Страница 17 из 125
Она казалась искренне удивленной таким отношением к себе короля. Я подумала, что, верно, она очень сильно устала, чтобы забыться до такой степени и так разговаривать с королевой.
— Почему же вы не поскакали в Хивер? — спросила я. Замок Хивер был родовым имением семейства Болейнов.
— Я направилась туда, но услышала, что в Кенте свирепствует потница.
— Но как же ваша семья? Неужели вы не беспокоитесь за них, не хотите узнать, как они себя чувствуют?
Анна обернулась и посмотрела на меня. В тот момент я не смогла понять, что означает этот взгляд. По лицу ее пробежала тень, и она произнесла изменившимся голосом:
— Сестра больна. Ее муж умер. Мой брат может умереть. Остального мне нет нужды знать.
Перед тем как продолжать, она вынуждена была сесть — видимо, ноги ее совсем не держали.
— Болезнь везде. Каждый, кто мне встречался на пути, говорил: «Не езжайте в Кентербери!», «Держитесь подальше от Лондона!», «На севере потница!» Я думала, что смогу добраться до Кройдона, но узнала, что Томас Тирингэм умирает, а многие его домочадцы и слуги уже умерли и похоронены. Ну вот я и вернулась. Я была уверена, что король ждет меня здесь. Где он?
— Томас Тирингэм? Умирает от потницы?
Анна кивнула:
— А вам-то что за дело?
Я содрогнулась от страха. Мои маленькие племянники! Уилл! Они были в Кройдоне, в доме Тирингэма. Я во что бы то ни стало должна узнать, не оказались ли они в числе заболевших.
— Вы уверены в этом?
Анна лишь пожала плечами. Она выглядела совершенно изможденной и устало провела рукой по лбу:
— На дорогах много всякого говорят. Трактирные слухи… Все страшатся за свою жизнь! — Она замолчала, а потом тихо прошептала: — Мне надо прилечь.
Хотя воды у нас было мало, Екатерина настояла, чтобы Анне разрешили умыться, и велела Гриффиту Ричардсу принести ей таз и кувшин с водой. Он подчинился, но без особой радости. Я провела Анну, которая вдруг лишилась своего яростного запала, в комнату, где обычно спали фрейлины, и одолжила ей кое-что из моей чистой одежды, хотя знала, что ей она будет не совсем впору. Анна была выше меня ростом и полнее.
Гриффит Ричардс принес кувшин с водой, и мы ушли, чтобы Анна спокойно могла привести себя в порядок.
— Она так напугана, — заметила я, пока мы с Ричардсом ждали в соседней комнате.
— Еще бы, — ответил он. — И дело не только в потнице. Она знает, что все здесь настроены против нее.
— Все, кроме короля.
— Да, но король переменчив. Ей не стоит на него всецело полагаться. Хотя, если рассуждать здраво, ей больше не на кого опереться. Все, кто любят нашу добрую королеву Екатерину, должны ненавидеть и презирать Анну. Даже ее дядя Норфолк попрекал ей за то, что она слишком горда.
И правда, с некоторых пор герцог начал плохо отзываться о своей племяннице, и дворцовые сплетники передавали его слова из уст в уста. «Она слишком высокого мнения о себе, — посчитал ее дядя. — Она носит слишком много драгоценностей». «Она груба с окружающими». «Она несносна». «Она говорит с королем чересчур фамильярно». «Она воображает, что в один прекрасный день станет самой важной дамой при дворе». Герцогу же явно требовалось иное. По его замыслу, вознестись выше всех должна была его дочь Мэри. Со временем она выйдет замуж за Генри Фицроя, а последний когда-нибудь станет королем. К тому времени об Анне Болейн забудут, королева Екатерина будет доживать в одиночестве и безвестности в монастыре, королева Мэри займет достойное место возле венценосного супруга, а ее сын от Генри Фицроя станет наследником трона. Ну а герцог Норфолк приберет к рукам все бразды правления королевством.
— Ее дядя обвинил ее в гордыни, — заметила я, обращаясь к церемониймейстеру, — но она виновата лишь в том, что подчинилась королевской воле, выполнила приказ своего повелителя.
Ричардса это не убедило.
— То, что говорит или делает король, конечно, важно, но мы сами — истинные хозяева своей души. Мы и только мы в ответе перед Господом за наши грехи. Она могла отвергнуть его ухаживания, она могла покинуть двор и вернуться под опеку своих родителей.
— Ее родители смотрели сквозь пальцы на связь ее сестры с королем, даже поощряли ее, если уж называть вещи своими именами. Неужели вы думаете, что они бы пришли к ней на помощь? Болейны много выиграли от грехов дочерей своих, а Томас Болейн быстро сообразил, как обратить происшедшее в свою пользу.
— Тем хуже для этой чертовки, — огрызнулся Ричардс. — Раз она из семейства, коснеющего в грехе, пусть получает по заслугам.
Я не могла не улыбнуться в ответ и, чтобы хоть как-то поколебать его высокомерное самомнение, спросила:
— А вы сами без греха?[39]
На это Ричардс не нашелся что ответить, но сохранил на лице надменное выражение. Я пожала плечами и не стала дальше с ним спорить. Ведь я столь же предвзято относилась к моему отцу, как и Гриффит Ричардс к Анне. Может быть, стоило спросить себя: а была ли я, Джейн Сеймур, вовсе без греха?
Я вернулась в комнату фрейлин, где Анна уже умылась, легла в постель и заснула. Рот ее широко открылся, а тонкие губы чуть дрожали и кривились во сне.
Я глядела на Анну, удивляясь, почему вступила в спор с Ричардсом, почему встала на ее сторону. Мне, в точности как и нашему церемониймейстеру, не за что было ее любить. Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что Анна Болейн — самовлюбленная, грубая и непочтительная молодая особа, чья жестокость по отношению к нашей доброй королеве достойна всяческого порицания. Однако в том детском страхе, который она выказала сегодня, мне почудилась такая уязвимость и беззащитность, что сердце мое дрогнуло.
Как метко заметил Ричардс, Анна полностью отделила себя от большинства окружавших ее людей: от своих подруг среди фрейлин (за исключением Бриджит), от других придворных, от тех, кто любил королеву Екатерину и сочувствовал ей. Раз она стала любовницей короля, между ней и всеми остальными выросла непреодолимая стена, которая только укрепилась после того, как Великое Дело Короля раскололо двор на два лагеря: тех, кто в своей готовности услужить королю готов был пожертвовать всем и вся, и тех, кто сохранил верность королеве и восхищался ее стойкостью.
Что касается остальных членов семейства Болейн, я никогда не сталкивалась с ними так близко, чтобы понять, будут ли они союзниками Анны, если та решит обратиться к ним. Она и ее сестра Мария соперничали друг с другом — по крайней мере Анна, по словам Бриджит, стремилась первенствовать. Об остальных я ничего не знала, хотя часто видела Томаса Болейна при дворе, но он быстро проходил мимо меня — чаще всего смешком, распухшим от документов, — казалось бы, полностью сосредоточившись на своем поручении и не замечая ничего вокруг.
Гриффит Ричардс презрительно фыркнул. Бормоча «тем хуже для нее», он удалился, оставив меня любоваться на спящую Анну и раздумывать над его словами. Он был прав: король действительно остался ее единственным союзником и защитником. Да, самым могущественным из всех возможных, но надолго ли? Что будет, если император Карл решит послать свои армии на завоевание Англии, чтобы спасти королеву Екатерину от угрозы аннулирования брака? Или Генрих бросит Анну так, как бросил на их недавней прогулке, предоставив спасаться самой в объятой недугом Англии, наполнившейся страхом, болью и смертью?
Подали скудный ужин, и королева села за стол, настояв, чтобы я составила ей компанию.
— В этих условиях мы вряд ли должны соблюдать обычные церемонии, Джейн, — сказала она. — Я буду только рада вашему присутствию.
Но едва мы приступили к еде, как услышали стук копыт — во двор под окнами покоев королевы въехал всадник. Я подошла к окну: это был гонец, посланный Уиллом, с известием о том, что Томас Тирингэм скончался, а он, Уилл, уехал из поместья Тирингэма в другую усадьбу, неподалеку от Уолдрингэма, в сопровождении двух своих юных друзей.
39
«Кто без греха, пусть первый бросит камень» — ставший крылатой фразой ответ Иисуса на требование фарисеев побить камнями грешницу, «взятую в прелюбодеянии» (Иоан. 8:1–12).