Галерея чувств

Большой монолитный памятник стоит прямо по середине широкой площади и представляет собой стену из фигур павших бойцов Великой Отечественной войны. Здесь всегда очень красиво. Особенно весной, когда все начинает кругом цвести, а запах воды овевает прохладой, заставляя отвлечься от палящего солнца. Я сразу замечаю машину Максима и паркуюсь рядом с ней. Увидев меня, он выходит из машины. На нем, так же как и на мне, светлые джинсы и белая футболка. Темные очки закрывают его глаза, и мне хочется снять их. На таком ярком солнце его глаза должны быть еще более пронзительными, чем обычно. Я иду к нему не в состоянии скрыть, как рада его видеть. А когда губы Макса, так же как и мои, растягиваются в его обычной ухмылке, мое сердце начинает стучать сильнее. Он преодолевает короткое расстояние между нами и притягивает меня к себе, прижимая к своему крепкому телу. И я решаюсь поднять его очки наверх. Вижу его глаза, в которых мелькают смешинки. Одной рукой он берет меня за подбородок, приподнимая его вверх, а другой притягивает мою голову к себе и накрывает мой рот своими губами. Властно и сладко. Я едва удерживаю себя, чтобы не застонать от удовольствия, и с наслаждением отдаюсь этому поцелую. И когда он его прерывает, я уже почти задыхаюсь от нехватки воздуха.

- Готова?

- К чему? – глотая воздух, спрашиваю его.

Максим тихонько посмеивается, видя мое замешательство после его поцелуя, от которого все мысли в моей голове разлетелись прочь.

- Сейчас все увидишь. Пойдем, – он берет меня за руку, и в том месте, где мы соприкасаемся пальцами, кожу начинает покалывать электрическими разрядами. Мы идем в сторону леса, который скрывает за собой набережную. Я мысленно пытаюсь представить себе, как мы смотримся вместе со стороны, с любопытством бросая на него взгляды. Но, стоп, Оксана! Это глупо, ты начинаешь забываться. Вы не пара, по крайней мере не в том смысле, который обычно принят в нормальном обществе, и об этом лучше не забывать.

- Как сегодня твои успехи в учебе? – спрашивает Макс, прерывая мои раздумья.

- Нормально, – на самом деле большую часть дня я была рассеянной, вспоминая слова Максима о том, что он чуть не потерял голос из - за какой то простуды, и, конечно, еще те слова, которые он мне говорил в студии. Мы движемся вдоль леса, и я вдыхаю полной грудью чистый воздух, так легко наполняющий легкие. Я раньше так любила это место, но сейчас приезжаю сюда очень редко.

- Так ты хотел показать мне набережную? Спасибо, конечно, но я ее видела, и не раз, - говорю я.

- Нет, не набережную, -отвечает Максим. – Я покажу тебе одно место, где люди находят приют и спокойствие. Тебе должно понравиться. Я ничего не понимаю, но дальше не расспрашиваю, все равно скоро все сама увижу. И мы снова идем в тишине, которая, как ни странно, совсем не тяготит нас. Когда мы доходим до широких ступеней, поднимающихся вглубь леса, и начинаем подниматься по ним, мне становится еще интересней. Я так часто проходила здесь мимо, но никогда не поднималась наверх. Мы медленно шагаем по ступеням, продолжая держаться за руки.

- Ты дописал ту картину?

- Которую начал вчера?

- Да.

- Еще нет, - он смотрит на меня с ухмылкой. - Хочешь знать, что на ней?

- Ты обещал мне ее показать, – напоминая я.

- Покажу, как только закончу. А мы уже почти пришли.

Он останавливается и смотрит вперед, я слежу за его взглядом. Моему взору отрывается вид на обветшалое здание, стены которого утопают в засохших кустарниках.

- Что это? - не понимаю я.

- Здесь люди учатся выражать свои мысли и чувства через рисование. Давай зайдем внутрь. Максим ведет меня через ржавую калитку, которая скрипит, когда мы ее открываем. Идем по выложенным бетонным плиткам, уложенным на земле так неровно, что в темноте можно переломать себе ноги. Оказавшись у входной двери, Максим поворачивается ко мне и говорит:

- Веди себя тихо, все вопросы потом, просто наблюдай.

Когда я согласно киваю, он открывает дверь, но, вдруг обернувшись и окинув меня взглядом, говорит:

- И да, кстати, мне нравится, как ты убрала сегодня волосы.

Я улыбаюсь довольная, что он обратил на это внимание. Мы заходим внутрь и оказываемся в довольно светлом помещении. Внутри здание выглядит гораздо лучше, чем снаружи. Видно, что стены были выкрашены совсем недавно и линолеум на полу еще совсем новый, рисунок на нем яркий и не видно никаких потертостей. Где-то вдалеке слышны приглушенные голоса, и мы идем на этот звук. Пройдя под высоким арочным проходом, мы оказываемся в еще одной светлой комнате, которая кажется просто огромной для того количества людей, что собрались здесь. Несколько женщин, сидящих за мольбертами, дети, которым от силы лет десять - одиннадцать, склонившиеся над столами с карандашами в руках. Двое стариков, пыхтящих возле одной из стен, развешивают новые картины. Все рисующие заняты красками, размешивая их, нанося на бумагу мазки с такими сосредоточенными лицами, что мне кажется, будто я очутилась в каком-то удивительном сказочном месте. У меня даже руки зачесались, так захотелось и мне окунуться в эту творческую атмосферу. На нас никто не обращает внимания, все слишком заняты, чтобы отвлекаться. Только легкие шепотки изредка проносятся по залу. Я ожидала чего угодно от этой встречи, но только не этого. Максим снова удивляет меня. Мы идем вдоль стен, и я начинаю рассматривать картины, которые ее украшают. Я сразу отмечаю технику исполнения и все их графические ошибки, но это не портит общего впечатления. Как человек, которого изо дня в день пичкают всеми правилами художественной техники, я просто не могу не обращать внимания на несоблюдение пропорций и верности наложения полутонов. Но картины удивительны! Многие из них подписаны, на некоторых даже указаны даты написания. Это простые бытовые предметы, обычные натюрморты, но они дышат. Они живые, и я даже протягиваю руку к одной из картин, чтобы прикоснуться к ней и почувствовать ее теплое дыхание. Я довольно долго рассматриваю их все, мысленно отмечая те, что понравились мне особенно сильно, пока мы не приближаемся ко второй стене, которая так же украшена работами. И здесь меня настигает шок. Я вижу перед собой стену боли. Фрагменты из жизни, изображающие домашние насилие, издевательство, скорбь, потери близких людей. Я буквально чувствую напряжение и отчаяние, исходящие от этих полотен. Я с изумлением смотрю на Максима, молчаливо спрашивая, что все это такое? Но он лишь кивком дает мне знак, чтобы я смотрела дальше. Я окидываю зал взглядом, искренне удивляясь, что мне вот так просто позволено смотреть на чью - то темную сторону жизни. То, что эти картины из реальной жизни авторов, написавших их, у меня не вызывает никаких сомнений, слишком много чувств передается в каждом штрихе. И я иду, невольно съеживаясь от вида тех сцен, что предстают предо мной. Я не понимаю, насколько нужно быть смелым, чтобы изобразить нечто подобное, и я почти готова к тому, что кто - то сейчас кинется к нам, чтобы прогнать нас, наглых зрителей, посмевших заявиться сюда без приглашения. Мое особое внимание привлекает одна небольшая картина, которая висит почти в самом конце. На ней изображен мальчик, лежащий одиноко на своей кровати в темной грязной комнате. В ней есть одиночество, которое так знакомо мне, но помимо этого здесь чувствуется еще и страх. Вся поза лежащего мальчика напряжена, он словно хочет стать незаметным или оказаться в любом другом месте, кроме этой жуткой комнаты. Я также замечаю, что картинка прописана очень умело, сразу видно, что здесь приложил руку человек, который либо знаком с искусством живописи не понаслышке, либо очень талантлив от природы. А в левом углу корявыми черными чернилами сделана подпись «Максим А.» Я снова смотрю на Максима, и мои губы тихо шепчут: