Инопланетянка варвара (ЛП)

Я потираю грудь, где ощущается боль при одной лишь мысли о ее прекрасном личике. Мой кхай молчит. Он скорбит о ее потере так же остро, как и я.

Уже поздно, луны высоко в небе и разливают свой свет по снежной белизне. У меня ломит кости от истощения, и я не могу припомнить, когда я ел в последний раз, но это не имеет значения. Накормить Лиз — единственное, что заставляет меня двигаться вперед. У меня остались болезненные воспоминания о крайнем отчаянии моего отца из-за смерти моей матери — его страданиях и неспособности долгое время подняться с постели, чтобы заботиться обо мне и больном младшем братике, который был обречен умереть без надлежащей заботы.

Тогда я не понимал его страдания. Теперь понимаю. Я сам все это проживаю.

Снежинки падают мне в глаза, а ночной ветер все усиливается. Я сразу напрягаюсь. Холод ничуть меня не беспокоит, но я беспокоюсь о своей Лиз. Люди такие хрупкие. А что, если остальные ее не согреют? А что, если они о ней не позаботятся, как я? Паника сжимает в тисках мою грудь, и я немедленно подхватываю свою последнюю дичь и возвращаюсь обратно к племенным пещерам. Я передам эту еду на сохранение для Лиз в будущем, а затем отправлюсь охотиться на существ с самым теплым мехом, которые только смогу найти. Может, на лохматого двисти. У самок, вынашивающих малышей, густой, шерстяной мех, из которого можно сделать прекрасный плащ для моей пары…

Сквозь снегопад в поле зрения появляются две фигуры. Я не вижу ничего, кроме светящихся глаз, и моя рука сжимается вокруг лука. Одна пара глаз — примерно на одном уровне со мной, а другая — намного ниже и едва достигает до моей груди. Единственные, у кого такой рост…

«Люди», — осознаю я.

Лиз!

Я роняю свою дичь и проталкиваюсь вперед сквозь снег, мой кхай сразу начинает напевать. Прежде, чем вижу ее лицо, я слышу ее кхай, резонирующий в ответ моему. Это ускоряет мои шаги.

— Рáхош? — любимый голос осторожно выкрикивает мое имя, и через мгновение ее маленькое тело оказывается уже в моих объятиях. Я прижимаю ее к своей груди, а рукой придерживаю за голову, пока покрываю поцелуями ее лоб.

Моя Лиз. Моя любовь. Мое все.

Ее руки окружают меня, а сама она дрожит.

— О, Боже, Рáхош. Твоя кожа холодная словно лед, детка. Что ты здесь делаешь посреди ночи? Тебе следует греться у костра…

— Тсс! — говорю я ей. Остальное не имеет значения за исключением того, что она здесь и в моих объятиях. В сторонке я вижу Аехако, который пришел вместе с ней, и на какое-то мгновение во мне поднимается ревность. Он влачится за моей парой, хотя она принадлежит мне. Не нравится мне это, но, по крайней мере, она в безопасности.

Ее маленькие ладони поглаживают мне грудь, а потом спускаются на мой живот, и тут она задыхается.

— У тебя же ребра торчат, Рáхош. Ты ел?

Ел ли я? Не помню. Мои мысли крайне мрачные и совершенно не о самом себе с тех пор, как они забрали ее у меня. Я пожимаю плечами.

— Это не важно. Ты в порядке? А наш ребенок?

Я прикасаюсь к ней по всему ее телу, провожу руками вниз по ее рукам, а затем по животу.

— С ребенком все хорошо, у меня была утренняя рвота, и я буду ходить беременной целых три ужасных года, — говорит она. — Ты можешь в это поверить?

— Да?

Она похлопывает мне по руке.

— Сарказм, детка.

Ее руки скользят под мою тунику, и я чувствую, как ее пальцы касаются моей кожи. Она такая холодная, но ее кхай напевает песню вместе с мной, и мой член реагирует в ответ. Я не обращаю на это внимание, потому что Аехако все еще рядом, стоит, прислонившись к скале и притворяясь, что не прислушивается к нам.

Я беру одну ее руку в свою и сцепляю наши пальцы в замок, затем целую костяшки ее пальцев. Для меня не имеет значения, что у нее четыре пальца вместо трех. У нее может быть хоть по восемь на каждой руке, и она была бы самой красивой из всех живых существ.

— Ты что здесь так поздно делаешь? И почему с тобой Аехако?

— Он меня охраняет, — говорит Лиз и поднимает вверх лицо для поцелуя.

Я наклоняюсь, чтобы коснуться своими губами ее губ, не в силах сопротивляться. Тогда ее слова доходят до меня, и от страха мое тело неподвижно застывает.

— Охраняет тебя? Ты там не в безопасности? Что…

— Охраняет меня, потому что они считают, что я собираюсь сбежать и вернуться к тебе.

— Глупые.

— Сообразительные, — говорит она. — Я бы сделала это, не моргнув и глазом. Я хочу побыть с тобой. Хочу, чтобы наша семья снова была вместе.

От ее слов все мое тело пронзает болезненная тоска. С безграничной нежностью я касаюсь ее бледной, гладкой щеки.

— Ты должна остаться со всеми остальными, Лиз. Я уже видел, что значит находиться в изгнании. Слишком опасно жить в одиночку.

— Я не была бы в одиночку. Я была бы с тобой. Мы охотились бы вместе и прикрывали бы спины друг друга.

Я провожу большим пальцем по ее губе.

— А как быть, когда придет время появиться на свет нашему ребенку? Что тогда?

— Мы бы что-нибудь придумали, — она пальцами сжимает мои. — Я не позволю им отказаться от тебя, как это сделал твой отец. Ты — моя пара, и мы будем жить вместе.

Я мотаю головой.

— Вэктал принял решение.

Она поворачивается лицом ко мне, а улыбка, которая растягивает ее губы, — одна из тех, которую я уже видел раньше. Лиз так улыбается, когда у нее есть план, и ей плевать, нравится он тебе или нет.

— Ну, тогда я просто должна заставить его передумать, ведь так? — глядя на меня, она игриво шевелит бровями. — Не будет мне покоя до тех пор, пока ты снова не вернешься ко мне, где и должен быть.

— Не подвергай себя опасности…

— Не буду, — она заверяет меня. — Когда у тебя есть карточка на выход из тюрьмы, ее нужно использовать, понимаешь? — и она похлопывает себя по животу.

Ни одно из этих слов не имеет для меня смысла.

— Выходизтюрьмы?

— Просто доверься мне, детка, — она поднимает наши сомкнутые пальцы к своим губам и целует мои пальцы, как я целовал ее. — Только дай мне пару дней, ладно? Ты должен о себе заботится ради меня. Тебе обязательно надо спать и хорошо питаться. Я хочу, чтобы моя пара выжила.

Я медленно киваю головой, потому что выживание на самом деле мне даже и в голову не приходило. Я думал лишь о том, что должен заботиться о Лиз как можно дольше, пока у меня хватит сил. Но раз она хочет, чтобы я больше заботился о себе, я буду это делать. Я высвобождаю свои пальцы из ее и снова провожу ими по ее щеке, где ощущаю слезы, которые из-за холода превратились в льдинки у нее на лице.

— Я сделаю все, о чем ты попросишь, моя пара.

— Я лишь хочу, чтобы ты доверял мне и заботился о себе, — говорит она. — А с остальным я разберусь сама, — и когда она поворачивается лицом для еще одного поцелуя, я не могу удержаться от искушения.

ЛИЗ

Два дня требуется на то, чтобы на моем пороге появился первый подарок.

Это — подарок от одного из вдовцов. Ну, сначала это приводит меня в ярость, но затем я прихожу к выводу, что это можно использовать как средство для решения проблемы.

Маленький мешочек травяных чаев этим же утром, у бассейна, я дарую пожилой женщине по имени Севва. Она милая дама, и в пещерах считается неофициальной «мамой». Она — мать Аехако, и очень ласково относится к нему и другим своим сыновьям, Рокану и маленькому мальчику по имени Сесса. Она постоянно суетится над беременными девочками, несмотря на языковой барьер, вероятно потому, что хочет, чтобы хоть один из ее сыновей стал резонировать. Как ни прискорбно, у нее трое парней, и все трое все еще живут с ней. Но она мне нравится.

Джорджи окидывает меня хмурым взглядом, когда я предлагаю чаи Севве. Пожилая женщина что-то говорит, улыбается, к тому же не очень-то многое свидетельствует о том, что Севва старше других, если не считать несколько морщин в уголках ее пылающих глаз и бледных прядей седых волос, заплетенных в длинную косу.