Страница 48 из 51
Первое. Интеллигенция у нас всегда против власти. Интеллигент не дает себе даже труда подумать, хороши или плохи те или иные государственные меры, он сразу же воспринимает их в штыки. Поддерживать власть хоть в чем–нибудь считается среди интеллигенции настолько дурным тоном, что это неизбежно приводит к бойкоту со стороны своих, к «исключению из хорошего общества». Заискивать и раболепствовать отнюдь не грех, но надо обязательно держать фигу в кармане и предъявлять эту фигу в своём узком кругу по первому требованию. То есть пахать на власть интеллигенту можно, но нельзя делать это искренне, это уже не интеллигентно.
Второе. Сама суть интеллигенции со временем приобрела разрушительный характер. В идеологическом пространстве интеллигенция может только разрушать, созидать она не может. Февральскую революцию фактически совершила интеллигенция. Для революции у нас не было ни каких предпосылок, кроме одной, но решающей — непрерывное интеллигентское нытьё про ужасы царизма, прогнивший строй, попрание свободы и так далее. Вечное интеллигентское недовольство существующим положением, ни как не затронув Россию, полностью затопило столицы и подточило, ослабило власть, во многом — изнутри. Во власти начал преобладать интеллигентский элемент, то есть элемент хронически враждебный любой власти, и это была уже не власть, её можно было ногтем сковырнуть.
Интеллигенция привыкла вариться в собственном соку, она ни когда и ни чего вокруг себя не видела, кроме себя самой. И вот они вдруг неожиданно уверовали в то, что Россия жаждет перемен и по–старому жить уже не может, при том, что Россия об этом даже не подозревала, но власть делается в столицах. Глядя в лица друг другу, интеллигенты совершенно уже не сомневались в том, что революция неизбежна, ну вот она и совершилась. Сильная власть просто вытерла бы эту слякоть влажной тряпкой, но в том–то вся была и беда, что сама власть носила характер уже интеллигентский. Главнокомандующие стали главноуговаривающими. Интеллигенция одной только жалкой болтовней уничтожила Россию.
Теперь надо было созидать, и вот тут в полной мере проявилась хроническая импотенция интеллигенции. Управлять страной и удерживать власть интеллигенция была принципиально не способна. Одной только демагогии да красных бантов было недостаточно для того, чтобы править.
Свержением царизма большевики были полностью обязаны интеллигенции, и сама интеллигенция очень даже симпатизировала большевикам, как элементу деструктивному и разрушительному, но даже самые образованные и интеллектуально развитые большевики совершенно не были по натуре своей интеллигентами, потому что это были люди действия. Взяв власть, большевики поблагодарили интеллигенцию за оказанные услуги и уничтожили её. Теперь им надо было уже не разрушать, а созидать, к чему интеллигенция была совсем не приспособлена. Разрушив царизм, она и большевизм начала бы разрушать, но большевики сделали все необходимые выводы и стерли эту слякоть мокрой тряпкой.
Ленин, человек тотального прагматизма, назвал интеллигенцию «говно нации». Вечный интеллигентский скулеж, неспособность ни к какому действию, хронический паралич воли, естественно не могли вызвать у обер–большевика ни чего, кроме отвращения. Сам он интеллигентом ни когда не был, и в этом была его сила. Весьма характерно то, что когда прогнали коммунистов, интеллигенты стали главными защитниками памятников Ленину, называя любое посягательство на них варварством и вандализмом. О, как это интеллигентно! Им ведь всё равно, против чего протестовать — против установки памятников Ленину, или против их сноса. Думаю, Владимир Ильич даже из ада удостоил своих защитников презрительной усмешки.
Итак, интеллигенция наша есть группа антинациональная, всегда и всем недовольная, ни на что, кроме болтовни, не способная и чрезвычайно самовлюбленная. Принадлежность к интеллигенции у нас десятилетиями принято было воспринимать, как большую честь. Характерно, что в последние годы люди умственного труда всё чаще говорят про себя: «Я не интеллигент, я интеллектуал», всё лучше осознавая, что принадлежность к слезливой, ноющей, ни на что не способной слякоти позорна, а не почетна.
Феномен интеллигенции таит в себе удивительный парадокс. С одной стороны, это самая нерусская часть русского народа, группа в русской среде изолированная и противостоящая всему, что дорого русским людям. Но с другой стороны, явление, возникшее только в России и не встречающееся больше ни где в мире, приходится признать чисто русским. Да, это так и есть — интеллигенция — явление чисто русское, но не как «совесть нации», а как «говно нации». У каждого народа есть свои недостатки, свои пороки, свои слабые стороны, а у русских вот значит интеллигенция.
Интеллигенция — это русские наоборот, но для современных русскоязычных либералов интеллигенты всё же слишком русские, опирающиеся на слабую и короткую, максимум — трехвековую, но всё же русскую традицию. Поэтому современные наши либералы не сильно настаивают на своей принадлежности к интеллигенции, запустив в оборот новый аналог этого понятия — креативный класс. От «интеллигенции» всё же сильно отдает беспомощными слезами русских поэтов, а «креативный класс» поблескивает американским глянцем. «Креативный класс» — это бодро, это современно, это уже совсем и окончательно не по–русски.
Кажется, «старая русская интеллигенция» заканчивает свой век. Она ни кому уже не нужна. Ни русским патриотам, ни американизированным либералам. «Воплощенной укоризною стоять перед Отчизной» больше не хочет ни кто.
Путь Путина
Помню, как впервые увидел его по телевизору. Не пойми откуда взявшийся новый директор ФСБ был невыразительным, блеклым, вообще никаким. Он даже удручающего впечатления не производил, он не производил вообще ни какого впечатления. Ельцин заявил, что этого человека он хотел бы видеть своим преемником, это заставляло сделать вывод о том, что старый алкаш уже окончательно пропил мозги. Было совершенно очевидно, что в России не может быть такого уж совсем–то блеклого президента. И то, что Путин подтвердил: да, разумеется, если ему оказано доверие, он будет выдвигать свою кандидатуру, не вызвало ни чего, кроме презрительной усмешки. Неужели этот странный маленький человечек думает, что у него есть хоть один шанс стать президентом? Как же он наивен.
Прошла пара–тройка месяцев и я (вместе со всей страной!) уже не сомневался, что президентом может быть только Путин и ни кто иной. Без вариантов.
Как же им удалось меня загипнотизировать? Я вообще не гипнабельный. Об этом сказал мне профессиональный гипнотизер, на моих глазах загипнотизировавший десяток человек, а меня — не сумевший. Над жалкими и убогими потугами наших политтехнологов мне всегда было смешно, я слишком хорошо знаю, как это делается. Я сам это делал. И всё–таки мое отношение к Путину в минимальный срок развернулось на 180 градусов. Почему?
Сыграли роль два фактора: данность и личность.
Русский человек воспринимает власть, как данность. Он может не любит власть, но он принимает её, как факт, как некий объективный и не зависящий от него фрагмент реальности. Вот Путин уже исполняет обязанности президента. Он уже имеет власть. Ну так пусть он её и дальше имеет. Мы приняли это, как факт. Получи и распишись. У русского человека нет внутреннего ощущения, что вот сейчас он может выбрать или не выбрать кого–то президентом. Если человек уже на самом верху, его можно только свергнуть. А это бунт. Это вообще–то страшно. Для этого нужны сверхоснования. А их у нас вроде бы нет. Ну так пусть будет Путин.
Второе — личность Путина вдруг неожиданно раскрылась. Оказалось, что у этого человека очень острый ум и бездна личного обаяния. Путин — классический оперативник спецслужбы. Сначала он кажется блеклым и невыразительным. Он таким и должен быть. Умение сливаться с толпой, ничем не выделяясь, ничем не привлекая к себе внимания — это профессиональный навык, а не свойство личности, не признак внутренней бессодержательности. Вот дело доходит до вербовки, то есть индивидуального контакта, и вы видите перед собой совсем другого человека. Классный мужик, думаете вы, вот так бы часами сидел и болтал с ним обо всем на свете. Какой разносторонний человек, как с ним легко, как он деликатен, а какой он простой, и с каким уважением он ко мне относится. Я ему очень интересен, и он, конечно, тоже очень интересен мне. Короче, вы уже завербованы. Вот так Путин и завербовал нас всех.