Страница 30 из 36
Таблица 2
Присмотримся также повнимательнее к летописному известию о походе киевского князя Мстислава Владимировича на Полоцкую землю в 1127 г.: здесь в числе «братьи» Мстиславовой названы рядом «Всеволодко из Городна и Вячеслав Ярославин ис Кльчьска»[439]. Вряд ли так можно было выразиться, будь Всеволодко родным братом Вячеслава. Но что за Ярослав был отцом Вячеслава Клеческого? Не думаем, что то мог быть Ярослав Ярополчич[440], коль скоро последний, сидя в Берестье, заведомо не простирал своей власти до Клеческой волости (иначе в его руках должен был бы оказаться и Туров)[441]. Считаем поэтому, что были правы те исследователи, которые видели в Вячеславе Ярославиче сына Ярослава Святополчина[442], хотя вряд ли от брака с Мстиславной[443]. Если так, мы получаем еще один аргумент, в силу которого Ярослав Святополчич не мог быть отцом Всеволодка Городенского.
Ввиду сказанного, предпочтительнее выглядит третья из перечисленных возможностей, при которой подобных трудностей не возникает:
Таблица 3
Аналогичным образом вполне легитимным союзом между кровными родственниками в степени 3: 4 становится в таком случае и брак Всеволодка и Агафии:
Таблица 4
Итак, внимательное отношение к степени близости браков между родственниками внутри древнерусского княжеского дома помогает не только нащупать историографический миф, но и предложить возможное решение возникающих в этой связи вопросов.
Берестейский князь Ярослав Ярополчич умер в августе 1102 г. в заключении в Киеве – итог его возмущения против своего дяди, киевского князя Святополка Изяславича, годом ранее[444]. После этого
Берестье и, видимо, все дреговичские земли с Туровом (коль скоро именно в Турове княжит с середины XII в. Юрий Ярославин[445], а его упомянутый брат Вячеслав в 1120-е гг. – в Клеческе) снова, как при Ярополке Изяславиче и Мстиславе Святополчиче, оказались соединены с Волынью в руках Ярослава Святополчича. Берестейская волость рубежа XI–XII вв., вероятно, включала также территории позднейших Дорогичинской и Городенской волостей. На это указывают походы Ярослава Святополчича на ятвягов в 1112 г., а также несколько ранее[446]. По археологическим данным, и Городен, и Дорогичин в то время уже существовали как древнерусские крепости[447].
О потомстве Ярослава Ярополчича сведений нет, но судя по тому, что его сестра, вдова минского князя Глеба Всеславича, умерла в январе 1158 г. в возрасте 85 лет[448], он родился в 1070-е гг. и к 1101 г. вполне мог иметь одного или нескольких малолетних детей. Если так, то они (оно) должны были, как и их отец, попасть в руки киевского князя. По расчету лет эти данные хорошо согласуются с теми обстоятельствами, при которых Всеволодко впервые появляется на страницах летописи: к 1117 г. пребывающий при киевском дворе княжич достиг возраста, при котором дальнейшее существование без собственного удела начинает выглядеть как ущемление династических прав[449], и Владимир Мономах дал ему образованную по этому случаю Городенскую волость, выделив Верхнее Понеманье из владений Ярослава Святополчича. Вряд ли это могло произойти раньше, так как Всеволодко Городенский не значится среди участников похода на Глеба Минского в январе-феврале 1117 г.[450]
Образование Городенского княжества явилось, как можно думать, частью общего передела волостей, который происходил после смерти в 1113 г. Святополка Изяславича и вокняжения в Киеве Владимира Всеволодовича Мономаха. Было бы естественно, если бы этот передел включал в себя и наступление на исключительно обширные владения Ярослава Святополчича[451]. В 1117 г. имел место поход киевских, черниговских и галицких полков на Волынь, приведший к заключению договора между Владимиром Мономахом и Святополчичем на новых условиях[452]. Состоявшийся тогда же перевод Мстислава Владимировича из Новгорода в Белгород под Киев объясняет и главную причину давления на Ярослава: Мономах планировал передать Киев своему старшему сыну Мстиславу и потому стремился заранее ослабить генеалогически старейшего волынского князя, который в силу этого, очевидно, планировался в качестве преемника Владимира Всеволодовича по договору последнего со Святополком Изяславичем[453]. Думаем, что отказ от части турово-берестейских владений (если, конечно, Городен не отошел к Киеву уже в 1113–1116 гг.) и от претензий на Киев после смерти Мономаха как раз и был условием нового договора между Киевом и Волынью в 1117 г., просуществовавшего, впрочем, недолго: уже в следующем году Святополчич в надежде найти помощь за рубежами Руси «выбеже <…> из Володимера» то ли «в ляхы», то ли «в угры»[454].
Реакцией киевского князя стало не просто посажение на Волыни своего сына Романа, но и, что показательно, выведение из Минска Глеба Всеславича[455]; отказ Святополчича от только что заключенного договора и обращение к зарубежным союзникам повлек за собой арест его главного союзника внутри Руси.
Итак, образование Городенского удела выглядит прочно вписанным в контекст общерусской политики Владимира Мономаха. Важность этого шага для укрепления власти киевского князя в турово-берестейских землях подчеркивается одновременной женитьбой Всеволодка Городенского на дочери киевского князя. И впоследствии Киев внимательно следил за положением дел на литовском пограничье. В 1131 г. Мстислав Владимирович сам возглавил поход на Литву, в котором, как говорилось, участвовал и Всеволодко[456]. В 1144 г. уже Всеволод Ольгович организует замужество дочерей Всеволодка. Видимо, одновременные браки городенских княжон с соседними владетелями были призваны гарантировать политическую стабильность вокруг городенского стола в условиях, когда на нем сидел еще совсем юный князь (или юные князья)[457]. В самом деле, надо думать, что в 1142/3 г. именно Владимир Давыдович, старший из Давыдовичей, получил от Всеволода Ольговича в придачу к Чернигову Берестейскую и Дорогичинскую волости[458], тогда как выделенные тогда же Давыдовичам Вщиж и Ормина достались скорее всего Изяславу Давыдовичу, коль скоро они примыкали к его стародубским владениям[459]. Где сидел в то время Юрий Ярославич, неизвестно, но, можно догадываться, что недалеко от Клеческой волости своего старшего брата Вячеслава. Иными словами, браки дочерей Всеволодка скрепляли новую политическую ситуацию, возникшую к северу от Припяти в 1140-е гг. в результате сложных компромиссов киевского князя Всеволода Ольговича.
439
ПСРЛ 1. Стб. 297; 2. Стб. 292.
440
Так без каких бы то ни было объяснений показано в работе: Войтович 1990. Табл. 4. № 19.
441
Подозреваем, что Ярослав Ярополчич в 1101 г. «заратися <…> Берестьи» (см. примеч. 60) именно потому, что Святополк Изяславич, переведя сына Ярослава из Турова во Владимир, племяннику освободившийся Туров не отдал, оставив (или дав) ему пограничное Берестье. Основывающееся на сведениях В. Н. Татищева предположение, будто конфликт был вызван переводом Ярослава Ярополчича в Берестье из Луцка (Рапов 1977. С. 86–87), явно неудачно; в таком случае пришлось бы думать, что Давыд Игоревич получил в 1086/7 г. Волынь без Луцкой волости, а это не так: в 1098 г. Луцк был под Давыдом (ПСРЛ 1. Стб. 268; 2. Стб. 242).
442
Карамзин 1/2. Стб. 103. Примеч. 250. Стб. 102; Баумгартен 1911. С. 43; Baumgarten 1927. Table II. N 20; эта филиация распространена в литературе: ПСРЛ 1. С. 545, лев. стб.; Рапов 1977. С. 90; Муравьева, Кузьмина 1998. С. XII, лев. стб.; и др.
443
Свою мысль, что Вячеслав был сыном именно Святополчича, Η. М. Карамзин и Н. А. Баумгартен (на Карамзина не ссылаясь, но повторяя ход его рассуждения) основывали на том, что в походе 1127 г. участвовали только родичи Мстислава Владимировича. Пусть так, но допущение, что Вячеслав Ярославич был внуком Мстислава по матери при ближайшем рассмотрении сталкивается с затруднениями. Ярослав Святополчич женился на дочери Мстислава Владимировича в июне-июле 1112 г. (ПСРЛ 2. Стб. 273); значит, к 1127 г. Вячеславу было бы не более 14 лет. Конечно, в таком возрасте князь уже мог бы иметь стол и участвовать в походе, но некоторые детали летописного рассказа сложно согласовать с возможным отрочеством Вячеслава Ярославича. Его войска осаждают Изяславль вместе с волынцами Андрея Владимировича, но переговоры о сдаче осажденные ведут именно и только с Вячеславом. Так как генеалогически Мономашич Андрей был старше Вячеслава, приходясь последнему троюродным дядей, то это объяснимо лишь в предположении, что Вячеслав был по возрасту заметно старше Андрея, родившегося в 1102 г. от второго брака Владимира Мономаха (ПСРЛ 2. Стб. 252), то есть происходил от первого брака Ярослава Святополчича. Действительно, даже Юрий Ярославич Туровский, младший брат Вячеслава (если судить по тому, что на страницах летописи он появляется только в 1144 г., много позже последнего: ПСРЛ 2. Стб. 317), вряд ли мог быть сыном Мстиславны, так как иначе его брак с дочерью Всеволодка Городенского и Агафии Владимировны был бы слишком близкородственным в степени 2:3:
Н. А. Баумгартен, указывая на «враждебные, граничащие с ненавистью отношения» Юрия Туровского «ко всему потомству Мстислава» и продолжая логику своих размышлений, выводит на этом основании, что Юрий был старше Вячеслава, а значит, от другого брака их отца (Баумгартен 1911. С. 43–44). Соглашаясь, что Юрий вряд ли мог быть сыном Мстиславны, мы все же, учитывая сказанное о возрасте Вячеслава Ярославича, не можем согласиться с мнением о старшинстве Юрия. Это значит, что при естественной для сыновей Ярослава Святополчича враждебности к Мономахову племени следовало бы искать особой причины лояльности Вячеслава к Мстиславу. Если принять во внимание, что Юрий не наследовал Клеческой волости брата, логично и в самом деле допустить какую-то родственную связь, в силу которой Вячеслав и получил от киевского князя свой стол. Но, при всем том, нет необходимости усматривать такую связь непременно в происхождении клеческого князя по матери; скорее всего следует предпочесть предположение, что он был женат на дочери или другой близкой родственнице Мстислава Великого.
444
ПСРЛ 1. Стб. 274–276; 2. Стб. 250–252.
445
ПСРЛ 2. Стб. 491–492.
446
Там же. Стб. 273; в «Лаврентьевской летописи» этот поход Ярослава на ятвягов (Бережков 1963. С. 44–45) назван вторым (ПСРЛ 1. Стб. 289; Воронин 1954. С. 199).
447
Воронин 1954. С. 45, 197 (Городен второй половины XI в. – киевская крепость); ДРГЗС. С. 78; Куза 1989. С. 93–94; Poppe 1986а. Sp. 1406.
448
ПСРЛ 2. Стб. 492; Бережков 1963. С. 168.
449
Ср. статью III.
450
Л. В. Войтович предполагает, что Городенское княжество возникло около 1113 г. в результате походов Ярослава Святополчича на ятвягов в 1112–1113 гг.; для этого Всеволодка Городенского приходится делать «вассалом» Святополчича и участником ятвяжской кампании (Войтович 1990. С. 31. № 18). Не видно данных в пользу такого мнения, а существование Городна как древнерусской крепости уже в XI в. вроде бы его и вовсе исключает.
451
Вопреки мнению, высказанному в первом варианте данной работы, теперь мы видим, что летописного свидетельства о военных действиях Глеба Всеславича Минского накануне 1116 г. (Глеб «бо бяше воевал дреговичи и Случеск пожег и не каяшеться о сем, ни покаряшеться, но боле противу Володимеру глаголяше, укаряя и»: ПСРЛ 2. Стб. 282; Бережков 1963. С. 46), вообще говоря, недостаточно для вывода о переходе каких-то туровских владений Ярослава Святополчича под непосредственный контроль Киева в лице Владимира Мономаха (принимаем, таким образом, критическое замечание: Плахонин 2004. С. 327–328). Дело в том, что, по вероятной гипотезе А. К. Зайцева, Случеская и Клеческая волости («вен дреговичи») в XII в. не были частью турово-берестейского комплекса территорий, а составляли отдельное владельчески-административное образование (Зайцев 1975. С. 105–108). Не столь ясно, что «вси дреговичи» в начале XI в. целиком находились в держании одного из черниговских Святославичей – Олега (там же. С. 108–110). Княжение Вячеслава Ярославича в Клеческе, похоже, указывает на то, что в первые десятилетия XII в. по крайней мере Клеческая волость должна была входить во владения Ярослава Святополчича. Коль скоро процитированное летописное сообщение говорит о «дреговичах», а не о «всех дреговичах», и называет Случеск, молча о Клеческе, то возникает мысль, что Глеб обошел именно владения Святополчича. Это могло бы в некоторой мере служить подтверждением нашему предположению о союзничестве минского и волынского князей (Назаренко 2000с. С. 180), но одновременно свидетельствовало бы, что по меньшей мере клеческая часть дреговичских земель Ярослава Святополчича в 1116 г. продолжала оставаться за ним.
452
ПСРЛ 2. Стб. 284–285.
453
О событиях 1117 г. в контексте династических планов Мономаха см.: Назаренко 2006а. С. 284–290, а также статью IV.
454
ПСРЛ 1. Стб. 292; 2. Стб. 285; Бережков 1963. С. 46–47.
455
ПСРЛ 1. Стб. 292; 2. Стб. 285.
456
См. примеч. 2.
457
Почему судьбой внучек Мономаха занят киевский князь, а не их родные братья, князья городенские? По-видимому, последние были к 1144 г. еще слишком молоды и не обладали достаточным политическим весом, чтобы предпринимать самостоятельные шаги такого рода, то есть старшие из них являлись примерными сверстниками своих сестер, которые, судя по времени замужества, должны были родиться около ИЗО г. Но тогда выходит, что между женитьбой Всеволодка на Агафии и рождением детей от этого брака прошло приблизительно 12–15 лет; иными словами, возникает сильное подозрение, что Мономаховна была выдана замуж чуть ли не в младенчестве (что, конечно, только подчеркивает политический характер этого союза), и, если так, ее следовало бы признать дочерью от третьего брака Владимира Мономаха, заключенного после 1107 г., а не от второго, как считал Н. А. Баумгартен (Baumgarten 1927. Р. 22. Table V. N 15). О количестве и хронологии браков Мономаха см.: Назаренко 1993а. С. 69; он же. 2001а. С. 600–601.
458
ПСРЛ 2. Стб. 312.
459
Там же. Стб. 342.