Крики солнца

Она думала о бестиариях, о травниках, об алхимических руководствах и сборниках легенд, которых именно в Средневековье и именно в Европе было создано великое множество. О картах с неизвестными землями - там, где, по слухам и домыслам, живут кентавры и сатиры, ползают василиски, сражаются за изумруды люди с собачьими головами, а смола ядовитого древа анчар отравляет всё в округе. Почему тогда? Может, люди были честнее и наивнее - или просто больше верили в чудо?

Ей казалось, что и сама она очутилась в такой же Terra Incognita. В стране чудес с обнулёнными законами логики. В небывальщине.

И близость Чезаре усиливала это чувство.

- Да... Да, я не думал об этом, но, наверное, ты права, - серьёзно сказал он. Какая-то рыжая девушка с пирсингом в носу помахала ему, пробегая мимо, и он поднял руку в ответ - в рваном неаполитанском приветствии. - Данте великий поэт, но здесь его не знают.

- Не знают?

- Нет. Только общие места. Здесь ужасно необразованные люди, - он сокрушённо поморщился. - Вот в России все знают Пушкина.

Да уж... С. говорил о Пушкине с неизменным восхищением (ещё бы - написав о нём пару десятков статей) и как-то по-домашнему, словно о любимом пледе. Присаживался в своё кресло на кафедре, складывал домиком тонкие пальцы и усмехался: "Да, занятно было бы прогуляться с таким человеком, как Александр Сергеевич. Вот знаете, просто так прогуляться... По-приятельски. С Достоевским страшно, с Толстым - не по себе, с Чеховым не хотелось бы, а вот с ним... Занятно, занятно".

Занятно было его универсальным словом для выражения положительной оценки. Занятным могло стать всё - от книги или фильма до сорта сыра или человеческого характера, - но так же легко и утратить эту занятность.

У неё сжалось сердце.

- У нас тоже мало кто хорошо знает Пушкина.

В лавочке неподалёку от площади продавали местный лимонный ликёр: два стеллажа полнились жёлтыми бутылками разных размеров и форм. Бутылка-полумесяц, бутылка-скрипка, шар с позолоченной пробкой - будто объёмная модель солнца. Была и форма, заставившая её покраснеть. Что поделать: Неаполь.

Они с Чезаре бродили уже третий час - а может, четвёртый: счёт времени пресёкся. Вика, испытующе щуря глаза, допытывалась, где она пропадает каждый вечер. "А тот парень, который с тобой сегодня поздоровался в кампусе? - небрежно припечатала более проницательная Нарине. В тот момент она заплетала косу, слушая что-то готическое, и якобы хранила полную индифферентность к их разговору. - Вы с ним потом пропали куда-то". "Парень?! - Вика так подпрыгнула на стуле, что чуть не опрокинула его. По комнате заметались мерцающие огоньки журналистской алчности. - А я даже не видела! Высокий? Из Неаполя? А как зовут?"

Достаточно. Из Неаполя. Чезаре. Ничего сверхъестественного, у них просто взаимное обучение.

Что-то типа педагогической практики? Да, типа того.

Теперь, когда ей вспоминался вопрос о педпрактике, почему-то хотелось нервно смеяться.

- Недавно я прочитал "Капитанскую дочь", - по-русски сказал Чезаре. - Чудесная книга.

- "Дочку", - машинально поправила она, провожая взглядом парня, с отрешённым лицом катившего на светящемся самокате. В полумраке и толкотне толпы казалось, что он просто плывёт по воздуху. - "Капитанскую дочку". Да, я тоже люблю её.

Другие вещи Пушкина - "Маленькие трагедии", например, или "Евгений Онегин" (читая впервые, жалела Ленского: по какому небесному сценарию поэта всегда убивают?..) - нравились ей куда больше, но она решила не усложнять Чезаре жизнь.

- Главный герой - настоящий мужчина. Военный, - Чезаре вздохнул. - Не то что мы здесь. Это впечатляет.

"Богатыри - не мы". Думая об офицерских погонах Т., она невольно засомневалась: так ли уж прекрасен этот восторг перед русской армией?..

- Необязательно быть военным, чтобы быть настоящим мужчиной.

- Да, правда. Но он взял на себя долг и исполнял его. Защищал свою честь и жизнь любимой, свою страну, - голос Чезаре смягчился. - По-моему, это правильно.

Облака в небе были похожи на фрагменты витража: розовые, жёлтые, зеленоватые. Никогда до Неаполя она не видела таких пёстрых закатов. И не слышала, чтобы такие вещи говорились всерьёз и искренне.

А если он искренне - то откуда он вообще взялся здесь? Из другого мира?

- И ещё мне понравился Пугачёв, - продолжал Чезаре. - Бунтовщик, но такой... человечный, не как обычно пишут исторических персонажей. И совсем не сволочь.

Чтобы не расхохотаться, она прикусила губу.

- Ты знаешь слово сволочь? Только не говори, что специально учил русские ругательства.

- Только не говори, что ты не учишь итальянские, - парировал Чезаре. Она делано возмутилась:

- Ещё чего! Ты сам меня назвал интеллигентной. Нисколько не интересуюсь такими глупостями.

- И правильно, - Чезаре кивнул, а потом наклонился к её уху и прошептал, обдавая жарким дыханием: - Потому что надо учить не итальянские, а неаполитанские. Они выразительнее.

То, что они как раз свернули на относительно безлюдную улочку, смущало ещё сильнее. Она потёрла шею и отстранилась.

- Отлично. Как только решу сменить тему диссертации и заняться неаполитанскими ругательствами, попрошу у тебя консультацию эксперта.

- Попроси, попроси, - промурлыкал Чезаре. Из-под красно-жёлтой светящейся вывески выползал запах теста, горячего сыра и ещё чего-то упоительно вредного и вкусного. Неаполь уже выработал у неё частичный иммунитет к пиццериям и закусочным на улице, но именно сейчас, как назло, предательски подводило желудок. - Хочешь пиццу? Здесь очень хорошая.

- Кофе, пицца... - пробормотала она, для порядка изобразив недовольство. - Тебе осталось только оказаться сыном мафиозного дона. Сплошные стереотипы.

Чезаре галантно открыл перед ней дверь. Он не улыбался, но в глазах чертенята плясали неаполитанскую тарантеллу.

- Стереотипы - это прекрасно! Обожаю стереотипы. Я просто их король.

- Тогда уж дон. Или дож.

- Царь, - заключил Чезаре, гордо приподняв подбородок. - Слава России!..

Пицца действительно была бессовестно, недопустимо вкусной. Она ела и удивлялась, что не чувствует привычной тошноты. По радио играла то итальянская попса с приторным содержанием, то португальская с содержанием непонятным; Чезаре морщился. В ходе беседы выяснилось, что он знаток русских хитов разной степени давности. Услышав, кто его любимый певец, она ужаснулась и даже не сразу осознала свою бестактность.

- Не переживай, все точно так же говорят, - засмеялся Чезаре, вытирая губы от томатной пасты. - Мол, как можно из всей русской музыки выбрать именно его?

А из всех русскоязычных собеседников (и собеседниц) - именно её?.. Несмотря на элегантные туфли и рубашки, со вкусом у Чезаре определённо беда.

- Тебе совсем всё у него кажется ужасным? И вот это?

Чезаре напел по-русски несколько фраз. Если игнорировать текст песни, можно было заслушаться: голос ложился на мелодию плавно и просто, как однотонная шёлковая лента. Старый скрипач, что каждый день приходит к её собору (дико, но она уже и про себя так звала то место - мой собор, мой купол; будто собственничество имеет смысл для чужака, приехавшего в страну на два месяца) - вот чья музыка навевала похожие чувства. Красиво, но грустно, говоря проще.

Грустно, но красиво.

- Это неплохо, - признала она, глядя почему-то на его манжету. Сегодня рубашка Чезаре была тёмно-фиолетовой - почти пурпур королевской мантии. Шутки шутками, а всё же есть в нём нечто царственное; имя сказывается, возможно? - И ты здорово поёшь. Учился?

У Чезаре вытянулось лицо.

- Ах, нет, зачем этому учиться? Просто вою в душе иногда.

Последняя часть, естественно, была сказана на итальянском.

- Зачем, и вправду... В Неаполе нормально уметь петь, да?

- Не уметь, а петь, - хихикнул Чезаре, слегка разбавив краски своего царственного образа. - Умеет мало кто, но все воют.