Страница 35 из 62
Все кончилось после того, как Ити написал резкое письмо Бен-Гуриону.
Ити: «Найденные мною документы неопровержимо свидетельствуют о том, что Старик все знал и о деле Тубянского и об Амстере. Отец лишь выполнял его распоряжения. Отец так упорно занимался делом Абы Хуши лишь потому, что этого хотел Бен-Гурион, которого тревожила растущая популярность хайфского лидера».
Прошло много лет. Целые десятилетия. Ити не опубликовал ни одного документа из старого портфеля. К чему ворошить былое? И вообще, кто нуждается в истине? И, самое главное, Ити чувствовал, что отец не желал бы ни нового ажиотажа вокруг своего имени, ни политического скандала.
Ити: «Мне плевать на историю. Я знаю настоящего Исера Беери, своего отца. Этого достаточно».
ДАМАСК НЕ ОТВЕЧАЕТ
Сирийская военная разведка неожиданно обнаружила в Дамаске странный радиопередатчик. Он передавал шифровки. Ни один западный разведчик в Сирии не пользовался радиосвязью. В этом не было необходимости, поскольку передатчики легально имели все посольства.
Значит, в столице Сирии действовал израильский агент. Сигналы его слабого передатчика шли только в одну сторону, следовательно, инструкции он получал через открытый эфир, ловя их обычным радиоприемником.
Подобный способ израильская разведка практиковала уже давно. Это было очень удобно из-за небольших расстояний между Иерусалимом и некоторыми арабскими столицами.
Сирийскую секретную службу подняли на ноги. Начальник военной разведки полковник Сувейдани был потрясен, когда ему доложили, что радиосигналы таинственного передатчика посылаются из района Абу-Румена. Это означало, что резиденция шпиона находится рядом с генеральным штабом. Наглость агента взбесила полковника.
Сувейдани решил любой ценой захватить шпиона с поличным. Техники сирийской военной разведки терпеливо прочесывали дом за домом в квартале Абу-Румена. На дамасской телефонной станции специально то выключали, то включали кабель этого района. Техники лазили по крышам, проверяя размеры, конфигурацию и ориентировку радиоантенн.
Военная машина, оснащенная специальной аппаратурой, периодически появлялась на улицах Абу-Румены — каждый раз с новым номером, чтобы не спугнуть того, кого искали. Пеленгатору мешали многочисленные сигналы посольских передатчиков.
Полковник Сувейдани еще раз изумился, когда ему донесли, что слабые сигналы радиопередатчика исходят из квартиры Кемаля Амина Таабе, бизнесмена с безупречной репутацией. Правда, полковнику было известно, что Таабе ни разу не посещал мечети, но ведь это не повод для обвинения в шпионаже…
Эли Коэн отдернул занавес и тщательно осмотрел улицу. Ничего подозрительного. Ветер со щемящей злобой гонит по пустынной мостовой консервную банку. Полумесяц мечети сверкает в холодных лучах январского солнца. А это что? Тихое шуршание мотора. По улице медленно двигается белый «мерседес» с темными стеклами и сразу сворачивает за угол. Вероятно, старшие офицеры направляются в генеральный штаб.
Коэн успокоился. Можно начинать работу. Когда Коэн-Таабе принимал шифровку из Тель-Авива, сильнейший удар выбил дверь его квартиры. В спальню ворвался полковник Сувейдани.
Его взгляд упал на демаскированную аппаратуру.
— Вы захвачены с поличным, — крикнул он. — Надеюсь, у вас не хватит наглости это отрицать.
Стоявший у кровати высокий красивый человек улыбнулся полковнику с такой безмятежностью, что у того на секунду дрогнуло сердце.
— Что это за комедия, полковник? — спросил Таабе. — Вы ведь отлично знаете, кто я.
— Наглость вас не спасет, — выкрикнул полковник. — Ваше подлинное имя?
— Кемаль Амин Таабе, иммигрант из Аргентины.
— Отлично, — сказал полковник Сувейдани, наблюдая, как его люди складывают мини-аппаратуру шпиона. — Вам придется ответить на все мои вопросы позднее.
Эли Коэн посмотрел на часы. Они показывали без четверти восемь утра. На циферблате он успел разглядеть и дату: 21 января 1965 года. В этот день кончилась его жизнь. В штабе Мосада уже знают, что произошло несчастье. Но руководители израильской разведки отказываются этому верить. Снова и снова они вызывают своего лучшего агента.
Дамаск не отвечает…
В одно мгновение распространился по Дамаску слух — фантастический, неимоверный, абсурдный. Кемаль Амин Таабе — израильский шпион! Если бы сирийскому руководству сообщили, что израильским агентом является Гамаль Абдель Насер, — потрясение не было бы большим…
Как?! Элегантный, щедрый, общительный сириец, миллионер-иммигрант из Аргентины, преуспевающий коммерсант, сочетающий аналитический склад ума с дипломатическими способностями, — израильский шпион? Человек, от которого не было тайн в сирийских правительственных сферах, неоднократно выполнявший секретные поручения руководства партии БААС, друг и доверенное лицо президента Амина Хафеза — шпион?
Да ведь если бы он отказался от аргентинского гражданства, сохраненного по какой-то прихоти, то получил бы министерский портфель! Может ли такое быть?
Но доказательства убийственны. Микрофильмы, мини-передатчик, взрывчатка, шифры — все это найдено в тайнике на квартире Кемаля Амина Таабе.
Сомнения исчезли. Человек, знавший сирийские военные и политические секреты, друг министров и генералов, оказался предателем.
Шоковое потрясение сменилось яростью. Сирийские руководители велели немедленно приступить к расследованию.
Что он знал? Какие сведения успел передать врагу? Следователи получили приказ использовать все средства, включая самые жестокие пытки, чтобы сломить Таабе, развязать ему язык. Более того, президент Сирийской республики генерал Амин Хафез сам посетил узника в узкой, похожей на гроб камере.
— Свет! — властно приказал президент. Под металлической сеткой на потолке зажглась тусклая, покрытая грязью и паутиной лампочка.
Кемаль Амин Таабе поднялся с железной кровати без матраса навстречу гостю, которого недавно называл другом. Таабе все еще элегантен, несмотря на грязную рубашку и восковые круги под глазами.
Президент молча смотрел на него. Глаза Таабе ничего не выражали. Они уже умерли. А ведь когда Амин Хафез делился с ним сокровенными мыслями, в этих темных глазах светились тепло и понимание…
Час длилась беседа-допрос. И вдруг президентом овладело подозрение.
«Этот человек не араб, — подумал он с жуткой уверенностью. — Он еврей».
Когда за президентом закрылась стальная дверь и вновь погасла лампочка, ощущение гибели охватило узника.
Густая тьма лилась ему в глаза, в ноздри. Захлебываясь в ней, он жадно ловил пересохшим ртом тяжелый воздух и понимал, что уже нет ни мира, ни звезд, ни родины, ни семьи, а есть лишь мрак и смерть.
В ледяном одиночестве вел он смертельный поединок с палачами сирийской разведки. Есть вещи, которые не может вынести ни один человек.
Полковник Сувейдани своего добился. Без сознания, с вырванными ногтями кровавил Кемаль Амин Таабе пол своей камеры. А в это время полковник Сувейдани информировал президента о полученных от шпиона признаниях. Этот человек не Таабе. Вообще не араб. Он Эли Коэн, израильский еврей.
Летом 1954 года израильское руководство охватила тревога. Британская империя трещала по всем швам. Англичане готовились к уходу из Египта. Старый политический дуэлянт Уинстон Черчилль ввязывался в любую драку, если существовал хоть малейший шанс на победу. Но тогда его не было. Египетские националисты требовали вывода английских войск. Черчилля не испугало бы тявканье этих шавок, но того же добивалась английская оппозиция. Общественное мнение Великобритании также не одобряло ближневосточной политики премьер-министра. Черчилль уступил.
В Израиле не хотели мириться с таким развитием событий. Израильские лидеры считали присутствие англичан в Египте жизненно необходимым для безопасности страны. Английские войска в зоне Суэцкого канала служили, по сути, громоотводом. На них концентрировалась ненависть националистических кругов. Было ясно, что с уходом англичан острие этой ненависти обратится против Израиля. Это означало войну, а к ней Израиль не был готов. Ему нужны были еще два-три спокойных года, чтобы укрепить армию. Значит, надо было заставить англичан остаться в Египте. Но как это сделать?