Страница 6 из 40
— Диана, кажется, довольна своим местом; хотя это и не такая уж приятная новость, — заметила она после того, как дочка побывала дома. — Но все равно возможно, что она там долго не задержится. Диана не такая девушка.
Такое утверждение не требовало комментариев, и мистер Брекли ничего не ответил.
— Диана, видимо, очень увлечена этим доктором Саксовером, — добавила его жена.
— Не больше, чем другие, — ответил мистер Брекли. — У него солидная репутация среди ученых. Люди, у которых я спрашивал о нем, были просто поражены, узнав, что Диана там работает. А это уже что-то да значит.
Он женат и имеет двух детей. Двенадцатилетнего мальчика и десятилетнюю девочку, — сообщила миссис Брекли.
— Тогда все хорошо. Или ты считаешь, что нет? — спросил он.
— Не будь смешным, Гарольд, Он почти вдвое старше ее.
— И в самом деле, — согласился он. — Но о чем это мы говорим?
— Именно о том, что ей сейчас там нравится. Но из того, что она рассказывает, я делаю вывод: это не то место, где такая привлекательная девушка, как Диана, должна запрятать себя надолго. Именно о ее будущем и следует подумать.
Мистер Брекли снова промолчал. Он не мог понять, то ли это решение Дианы найти общий язык с матерью ввело на самом деле последнюю в заблуждение, то ли женское представление, что каждая дочь является чем-то вроде конвейерной куклы, осталось просто непоколебимым.
Тем временем Диана осела в Дарре. Френсис Саксовер, не заметив у нее никаких признаков стадного инстинкта, вздохнул с облегчением. Одним словом, в ней было какое-то сдерживающее начало — словно прочно поставленное ограждение; замаскированное так искусно, что оно могло в одинаковой мере быть и декорацией и неотъемлемой деталью всего пейзажа.
— С нами, однако не одна из нас, — заметил про нее Остин Дейли под конец ее двухмесячного пребывания в Дарре. — В этой девушке есть что-то большее, нежели то, что проявляется внешне. Она имеет привычку смеяться не тогда, когда это надо, Рано или поздно она себя еще покажет.
Однажды утром, уже почти после восьмимесячного пребывания Дианы в Дарре, дверь в комнату, где она работала, резко отворилась. Подняв голову от микроскопа она увидела, что в дверях стоит Френсис Саксовер с тарелочкой в руке.
— Мисс Брекли, — начал он недовольно, — мне говорили, что вы проводите опыт с кошкой Фелицей во время ее ночной деятельности. Если в этом и в самом деле есть нужда — хоть я и сомневаюсь, ибо она даже и не коснулась вашего угощения, — то, будьте добры, в будущем ставьте тарелку не там, где ходят люди. Это уже в третий раз я спотыкаюсь, пытаясь обойти тарелку.
— О, извините, доктор Саксовер, — смутилась Диана. — Я, конечно, помню, что ее надо убрать. Кошка обычно выпивает молоко. Возможно, это буря, разыгравшаяся прошлой ночью испугала ее.
Диана взяла тарелку с молоком у него из рук и понесла, чтобы поставить ее на стол.
Я, понятное дело, буду следить, что-бы… — Диана поставила тарелку и начала внимательно разглядывать жидкость.
За ночь почти все молоко скисло, кроме небольшого пятна примерно с полдюйма диаметром, которое сконцентрировалось вокруг темного ядра. Казалось, что в этом молоко не прокисло.
— Странно, — заметила она.
Френсис тоже, заинтересовавшись, взглянул на тарелочку, а затем присмотрелся внимательнее.
— С чем вы работали вчера перед тем, как налить молоко? — спросил он.
— С новой партией лишайников. От Макдональда. Ими я занималась почти целый день, — ответила она.
Френсис нашел чистое предметное стеклышко, выловил пятно и поместил его на стекло.
— Вы можете определить, что это такое? — спросил он.
Диана положила стекло под микроскоп. И какое-то время Френсис рассматривал переплетения серо-зеленых листочков.
— Это из той партии, — сказала она, показывая на кучу сухих веточек, по краям которых виднелись желтые пятнышки. — Пока что я назвала этот лишайник «Лихенис Тертиус Монголенсис Секундус Макдональди».
— Неужели? — удивился Френсис.
— Знаете, — сказала она, оправдываясь, — это не так просто. Почти все лишайники так или иначе являются «имперфекти», а это уже третий такой, который я добыла из партии Макдональда.
— Ну хорошо, но мы должны помнить, что название это временное, — сказал Френсис.
— Антибиотик, как вы считаете? — спросила Диана, всматриваясь еще раз в пятно.
— Возможно. Немало видов лишайников имеют особенности антибиотиков, так что подобное вполне возможно. Сто против одного, что это не полезный антибиотик. Но все же не стоит упускать возможности удостовериться в обратном. Я заберу его и проверю, после чего дам вам знать.
…Он взял пустую колбу и наполнил ее лишайником, кипой сваленным на полу под покрывалом. Потом повернулся, собираясь покинуть лабораторию. Но не успел он дойти до двери, как голос Дианы остановил его. — Доктор Саксовер, как сегодня чувствует себя миссис Саксовер? — спросила она.
Он оглянулся и ей показалось, что перед ней совсем другой человек — словно кто-то сорвал с его лица маску, обнажив скрывавшееся под ней отчаяние.
— В больнице сказали, что сегодня утром она была довольно бодрой. Надеюсь, что это правда. К сожалению, это все, что они могут сказать. Она же ничего не знает, вы понимаете? Она все еще уверена, что операция прошла удачно. Я думаю, что так и лучше.
И он вышел, прежде чем Диана успела что-нибудь сказать.
Каролина Саксовер умерла несколько дней спустя. Френсис ходил словно в трансе. Приехала его овдовевшая сестра Ирен и взяла на себя часть домашних забот. Френсис почти не замечал сестру. Она попыталась уговорить его уехать на какое-то время. Однако он не согласился и на протяжении нескольких недель слонялся по дому как тень, казалось, тело его было здесь, а душа словно в другом месте. Затем он внезапно заперся в своей лаборатории. Сестра посылала ему туда еду, но он часто даже не касался ее. Он почти не выходил на протяжении нескольких дней, а его постель стояла нетронутой.
Остин Дейли, который чуть ли не силой вломился в лабораторию, рассказал, что Френсис работает, как безумный, причем над несколькими проблемами одновременно, и предположил, что это может закончиться нервным расстройством.
В тех редких случаях, когда Френсис появлялся за столом, он казался таким отчужденным и сдержанным, что дети даже пугались его. Как-то после обеда Диана натолкнулась на горько плачущую Зефани. Она попыталась успокоить девочку, а затем забрала ее в лабораторию и разрешила поиграть микроскопом. На следующий день, а это была суббота, она взяла ее с собой на прогулку.
Тем временем Остин прилагал все усилия, чтобы жизнь в Дарре не останавливалась. К счастью, он был в курсе нескольких проектов Френсиса, и смог развернуть работу над ними. Изредка ему удавалось заставить Френсиса подписать тот или иной документ. И все же, несмотря на все его усилия, в Дарре появились признаки упадка, персонал начал беспокоиться.
Но Френсис не сломался. Его очевидно, спасло от этого воспаление легких. Он перенес его достаточно тяжело, но, когда понемногу начал поправляться, оказалось, что он уже преодолел свою душевную травму и постепенно возвращается в нормальное состояние.
Однако это его нормальное состояние было уже несколько другим.
— Папа стал спокойнее, чем был всегда, — рассказывала Диане Зефани, — какой-то ласковый. Порой это доводит меня до слез.
— Он очень, очень любил твою маму и, наверное, почувствовал себя страшно одиноким без нее, — сказала Диана.
— Да, — согласилась Зефани, — теперь он начал говорить о ней, а это куда лучше. Он любит рассказывать о маме, несмотря на то, что это причиняет ему боль. Зато очень много времени проводит просто так, сидя и обдумывая что-то, и тогда совсем не грустный. Кажется, что он постоянно занят какими-то вычислениями.
— Допускаю, что именно этим он и занят, — сказала ей Диана, — Ты не представляешь, сколько нужно расчетов, чтобы работал Дарр. А дела были немного подзапущены за время его болезни. Так что он именно об этом и думает, чтобы все вошло в норму.