Случайная судьба

Ее отец больше молчал. Он держался довольно спокойно, предоставив своему адвокату обсуждать дело с Сюзан Макдермотт — примерно так и представляла это себе Кэсси. Адвокат Андерсона рассуждал о тех неизбежных неприятностях, которые повлечет огласка подобного дела, о той боли, которую она может причинить. Он был решительно против — в особенности, по его словам, потому, что речь тут шла о ребенке.

О ребенке? То есть о Тее?! Тут уж Поппи решительно не в состоянии была смолчать.

— Честно говоря, странно, что вы вообще сочли возможным привести ребенка сюда. Я бы нисколько не удивилась, если бы вы решили оградить ее от всего этого.

Ответил ей Андерсон. Его слова прозвучали хоть и спокойно, но твердо.

— У моей дочери уже сложилось собственное мнение по этому вопросу. Она с самого начала следила за расследованием по газетам. И она сама захотела прийти сюда.

— Ей уже известно, кто ее биологические родители?

— Ей известно, что ее удочерили сразу после рождения, — коротко ответил Андерсон. — Я лично до недавнего времени и понятия не имел, что ей известно о том, кто ее мать.

Tea, покосившись на отца, виновато понурилась, и Поппи вдруг страшно захотелось спросить, что он имел в виду. Впрочем, какая разница, откуда Tea узнала о Хизер. Гораздо важнее сейчас было другое — судя по ее виду, непохоже, чтобы для девочки это стало таким уж ударом.

— У Хизер на этот счет тоже есть свое мнение. — Глядя Тее в глаза, Поппи говорила так, словно в комнате не было никого кроме них двоих. — Она бы никогда в жизни не призналась, что у нее есть ребенок, поскольку ей ненавистна была сама мысль о том, чтобы впутывать тебя в эту историю. Если бы не один человек, мы бы до сих пор не знали даже твоего имени — поскольку она сама его не знала. Считала, что не имеет на это права, раз отказалась от тебя сразу после рождения. Ей было известно только, что ты обрела родителей, которые тебя любят, и она была благодарна им за это. Она приехала в Лейк-Генри, не взяв из прошлой жизни ничего, кроме рюкзака, где было только письмо от адвоката, занимавшегося в свое время твоим усыновлением. И еще вот этого. — Поппи вытащила из сумки крохотную бирку, которую каждый новорожденный получает при рождении, и через стол протянула его Тее.

— Не думаю, что это правильно! — взвился адвокат Андерсона — и тут же замолк с открытым ртом, потому что Tea протянула руку и быстро схватила бирку.

Слава тебе, Господи!

«Молодец!» — едва не крикнула Поппи. Потому что если человеку нельзя увидеть первую вещь, которую он получает, едва вступив в этот мир, то что же тогда считать правильным? Естественно, адвокату Андерсона очень не хотелось, чтобы Tea видела ее — ведь тогда девочка, вполне возможно, почувствовав связь с матерью, могла бы настоять на том, чтобы установить их родство. Именно на это и рассчитывала Поппи, когда клала в сумочку бирку.

Tea впилась в нее взглядом.

Адвокат, увидев, что момент упущен, вернулся к тому, о чем уже говорилось раньше.

— Главный вопрос — это время. Давайте говорить начистоту. Все мы понимаем, что на каком-то этапе нам так или иначе придется привести Алтею в суд. Но еще до этого мы должны быть полностью уверены, что ей не будет нанесен никакой ущерб.

Сюзан Макдермотт вновь указала на то, что в этом деле вопрос времени имеет первостепенное значение, и адвокаты снова принялись препираться. Когда выяснилось, что ни одна из сторон не намерена уступать, Сюзан предложила сделать небольшой перерыв.

Разъяренная Поппи выкатилась из зала и двинулась к дамскому туалету. Но не успела она открыть кран, как дверь у нее за спиной слабо скрипнула, и, обернувшись, она увидела Тею. Оглядевшись, девочка плотно прикрыла за собой дверь.

В ее огромных глазах Поппи прочла откровенное любопытство.

— Скажите… она красивая? — прошептала она.

Поппи кивнула.

— Очень. Погоди-ка. — Ополоснув и насухо вытерев руки, она порылась в сумочке и протянула девочке пачку снимков. Это были как раз те, что сделал Гриффин, когда они были в Миннеаполисе. Выражение лица Теи, когда она жадно вглядывалась в них, уже говорило о многом.

— Я видела ее фотоснимки в газете, — пробормотала она. — Но это не одно и то же. Здесь она выглядит счастливой.

— У нее и в самом деле была счастливая жизнь. Она замечательный человек, Tea. Одна из тех, в ком прекрасно все — и душа и тело. И она скорее бы умерла, чем причинила бы тебе боль. Если начистоту, ей вообще неизвестно, что я здесь.

— Тогда почему вы приехали?

— Она моя лучшая подруга. Было время, когда я, оказавшись в этом кресле, готова была сдаться. Но она не позволила мне этого.

— А что случилось?

— Авария. Снегоход перевернулся.

— Она была с вами, когда это произошло?

— Нет. Но примчалась почти сразу же.

— Вы сказали, что она даже не знает, как меня зовут. А она хотела бы узнать?

Зная Хизер не хуже самой себя, Поппи не сомневалась ни минуты.

— Хотела бы, только понимала, что это глупо. Отказаться от тебя и без того было очень тяжело. Это едва не разорвало ей сердце. А узнай она, как тебя зовут, ей пришлось бы пройти через это снова. Ты бы стала реальной, понимаешь, девочка? Потом ей захотелось бы увидеть тебя, стать частью твоей жизни. Но ведь у тебя к этому времени уже была своя собственная жизнь. И Хизер считала, что вмешиваться в нее она просто не имеет права.

— А ей известно, что моя мать умерла?

— Нет.

— Я отыскала документы об удочерении в ящике маминого стола после ее смерти, — прошептала Алтея, сразу превратившись в растерянную четырнадцатилетнюю девочку, которой она, в сущности, и была. — Они мне были ни для чего, мне просто хотелось знать, понимаете? Ну вот, а потом… я подумала, что папа расстроится, и не стала ему говорить. Только на этой неделе призналась, что все знаю. Но мне известно, что он тоже следил за этим делом по газетам, и мне вдруг захотелось, чтобы он знал, что я тоже все знаю.

— В каком ты классе?

— В девятом. Хожу в частную школу.

«В девятый класс? Это в четырнадцать лет? Что-то рановато», — прикинула Поппи.

— Держу пари, ты очень умная, — улыбнулась она.

— А Хизер… Чем она занимается?

— Она из тех, кого называют рукастыми: замечательно готовит, шьет, вяжет. Еще из нее мог бы получиться великолепный дизайнер интерьеров.

— А вот у меня с этим не очень. А какой у нее был любимый предмет в школе?

— Ну, я ведь не знала ее, когда она училась в школе, но она очень ловко управляется с компьютером, занимается бухгалтерией, счетами и всем прочим, так что, думаю, с математикой у нее всегда было в порядке.

— И у меня тоже! — обрадовалась Tea. Потом вдруг нахмурилась. — Моя мама умерла от рака. А у Хизер ничего такого нет?

— Нет, нет, что ты! Она, правда, часто простуживается, но это и все.

— И я тоже. Нет, это просто невероятно! А вот мой папа никогда не простуживается.

— Мне он понравился. Похоже, он славный человек.

— Так оно и есть! — с жаром подтвердила Tea. — Папочка просто чудо. Это ведь он позволил мне прийти сюда. И даже специально попросил перенести встречу на час раньше, чтобы я могла успеть в перерыв на обед. Другие родители на его месте ни за что бы не позволили, верно? А я читала о вашем городе в газетах. Это просто невероятно!

— Да, нам изрядно досталось в последнее время. Эта снежная буря может сорвать нам сезон.

— Сезон?

— Сезон, когда из кленового сока варят сироп. Любишь кленовый сироп?

Tea, не ответив, разглядывала фотографию, где были сняты Мика и Хизер.

— Это и есть его бизнес?

— Да. И ее тоже. В этом деле она, так сказать, его муза.

Tea прислонилась к раковине с таким видом, что было ясно — она не намерена прерывать столь интересный разговор.

— Расскажите мне о ней. Как проходит, например, ее день? Когда она встает, что ест на завтрак, что потом делает…

Снова скрипнула дверь, и показалось лицо Сюзан.