Страница 31 из 50
Я смеюсь и играю с её пальцами.
Приносят заказ, и стоит признать, что ничего подобного во Флориде я не пробовал. Она неохотно соглашается, что Нью-Йоркский сет гораздо лучше, чем филе. Окончив ужин, мы идем на экскурсию по кухне и винному погребу.
Наш гид останавливается перед закрытой клеткой, которая напоминает библиотеку винных бутылок. Глаза Оливии увеличиваются, когда гид показывает нам бутылку портвейна, цена которого — двести долларов за тридцать грамм.
— Сплошное наслаждение во рту, — комично произносит он.
Я поднимаю брови. Я стою позади неё, поэтому обнимаю её за талию и шепчу в волосы.
— Хочешь попробовать, Герцогиня? Испытать это наслаждение во рту...
Она отрицательно качает головой, но я киваю нашему гиду.
— Отправьте это в комнату десерта, — распоряжаюсь я.
Она в смущении смотрит на меня.
— Куда?
— Наше путешествие не закончено. Здесь есть отдельная комната, предназначенная для десерта.
По лестнице нас отводят в другую слабоосвещенную часть ресторана. В комнате для десерта сплошной лабиринт, так что не знаю, как мы выберемся отсюда без помощи. Мы проходим мимо дюжины частных стеклянных сфер, за которыми стоят зарезервированные столы. У каждого гостя есть свой пузырек, в котором можно спокойно насладиться десертом. Наш столик на двоих в углу ресторана. Это странное и романтическое место. Оливия выпила два бокала вина и расслабленно улыбается. Когда мы остаемся наедине, она выдает такое, от чего я чуть не подавился водой.
— Как думаешь, мы сможем заняться здесь сексом?
Я ставлю стакан на стол и медленно моргаю.
— Ты пьяна, да?
— Я давно не пила вино, — соглашается она. — Чувствую себя немного беззаботной.
— Секс в публичном месте теперь считается немного беззаботным?
— Я хочу тебя.
Я взрослый мужчина, но мое сердце бешено стучит.
— Нет, — строго отвечаю ей. — Это мой любимый ресторан. Я не хочу, чтобы нас вышвырнули отсюда, потому что ты не можешь подождать час.
— Я не могу подождать час, — выдыхает она, — пожалуйста.
Я стискиваю зубы.
— Ты так делаешь, когда злишься, — говорит она, показывая пальцем на мою челюсть. — Ты злишься?
— Да.
— Почему?
— Потому что я на самом деле хочу пломбир с орешками макадамии.
Она наклоняется вперед, и ее грудь упирается в стол.
— Сильнее, чем меня?
Я встаю и хватаю её за руку, поднимая на ноги.
— Ты можешь сделать это в машине?
Она кивает. Когда мы обходим столик, возвращается официант с нашим дорогим портвейном. Я беру его и отдаю Оливии. Она залпом выпивает. Официант вздрагивает, и я громко смеюсь, протягивая ему мою кредитку.
— Поторопитесь, — говорю я. Он убегает, а я прислоняю её к стене и целую. — В твоем рту было наслаждение?
— Было неплохо, — отвечает она. — Я хочу положить в рот кое-что еще...
— Боже.
Я целую её, чтобы почувствовать вкус. А когда оборачиваюсь, вижу официанта с моей картой. Быстро подписываю счет и вывожу её из ресторана.
После пятнадцати незабываемых минут на заднем сиденье, мы едем в кафе-мороженое и едим наши рожки на душной улице.
— Не сравнится с мороженым в «Джексон…», — говорит она, облизывая запястье, куда упала капля мороженого.
Я ухмыляюсь, пока наблюдаю за движением на улице.
— Как думаешь, нам когда-нибудь это надоест?
Мы покупаем другие рожки. Она заказала вишневое мороженое с шоколадной крошкой, я сделал выбор в пользу того, что с арахисовым маслом. Наблюдаю, как она ест. У нее такой сексуальный вид: румяная кожа, растрепанные волосы. Я устал, но с легкостью повторил бы наше безумие.
— Сильно в этом сомневаюсь, Герцогиня.
— Почему?
— Зависимость, — просто отвечаю я. — Она может охватить всю жизнь, если её не лечить.
— И какое же лекарство?
— Меня это не волнует.
— Меня тоже, — говорит она, выбрасывая недоеденный рожок в мусорку и вытирая руки о платье.
— Пойдем. В нашем номере есть джакузи.
Меня не нужно просить дважды.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Прошлое
Через четыре месяца после того, как Лию оправдали, я подал на развод. В ту самую минуту, когда принял это решение, я почувствовал, как огромный груз свалился с моих плеч. Я не совсем верил в развод, но и продолжать то, что тебя убивает, тоже не было смысла. Бывает, ты настолько облажаешься в жизни, что ничего не остается, кроме как раскланяться перед своими ошибками. Они победили. Смирись... двигайся дальше. Лия думала, что была счастлива со мной, но как я мог сделать кого-то счастливым, когда был мертв внутри? Она даже не знала настоящего меня. Это как лунатизм — быть женатым на том, кого не любишь. Ты пытаешься заполнить себя положительными вещами: покупкой дома, поездкой на каникулы, мастер-классами по кулинарии, чем угодно, чтобы связать себя с человеком, с которым должен был быть связан задолго до того, как сказал «я согласен». Все это было пустым. Борьбой за то, чего никогда не было. Я совершил много ошибок, женившись на ней. Пришло время двигаться дальше. Я подписал бумаги.
Оливия
Это была моя первая мысль.
Тернер
Это была моя вторая мысль.
Ублюдок
Это была моя третья мысль. Затем я сложил их в одно предложение: Этот ублюдок Тернер собирается жениться на Оливии!
Сколько у меня было времени? Она все ещё любила меня? Могла ли она простить меня? Если бы я смог увезти её подальше от этого ублюдка, получилось бы у нас построить что-то вместе на старом пепелище? Мысли об этом доводили меня до сумасшествия, до безумия. Что бы она сказала, если бы знала, что я солгал об амнезии? Мы так много врали, грешили друг перед другом и перед всеми, кто вставал на нашем пути. Однажды я пытался ей сказать. Это было во время судебного процесса. Я пораньше пришел в зал суда, чтобы застать её одну. Она была одета в мой любимый оттенок синего — аэропортно-синий. Был ее день рождения.
— С Днем рождения.
Она взглянула на меня. Мое сердце ушло в пятки, как и каждый раз, когда она на меня смотрела.
— Удивлена, что ты помнишь.
— Почему это?
— Ой, ведь ты забыл множество ужасных вещей, случившихся за прошлый год.
Я слегка улыбнулся её подколу.
— Я никогда не забывал тебя...
И почувствовал прилив адреналина. Вот оно — сейчас я все расскажу. Затем в зал вошел прокурор. Правда подождет.
Я выехал из дома, в котором жил с Оливией, и вернулся в квартиру. Мерил шагами пространство. Пил виски. И ждал.
Ждал чего? Что она вернется ко мне? Что сам поеду к ней? Я ждал, потому что был трусом. Вот какой была правда.
Я подошел к комоду с носками, небезызвестному хранителю обручальных колец и других памятных вещиц, и провел пальцами по дну ящика. В ту минуту, когда я нашел, что искал, на меня нахлынули воспоминания. Я провел большим пальцем по ребру «поцелуйного» пенни. Я смотрел на него целую минуту, проигрывая в голове все моменты, когда с помощью монеты выигрывал поцелуи. Он был трюком, который однажды сработал, но теперь значил для меня гораздо больше.
Я надел кроссовки и пошел на пробежку. Бег помогал мне думать. Когда я свернул к пляжу, то увидел маму с дочкой, которые шли, держась за руки. Я улыбнулся. У маленькой девочки были длинные черные волосы и потрясающие голубые глаза — она выглядела как Оливия. Такой могла бы быть наша дочь? Я остановился и наклонился, уперев руки в колени. Не должно быть никакого «могла бы». У нас все еще был шанс родить ребенка. Я засунул руку в карман, достал поцелуйный пенни и побежал к машине.
Нет никакого другого времени, кроме настоящего. Если Тернер встанет на пути, я просто вышвырну его с балкона. Я был полон решимости, когда заводил машину.
Я находился в миле от квартиры Оливии, когда раздался звонок.