Страница 17 из 26
Все указанные работы были засекречены, но однажды, будучи в Берлине, в дружеской компании Якоби показал чертежи своего аппарата, на что, разумеется, не имел права. Этой утечкой информации незамедлительно воспользовался инженер В. Сименс. Внеся в конструкцию Якоби некоторые изменения, В. Сименс совместно с механиком И. Гальске организовал серийное производство подобных аппаратов. Так началась деятельность знаменитой электротехнической фирмы «Сименс и Гальске», которая быстро захватила в свои руки все европейские подобные учреждения, в том числе и в России. Позже Якоби не раз с горечью говорил, что изобретение, сделанное им, как это часто бывает, обогатило не его, а людей, не причастных к изобретению.
Много сил отдал Якоби военному делу.
«Наша система подводных мин, – писал он в 1847 году, – и найденные нами средства, ручавшиеся нам за действительность их, совершенно неизвестны заграничным правительствам».
Это действительно было так.
К началу Крымской войны в особой «гальванической» команде хорошую подготовку по электроминному делу, разработанному Якоби, получили многие русские офицеры, матросы и солдаты. До этого вместе с Якоби они участвовали в реальных испытаниях подводных мин, которые проводились почти ежегодно в Петербурге на Большой Невке, у Петропавловской крепости и в районе Ревеля.
В 1847 году большие показательные испытания действия подводных мин были проведены в районе между Кронштадтом и Ораниенбаумом в присутствии императора Николая I и всех высших военных чинов.
Сперва демонстрировалось действие незаряженных мин, соединенных с гальванической батареей, установленной на берегу, и, в свою очередь, соединенной с телеграфным аппаратом. Когда с минами сталкивалось гребное судно, управляемое матросами, срабатывал запал, гальваническая цепь замыкалась и на телеграфном аппарате звонил колокольчик. Затем были проведены опыты с боевыми минами, имевшими пороховой заряд, – но при разомкнутой цепи. Необходимо было показать, что свои суда могут проходить над минами, не подвергаясь опасности. И, наконец, проведена была самая ответственная часть испытаний. Цепь, соединявшая батарею с боевыми минами, замыкалась, корабль, проходя над миной, задевал ее, – срабатывал запал, происходил взрыв.
Во время Крымской войны по предложенной Якоби системе был минирован Кронштадский рейд, что не позволило английским и французским кораблям подойти к Петербургу.
Якоби беспокоила судьба Севастополя.
Он сделал все, чтобы помочь осажденному городу.
Он добился того, чтобы военное начальство отправило все необходимое для минирования Севастопольского рейда: наилучший охотничий порох, минные бочки деревянные и металлические, специальные проводники, соединительные приборы, гальванические батареи и запалы. Однако князь А. С. Меншиков, командовавший обороной, отказался от минирования рейда. В феврале 1853 года князь Меншиков был отстранен от командования, но время было упущено, мины Якоби не успели защитить город.
За год до смерти, Якоби писал в своей автобиографии:
«…Работы мои были направлены в смысле применения силы гальванизма к военному делу. Начало моих работ по этому предмету совпадает с началом 1840 года. Следовательно, Россия обратила внимание на эту столь существенную в настоящее время отрасль военного производства почти тридцатью годами раньше других государств, которые теперь пользуются плодами сделанных в этом отношении успехов и усовершенствований.
Изобретенные мною и усовершенствованные мины (торпедо) едва ли в сущности уступают новейшим торпедо других государств, несмотря на приложенные в этих странах усиленные старания к усовершенствованию упомянутого снаряда, которым Россия первым владела задолго до того, как подобное средство военной обороны стало известно за границей. Будучи употреблены впервые на войне при обороне Кронштадта, русские торпедо моей конструкции представляли, как известно, серьезное препятствие нападению со стороны англо-французского флота».
Якоби был членом тринадцати зарубежных научных обществ, почетным доктором и профессором многих отечественных и зарубежных университетов, членом-корреспондентом нескольких иностранных академий. Среди его близких друзей и научных корреспондентов были А. Беккерель, К. М. Бэр, Я. Берцелиус, Ф. П. Литке, М. Фарадей, В. Я. Струве, А. Н. Лодыгин, Н. Н. Зинин, М. В. Остроградский, А. Гумбольдт. Он работал с Менделеевым, Петрушевским, Хвольсоном, Яблочковым, Ленцем, Слугиновым.
«Я черпал из науки только то, что ведет или обещает повести к практическим результатам, – писал Якоби, вспоминая пройденный путь. – Я поставил себе задачу примирить науку и технику, стереть несправедливую разницу, которую установили между теорией и практикой».
Это ему, несомненно, удалось.
Умер Якоби 3 марта 1874 года в Петербурге от сердечного приступа, – вполне счастливый, достойный, сумевший выразить себя человек, из Морица вдруг превратившийся в Бориса, и никогда этого не стеснявшийся, а наоборот, гордившийся этим.
Николай Иванович Пирогов
Хирург, анатом.
Родился 13 ноября 1810 года в Москве в семье казначейского чиновника.
Первоначальное образование получил дома, затем занимался в закрытом частном пансионе Кряжева. Судя по аттестату, полученному по окончанию, обучался он в пансионе «…Катехизису, Изъяснению литургии, Священной истории, Российской грамматике, Риторике, Латинскому, Немецкому, Французскому языкам, Арифметике, Алгебре, Геометрии, Истории всеобщей и российской, Географии, Рисованию и Танцеванию с отличным старанием при благонравном поведении».
В 1824 году по совету старого друга дома терапевта Е. О. Мухина, Пирогов поступил в Московский университет на медицинский факультет. Ему шел тогда только пятнадцатый год; пришлось приписать два года, – только таким образом Пирогов попал в университет.
Годы учебы оказались нелегкими: отец умер, семья бедствовала – у Пирогова было двенадцать братьев и сестер.
Были и свои, чисто специфические трудности.
В те годы в России приготовление анатомических препаратов запрещалось как богопротивное дело. Публично раздавались требования прекратить «мерзкое и богопротивное употребление человека, созданного по образу и подобию Творца, на анатомические препараты». В Казани однажды дело дошло до скандала. Там предали земле весь анатомический кабинет университета, для чего специально были заказаны гробы и отслужена панихида. Преподавание медицины в университете велось не на трупах, а на специальных платках, подергиванием за края которых изображалось действие мышц. Все-таки Пирогов, как и многие его товарищи, при любом удобном случае старался поработать с настоящими препаратами, даже иногда добываемыми негласно.
По окончании университета Пирогов был отправлен в Дерпт (Юрьев) для подготовки к профессорскому званию.
В Дерпте он занимался анатомией и хирургией под руководством опытного профессора И. Ф. Мойера. Под его руководством в 1832 году Пирогов защитил докторскую диссертацию «Является ли перевязка брюшной аорты при аневризме паховой области легко выполнимым и безопасным вмешательством?» В этой работе он разрешил ряд принципиально важных вопросов, касавшихся не столько самой техники перевязки аорты, сколько выяснения реакций на это вмешательство как со стороны сосудистой системы, так и всего организма в целом. Полученными данными Пирогов опроверг распространенные тогда представления о причинах смерти при этой операции.
В 1833 году Пирогов выехал в заграничную командировку, – для совершенствования в хирургическом искусстве.
«Лангенбек, – вспоминал он позже одного из своих берлинских наставников, – научил меня не держать ножа полной рукой, кулаком, не давить на него, а тянуть как смычок, по разрезываемой ткани. И я строго соблюдал это правило во все времена моей хирургической практики».
Надо заметить, что операции, на которые сейчас уходят порой часы, в то время тянулись не долее двух-трех минут. То есть они занимали ровно столько времени, сколько мог терпеть боль пациент, ведь тогда еще не применялись ни наркоз, ни местное обезболивание.