Пытка любовью

- Сколько дней вы держите голодовку? - спросил он у Игоря.

- Двенадцатый пошёл, - ответил Игорь.

- Почему его здесь содержат? - обратился Азаров к дежурному прапорщику ШИЗО.

- Не знаю, товарищ майор, - ответил тот, - Голодающих через три дня отсаживают из общих камер в одиночки.

- Я только что из отпуска. Сейчас разберусь с вашим вопросом, - сказал Азаров Игорю и вышел из камеры.

Минут через десять дверь в камеру Игоря вновь открыли, и Азаров сказал, обращаясь к Игорю:

- Есть единственная пустая камера, которую подготовили к ремонту. Она на восемь мест, и в ней разбито окно, но там кажется теплее, чем здесь. Я чуть позже распоряжусь, чтобы окно застеклили. А сейчас я всё же переведу вас туда. -

В новой камере, несмотря на отсутствие куска стекла в четверть маленького окошка, Игорю показалось так тепло, что он через пять минут уже спал на одних из деревянных нар. Он спал почти целые сутки, не просыпаясь. Его, по-видимому, даже не разбудили на утреннем обходе.

Проснувшись и свесив ноги с нар, Игорь посмотрел на окно и увидел, что в него вставлен внахлёст кусок стекла, а сквозь решётку наискось бьют солнечные лучи. Справа от себя, на нарах, он с удивлением обнаружил чуть смятую сигарету, пять спичек и маленький кусочек от спичечного коробка, чтобы зажечь спичку.

- Тот зэк, кто вставлял стекло, был "со стажем", - подумал Игорь с благодарностью к неизвестному человеку.

Он подошёл к двери камеры, прислушался и, чиркая спичкой по кусочку от спичечного коробка, зажёг её, и прикурил сигарету. Стоя у двери и пуская дым в сторону вверх, чтобы дым быстрее рассеивался, он с удовольствием выкурил пол сигареты. Голова у него закружилась от дыма сигареты после первой же затяжки, и даже чуть потемнело в глазах.

Он спрятал оставшийся окурок в щель между доской нар и металлическим уголком их рамы у стены и с удовольствием умылся холодной водой под раковиной. Вытер рукавом воду с лица, и в это время в коридоре послышались звуки шагов нескольких сапог. Дверь в камеру открылась, и Игорь увидел Ваню-ваню с тремя прапорщиками. Двое из прапорщиков были прапорщики Морковские, или Братья-морковки, как прозвали их зэки, а третьего, со слащавым лицом садиста, Игорь видел впервые.

- Выходите из камеры! - сказал Ваня-ваня. Игоря завели в какую-то комнату, в которой был зэк-санитар из зоновской больнички в белом халате с большой сумкой. В сумке были видны какие-то никелированные мед. приспособления и тонкиий розовый медицинский шланг. Ещё в этой комнате был незнакомый Игорю прапорщик.

- Сейчас мы будем делать вам принудительное кормление через рот. Но если шланг не пройдёт, то будем делать кормление через задний проход. Пищевод у вас уже сжался, так что шланг, скорее всего не пройдёт, - говорил Ваня-ваня, пытаясь, как и всегда выглядеть как-то "более интеллигентней", чего у него никогда не получалось, и над чем часто надсмехались зэки.

Игоря усадили на стул, закоцали наручниками руки за спинку стула и раскрыли его рот каким-то никелированным разжимом, взятым из сумки санитара. Зэк-санитар начал засовывать медицинский шланг в горло Игорю. Через десять минут пищевод Игоря уже болел до половины груди, расцарапанный шлангом, который вновь и вновь пытался протолкнуть санитар. Он вновь вытаскивал и обтирал его, смазывал вазелином, и вновь пытался протолкнуть его до желудка Игоря. Четыре прапорщика держали Игоря за плечи и предплечья.

Когда Ваня-ваня заявил, что из-за того, что шланг не проходит, придётся кормить его через задний проход, Игорь сказал, что он этого не допустит, и лишь в связи с этим снимает голодовку. Он уже давно понял, что принудительно накормить его могли и так, лишь просунув шланг чуть-чуть в его горло. Но его специально хотели унизить в зоне кормлением через задний проход, чтобы потом можно было говорить об этом в среде заключённых.

Игорь настолько ненавидел масть опущенных, что прикоснуться к опущенному зэку было для него равным прикосновению к дерьму. Он не мог позволить столь гнусного глумления над собой, как принудительное кормление через задний проход.

Ваня-ваня бегом побежал за бумагой и ручкой в дежурную комнату, что было комично для "более-менее интеллигентного человека", и Игорь написал заявление о снятии голодовки. Ваня-ваня вырвал лист бумаги из-под рук Игоря, лишь только им была поставлена подпись под этим "заявлением". По-видимому, он боялся, что Игорь может передумать и порвать "заявление". Игоря вновь отвели в камеру, но только уже в общую.

Когда Игорь после ШИЗО увидел в мутном зеркале зоновской бани свой силуэт, сначала он не мог поверить своим глазам. Это был как бы скелет человека, где у рук и у ног были утолщения лишь в местах суставов локтей и колен. Он глянул на свои ноги и убедился, что это так, и что между его ног вверху можно спокойно просунуть две ладони рук, а кости на его груди выпирали, как у настоящего человеческого скелета.

"Да-а-а. За весь срок не отъесться теперь в этой зоне", - подумал он тогда.

Выйдя из ШИЗО, Игорь перенёс свои лагерные пожитки из одного отряда в другой отряд, куда его списали. Этот отряд работал на лагерной промзоне. В рабочем цехе, где работала бригада, в которую был зачислен Игорь, собирали какие-то простейшие металлические детали для радиозавода.

У Игоря в новом отряде не было даже знакомого Игорю лица. В первый день у него не было даже пайки хлеба, а бригадный шнырь сказал ему вечером, когда бригада пришла с работы, что хлеб на него не выдавали. Питаться Игорю было нечем. В зоновской "лавке", куда водили каждый отряд один раз в месяц, он был очень давно. Курить также было нечего. Игорь знал, что на промзоне работают вольные мастера, и решил, что, как только представится случай, поговорить с кем-нибудь из них.

Такой случай представился на следующий же день. Бригадир сказал Игорю, чтобы первый день тот посмотрел, что и как работяги делают, потому что для него ещё не было инструментов, которые поставляют лишь с завода. Игорь ходил по деревянному цеху, дверь которого была закрыта на ключ. И вдруг в довольно широком тамбуре перед дверью он увидел человека в вольной одежде, курящего сигарету, и решил испытать этот случай.

Он подошёл к вольному и вежливо заговорил с ним. Он кратко рассказал о том, что попал в трудное положение после голодовки, что был списан в этот отряд лишь вчера, и что помощи ему ждать не от кого. Он сказал вольному, что может делать своими руками многое. Что он художник, что может вырезать портреты гравюрой по дереву, и что в будущем обязательно отплатит вольному, если тот согласится принести завтра Игорю хотя бы чаю и несколько пачек дешёвых сигарет.

Вольняга, сухощавый мужчина с тёмно русыми волосами, выглядевший лет на пять старше Игоря, сказал, что он сам здесь лишь третий день, но он принесёт Игорю завтра две пачки "Примы" и чаю, сколько сможет поместиться в папку, которую он держал в руке. Вольный сказал, что сейчас он уходит, и ждёт лишь бригадира, который вышел из цеха, а дверь закрыта. Он отдал Игорю свои сигареты "Прима", которых было больше половины пачки, и спички, сказав, что себе он купит за зоной.

Игорь искренне поблагодарил его и сказал ему своё имя. Вольный сказал, что его зовут Владимиром. Они пожали друг другу руки при знакомстве. Игорь сказал ещё раз, что не обманывает тех, кому он что-либо обещает. Затем Игорь сказал, что он "уже пойдёт", чтобы у Владимира не возникло каких-либо сложностей из-за того, что тот общается с зэком, и ушёл в цех по изогнутому коридорчику.

На следующий день Владимир действительно принёс Игорю две пачки сигарет и немного чаю в целлофановом мешочке. Он сказал, что больше он пронести через КПП просто не в состоянии, но за несколько дней, он пронесёт для Игоря пачек десять сигарет. Игорь искренне поблагодарил Владимира и крепко пожал ему руку, сказав, что он теперь многим обязан Владимиру, и как только появится возможность, сделает ему что-нибудь своими руками.