Дороги богов

— Ведомо ль тебе, кто перед тобой, что ты так непочтителен? — спросила девушка, откинув на спину косу.

— Этот человек всегда был горд и отважен не в меру, — объяснила ей старуха. — Но тем не менее я рада, что он здесь, а не в рядах наших недругов… Мне, о Перуница, он приглянулся еще много лет назад, когда я увидела его впервые.

— Раз так, — девушка выпрямилась, — тогда повести ему, где он и кто мы.

— Прости, о Светлая, — нашел в себе силы заговорить Тополь, — но я ведаю, кто предо мною!

Перуница ахнула, задохнувшись от изумления, и обвела глазами собравшихся.

— Он предерзок! — с гневом и восхищением вымолвила она. — Но это мне по нраву!

Поднявшись, девушка плеснула в чеканную, отделанную серебром братину пива из бочонка на столе и двумя руками протянула ее Тополю:

— Что ж, тогда отведай, гость дорогой!

Тополь подошел на негнущихся ногах. Его со всех сторон пожирали взглядами — не пожирали, а пронзали насквозь. Простые смертные не могли так смотреть. Эти видели его насквозь, каждую его мысль, каждый миг прожитой им жизни. Здесь не было нужды называть свое имя, вести речи о роде-племени — все знали и так. И знали лучше тебя, годен ли ты на что-нибудь. Следя лишь, чтобы не дрогнули руки, он принял братину и, взглянув поверх нее на Деву Перуницу, не отрываясь, выпил все до дна.

Собравшиеся не сводили с него глаз. Рыжеволосый Фрейр единственный смотрел на него с неприкрытым жадным любопытством, и Тополь краем сознания вспомнил, что ведь род Олава Эрикссона по прозвищу Медведь идет от Ингвио, его сына. Пращур оценивал его, своего потомка. Если бы он знал еще и о Волчонке!.. Нет, пусть уж лучше не знает — мало ли, что богам придет в голову.

Крепкий хмель ударил в голову, закружил, будя молодецкое удальство. Сама Магура Перуница, дочь Перуна Сварожича, поднесла ему пива! Когда Тополь с поклоном протянул опустевшую братину девушке, страх уже прошел, и он кивнул на то место, где только что сидел красивый юноша в волчьей шкуре:

— Кто это был?

— Нари Утгардский, — послышался в спину голос Фрейра. — Сын Локи.

— Один сгубил всю его семью, — тихим басом заговорил викинг-великан рядом с троллем, — а на него самого наложил заклятье — при свете дня он бегает по лесам и горам волком и лишь ночью может оборачиваться человеком. На острове Руяне есть ведуны и волхвы, которые могли бы помочь ему в беде, но отрок сам не желает этого, пока не отомстит за родителей.

— Ведомо ли тебе, — послышался сзади голос Берегини, и Тополь вздрогнул, пробуждаясь от дум, — почто призвали мы тебя?

— Ведомо, о Светлые, — ответил Тополь и кожей почувствовал, что всем — и даже тому, похожему на тролля, — понравилось такое обращение. — Я знаю о Рагнарёке… И я принес сюда Меч Локи, без коего он не может свершиться.

С этими словами он потянулся снять с пояса ножны с мечом. Странно, но сейчас, когда пришла пора исполнить то, что от него ждали столько времени, вдруг оказалось, что расстаться с оружием проще, чем он думал. Он так его берег, так рвался к Мечу Локи, так ревновал, когда его касались чужие руки, а теперь отстегивает и не чувствует боли. Видимо, правда — оружие богов не для людей и хорошо, если люди будут это понимать. Мечом Локи самому Локи и владеть. И совесть его будет чиста — не он, а сам отвергнутый Ас-полукровка поплывет на корабле мертвецов, чтобы сразиться с Хеймдаллем Златорогим Стражем…

— Локи не может уже принять участие в Рагнарёке, — словно услышав его мысли, отчеканил Фрейр. — Больше — никогда!

Обернувшись к говорившему, Тополь с удивлением увидел, что в чуть прищуренных, страшно остановившихся глазах Фрейра светится самая настоящая скорбь.

— Но как же! — воскликнул он. — Ведь скальды поют…

— Не всегда следует верить тому, что поют скальды, — покачал головой человек за спиной Фрейра.

— Значит, что же? — Не выдержав, Тополь обернулся на собравшихся. То ли пиво, поданное Перуницей, оказалось крепче, чем он привык, то ли дело было в чем-то еще, но он не чувствовал страха перед богами. — Что же тогда должен сделать я?

— О, самую малость, — небрежно молвила Берегиня. — Всего лишь помочь нам остановить Рагнарёк!

— Неужели он так близок?

— Вовсе нет, — серьезно заговорил тролль. — Он неимоверно далек и неизвестно, произойдет ли вообще. То, что ныне асами принимается за Последнюю Битву, на самом деле всего лишь отчаянное нежелание Одина ждать конца. Он искусственно торопит гибель мира, замышляя скорее самоубийство, нежели разумное деяние. Мы же хотим остановить его и убедить не тратить силы впустую.

— Но я не вижу связи! Почему — вы? Какое дело Перуну и Свентовиду до Одина и Тора?

Викинг-великан рядом с троллем встрепенулся при этих словах, словно его окликнули по имени.

— Вообще-то никакого, — серьезно заговорил он. — Нас, тех, кого ты называешь богами, много в разных мирах и землях. Мы живем здесь и отсюда наблюдаем за вами, людьми, помогаем вам, а порой и прямо указываем, что делать. Над нами и вами один закон мироздания, которому подчиняется все живое. Наши миры связаны меж собой тьмою незримых нитей, открыты сотни Врат, соединяющих Мир богов с Миром людей. Боги испокон веков вели меж собой борьбу за умы и сердца людей, и все было хорошо. Но ныне все переменилось…

Ты слышал о Христе?.. Это был обычный бог, но у него вдруг появилось неожиданно много сторонников.

Он подчиняет себе не тела, а души, и число его почитателей множится изо дня в день. Люди бросают своих богов, добром или силой их принуждают отрекаться от них. И связи меж нами становятся все слабее, Врата между Мирами закрываются одни за другими. Наш голос все тише, тем, кто нам верен, все труднее достучаться до нас. Настанет время, когда закроются последние Врата, связь миров будет прервана. Мы окажемся разъединены. Тогда и грянет настоящий Рагнарёк — бой между богами за право жить в мире и властвовать над людьми, Единственная Последняя Битва…

Ошеломленный Тополь во все глаза смотрел на говорившего.

— Почему — Единственная? — вымолвил он.

— У нас хватит сил лишь на один удар, — спокойно, как о давно решенном, ответили ему. — Проломим стену — значит, будем жить. А не удастся — что ж… Значит, всему конец… Мы не погибнем, но люди, которые в нас верят и надеются на нас, окажутся без защиты. И в этой Битве нам понадобятся силы всех — Одина и Перуна, Аполлона и Митры, Вишну и Кетцалькоатля, ибо, пока на Земле есть хоть один человек, который верит в нас, мы не имеем права уходить, бросив Мир людей на произвол судьбы.

— Но неужели мы, люди, для вас, богов, настолько ценны?

Позади мягко скрипнуло сиденье под сильным телом. Обернувшись, Тополь встретился взглядом с поднимающимся со своего места Фрейром. Страшный, леденящий кровь в жилах взгляд вана приковал его к месту, выжал на висках и лбу пот. Он попытался шевельнуться, но не мог двинуть даже пальцем. Удушье сдавило горло и грудь.

— А как же иначе, — прозвучал мягкий, спокойный голос, и Тополь почувствовал, как сжавшие его грудь тиски начали медленно разжиматься. — Ведь вы наши дети, наши потомки прямо или косвенно… Когда-то, — он выпрямился, отвернулся, глядя в недоступную прочим даль, — я был человеком, готовился стать жрецом… Это было по вашему счету более тысячи лет назад. В те поры шла война — асы воевали с богами моего народа, называвшегося тогда ванами или венетами. Чтобы спасти свой народ, я пожертвовал собой и стал одним из богов, как и ты, ступив на Дорогу. Я обрел могущество и долголетие, но не забыл того времени, когда был обычным человеком. И когда мой единственный сын, мой Ингвио, захотел уйти к людям, я не удерживал его. Он прожил короткую простую человеческую жизнь, и от него пошел род Ильвингов, а так же те, кто называют себя Детьми Волка…

В этом месте Тополя как ударило. Ясно, словно узнал про это только вчера, вспомнил он слова матери — ее жених, с которым она провела последнюю ночь перед нападением свеев и от которого, как она надеялась, и был зачат Тополь Олав, носил имя Светан и был из рода Волка… Выходит, он тоже был Ильвингом и родичем убившему его Эрику Медведю?