Страница 110 из 123
— Откуда Ты мог знать это? — полюбопытствовал он.
— Просто я знаю, что Амилиан и такие как он, — пожал я плечами, — люди благородные.
— И Ты на это рассчитывал? — поинтересовался он.
— Да, — ответил я.
— А чтобы Ты сделал, если бы я повёл себя неблагородно, с твоей точки зрения? — уточнил командующий.
— Тогда всё решил бы меч, — признал я.
— Я так и подумал, — усмехнулся он.
— Сожалею, — сказал я.
— Даже если бы я был не таким, кокой я есть, — улыбнулся Амелиан, — не думаю, что захотел бы, чтобы Ты обнажил свой меч против нас.
Мужчина замолчал, а я стоял молча и глядя на него, ожидал продолжения.
— Особенно из-за женщины, — наконец добавил он, и протянул руку к Ширли, которая быстро подскочила к своему хозяину, и встав на колени подле него, нежно взяла мужскую руку в свои и прижалась к ней губами в страстном поцелуе.
— Разумеется, — кивнул я.
— И в частности, — усмехнулся Амилиан, — из-за той, которая вот-вот должна была стать простой рабыней.
— Конечно, — не стал спорить я.
Ширли, по прежнему не отрывая губ от руки Амилиана, украдкой посмотрела на меня.
Я улыбнулся. По правде говоря на Горе мечи слишком часто обнажаются именно из-за женщин и особенно из-за прекрасных рабынь. Женщины — награда, трофеи, драгоценности и сокровища. Неудивительно, что за обладание ими мужчины борются с максимальной свирепостью. Случалось, и войны вспыхивали, только ради того, чтобы вернуть украденную рабыню.
Отдав честь командующему, я неторопливо ушёл, оставив Амилиана наедине с ухаживавшей за ним Ширли.
Я направился в сторону бака. Проходя мимо нескольких рабынь, стоявших на коленях подле своих владельцев в средней части корабля, я не мог не отметить, как замечательно выглядят женщины в своих ошейниках и коротких туниках. Пройдя дальше я миновал группу свободных женщин многие из которых сидели со своими детьми, и поднялся сначала на палубу бака, а потом на маленькую наблюдательную площадку располагавшуюся сразу за балкой форштевня. Там я замер, глядя вперёд, любуясь могучим течением реки. В четверти пасанга по носу, была видна корма впередиидущей галеры. Признаться меня сильно волновал вопрос, относительно чего хотел предупредить Каллидор, если, конечно, Амилиан правильно понял его намерения.
22. Рабыня Публия
Публия лежала передо мной на животе, вытянувшись на бухте каната, прижимаясь лицом к верёвкам, в кормовой части «Таис». Шея девушки была прикована цепью к кольцу, вбитому в палубу.
— Вы? — выдохнула она на мгновение приподняв голову.
— Я, — усмехнулся я.
— Пожалуйста, будьте добры к женщине, которая теперь всего лишь рабыня, — попросила Публия.
Я тихонько засмеялся, заставив невольницу испуганно вздрогнуть всем телом. Она выглядела крайне соблазнительно, лежа на животе и прижимая голову к верёвкам. Раз уж она теперь, была рабыней, то, я подумал, что ей можно разрешить просить о добром отношении.
— Пожалуйста, не делайте мне больно, — взмолилась она.
— Это во многом зависит от тебя, — заметил я.
— От меня? — удивлённо переспросила девушка.
— Конечно, — заверил её я. — У меня нет никаких намерений, по крайней мере, в настоящее время, причинять тебе вред. С другой стороны, если Ты вызовешь во мне, хотя бы малейшее недовольство, даже не надейся, что я буду сомневаться в наложении на тебя наказания, и заметь, серьезного наказания.
— Я понимаю, — прошептала она.
— Ты когда-то была Леди Публия из Форпоста Ара, — сказал я.
— Да, — испуганно задрожав, подтвердила девушка.
— Кто Ты теперь? — спросил я.
— Публия, — ответила она, — рабыня.
— Приподнимись, Публия, рабыня, — приказал я.
Невольница тихонько вскрикнула, возможно, не ожидая почувствовать на себе моего сурового захвата.
— Господин, — выдохнула она, и изо всех сил вцепилась пальцами в витки каната, на котором лежала. — О-о-о-охх!
Потом она начала задыхаться и издавать беспомощные звуки.
По небу плыли полные луны Гора. Рабыня была очень мила. Нас окружала тёплая гореанская ночь. А до Порт-Коса оставалось ещё двое суток пути.
Присев рядом, я перевернул её на спину и поднял её ноги, прижав колени к животу. Тело Публии было маленьким, но с восхитительными формами. Склонившись над ней, я подсунул руку под её шею, приподнял голову девушки и прижал её лицо к своему. Поцелуй был долог, и когда я позволил рабыне откинуться на спину, она поражённо уставилась на меня широко распахнутыми испуганными глазами.
— Ты была симпатичной надзирательницей, — сказал я.
— Я — рабыня, — прошептала бывшая надзирательница, — всего лишь рабыня.
— Возможно, теперь Ты горишь желанием ублажить своего бывшего заключённого? — поинтересовался я.
— Да, — пылко заявила она. — Я желаю ублажить моего господина!
Рабыня потянулась ко мне и, закинув свои руки мне на шею, робко подставила мне свои губы, словно боясь, что её вступление может быть отклонено, что я могу отвергнуть её.
— Я действительно хочу доставить удовольствие, Господин, — прошептала Публия, и я разрешил ей поцеловать меня.
Потом, позже, обнявшись, мы лежали рядом друг с другом. Близилось утро. Вчера мне пришлось долго ждать, пока команда натешится с нею, прежде чем, уже затемно приблизиться к рабыне. Я хотел, чтобы у меня было больше времени на неё. Судя по всему, приблизительно через ан должен прийти вахтенный, чтобы освободив невольницу от цепи, возвратить её в трюм. Обеих рабынь больше не держали в крошечных клетках, позволив находиться в трюме в относительной свободе, правда, при запертом люке. Клодию приковали к кольцу раньше, соответственно, она уже вернулась в трюм. Публия была выставлена для использования позже и пока находилась на палубе. Какое-то время в течение этого вечера, они были здесь одновременно. На следующие сутки им предстоит поменяться ролями, Публия окажется на палубе раньше, а Клодия останется у кольца на ночь.
— Послезавтра мы доберёмся до Порт-Коса, — сказал я.
— Я знаю, — прошептала девушка.
— Судно украсят, — сообщил я. — Вы с Клодией будете частью этих украшений.
— Я слышала это, — призналась она. — А во что нас оденут для этой чести?
— Вообще-то ни во что, вы обе будете голыми, — ответил я.
— И в цепях? — спросила Публия.
— Да, — кивнул, — или может быть в верёвках. Думаю, Ты сама знаешь, как женщин показывают на носах кораблей.
— Расскажите, как это будет происходить, — попросила она.
— Скорее всего, вы будете вывешены с бака, — пояснил я, — по одной с каждого борта.
— Наверное, это — большая честь, — предположила девушка.
— Пожалуй, да, — признал я. — И, кстати, если тебя это волнует, то я уверен, что вы обе, даже если бы на борту был груз превосходных пленниц, всё равно были бы среди первых кандидаток на подобную честь.
— Признаться, я ещё не привыкла думать о себе, как об украшении, — заметила она.
— Это — только одна из множества целей, для которых может быть использована рабыня, — пожал я плечами.
— Правда, теперь меня заинтриговала идея служить таким украшением, — шёпотом призналась мне Публия.
— О-о? — удивлённо протянул я.
— Да, — шепнула она, — мне доставляет удовольствие то, что мужчины сочли меня настолько красивой, что захотели показать меня таким образом. Ох, честно говоря, я боюсь этого, но одновременно меня это волнует и возбуждает. Кажется, теперь я начинаю понимать, как это оказывается здорово, быть красивой и привлекательной для мужчин. Я наконец-то чувствую себя по-настоящему женщиной! Интересно, а другие женщины случайно не будут негодовать и ненавидеть меня за то, что именно меня, а не их, поместят на носу в качестве украшения?
— Возможно, — ответил я.
— Иногда, ещё когда я была свободной женщиной, — призналась Публия, — я, втайне от всех конечно, представляла, как бы я себя чувствовала, будучи выставленной на всеобщее обозрение вот таким способом.