молодого человека, — продолжал Плу, периодически давясь кашлем, — молодой человек повел себя как последняя скотина, за что подарка на день рождения не получил. Безделушка «Дождливый Питер» была сброшена с лестницы, чудом уцелела и была подобрана через пару дней, после того, как на ее никто не покусился. С тех пор «Дождливый Питер» Марго с завидным постоянством таскала его за собой с квартиры на квартиру, но недавно отправила в помойку. С начала эпохи разногласий между Анечкой и Марго, последняя не может избавиться от навязчивой картинки: она берет «Дождливый Питер» и бьет Анечку по голове. Последствия в этой мечте не учитываются — выброс приятных эмоций во время самого удара перекрывает все.
— Злобная девица, — вздохнул Тарзан, откидываясь на свой диван, сложив руки на груди.
— Ни в коем случае! — воскликнул Плу, — устала она, вот что. Обеим девочкам кажется, что они необыкновенно много прошли и повидали, хотя, в принципе, это не так. Однако обе устали от перечисления собственных несчастий, которые, как ордена, хранят в маленькой коробочке где-то на подкорке.
Ева аккуратно отложила в сторону «Дождливый Питер» и опустилась обратно на пол. Пол принялся услужливо пухнуть, подхватывать ее и обрастать подушками. Через пару секунд Ева, как королева, высилась надо всеми.
— Вот, — Тарзан поднялся с дивана, прошагал к елке, пошарил под ней и извлек еще один подарок — кроваво-красный пакет с белым сердцем.
— Компот, — заявил Доктор и запрыгнул к Еве. Она рассеянно посторонилась и Доктор вольно привалился к ее боку. Ева лениво запустила руку под его шапочку и принялась задумчиво почесывать Доктора за ухом. Гора из подушек, на которой Ева восседала, принялась расти снова, некоторые из них обрастали золотыми кистями, покрывались Доктора, не спуская глаз с Тарзана, ковырявшегося в пакете. С призрачного потолка, затянутого туманом, начала медленно капать вода.
Тарзан нетерпеливо отмахнулся от импровизированного дождя, которым разразился потолочный туман, и извлек из своего пакета коробку с пирожными в форме сердечек — белый шоколад, розовый шоколад и бисквит, пропитанный коньяком.
— Гоша, — прокомментировал Плу, — Гоша возит такие Марго раз в неделю — считает, что Марго должна есть сладкое, иначе захандрит. Где-то Гоша вычитал, что сладкое — самый простой и безусловный источник положительных эмоций.
— Плу? — Ева вытерла мокрое от дождевых капель лицо, — Плу, ты слышишь?
— Ну, — раздался хриплый голос.
— Гоша любит Марго?
— Ни хрена, — вздохнул Плу, — но он очень любит быть далеким безнадежно влюбленным. Марго и сама не понимает, как ее используют, и что Гоша для нее так же недостижим, как и она для Гоши.
— Ну и козлы они тогда, — Вава откинула мокрый плед и возмущенно уставилась в потолок, — что это за хреновина? — грозно провозгласила Вава, — на полу воды по щиколотку. — Не дождавшись ответа, Вава возмущенно пропала вместе со своей периной и пледом.