Этот мир не для нежных

– Всё, император, пора кончать этот балаган. Меня уже достало.

Фарс устало кивнул:

– Вычеркни её, Миня. Жалко, но что поделаешь?

Минотавр двинулся на Лив.

***

Снег шел всю ночь и теперь лежал толстым, воздушным слоем взбитых сливок на ещё вчера плешивой осенними ночными заморозками земле. Оливия Матвеева с удовольствием пробиралась сквозь тут же прорубленную прохожими тропинку, поскрипывая зимними ботинками по свежему насту. Так и казалось: она, словно нож, прорезает огромный торт, а по обе стороны от неё весело и сладко сверкают свежие слои крема. Она вспомнила, как в детстве обламывалась, набирая пригоршни этого безумно белого снега и запихивая его в рот. Он оказывался не тем, чем виделся. Чем она сама себе придумывала. В частности, он был совершенно не сладким. «Детство тоже было полно разочарований, – подумала Лив. – Зато сейчас не приходится обламываться. Потому что ничем не очаровываешься».

С работы в пятницу отпустили пораньше, в пакете радостно бултыхалась упаковка шоколадных конфет и парочка баночек с йогуртом, на «Сизонваре» появилась вчера новая историческая дорама, как раз вовремя, потому что жестокий, но нежный воин эпохи Чосон совершенно перестал волновать Лив. Грядущая суббота сулила вполне реальную надежду выспаться столько, сколько душе будет угодно. Единственное, что чуть-чуть портило настроение, это ноющая в лодыжке нога, которую она каким-то образом умудрилась повредить в одной из последних командировок. Усталый седовласый хирург в поликлинике сказал, то нужно сделать рентген, потому что опухоль то появлялась, то исчезала, а это, спустя месяц после происшествия, уже тревожило. « На следующей неделе, – сказала сама себе Лив, которая ужасно не любила ни болеть, ни лечиться. – Я обязательно сделаю рентген, но на следующей неделе».

Эта поездка вообще получилась не очень удачной. А вернее, неудачной совершенно. Лив свалилась с температурой, такой высокой, что смутно помнила, что там вообще происходило. В памяти мелькали то жуткий, мёртвый посёлок, то высокомерный и неприятный владелец лесосеки (она долго вспоминала, как его зовут, но так и не вспомнила), то нелепый парень с глупым именем Савва, то смутные обрывки отчёта, который она всё-таки привезла в управление. Самое же неприятное было в том, что Ирина Николаевна небрежно отложила в сторону результаты проверки и сказала: «Тут мы уже разобрались. Все в порядке, Матвеева. Иди». Начальница казалась недовольной её отчётом, даже не посмотрев на него.

Спустя три дня после командировки, когда жар спал и Лив выбралась из температурного бреда, обнаружилось эта странная боль в ноге, а на ладони – безобразный, свежий шрам от глубокого пореза. Причем она, хоть убей, не могла вспомнить, где и при каких обстоятельствах это всё случилось. Что-то тревожило её, как бы ни загоняла эту напряжённую тоску в глубину подсознания, та возвращалась снова и снова странными аритмичными и частыми сердцебиениями.

Иногда в её голове раздавался чужой голос, он нес какую-то абракадабру, словно инопланетяне сообщали Оливии Матвеевой новости о неизвестной ей планете. Сначала в голове начинало гудеть, тянуло виски, потом что-то лопалось, врывался радийный треск и шум, которые превращались в слова:

«У меня все хорошо, Оливия. Не волнуйся»

Так успокаивал её незнакомый инопланетянин, о котором она должна была почему-то волноваться.

«Я принял предложение Монахини, сейчас чрезвычайный посол на Изнанке, на официальных основаниях бьюсь за въезд диморфов на Ириду и возможность увеличения их жизни. Но мне так жаль, что мы...».

Вот такие новости сообщал ей странный голос, который, слава богу, прерывался помехами, и быстро оставлял девушку в покое.

– Ещё мне нужно успокоительное, – сказала сама себе Лив, и шурша пакетом, приложила чип к кнопке домофона. Очень не вовремя, впрочем, как всегда, раздался звонок мобильника. В тусклом свете лестничной клетки девушка достала телефон:

– Да, мам... Привет. У меня? Всё в порядке. Нет, мам, я не буду регистрироваться на этом сайте, и зарабатывать бешеные деньги просмотрами роликов. Да, я тебе говорила. Назови мне двух человек, которые разбогатели таким образом, только не сетевых авторитетов, а твоих реальных знакомых, и тогда я скажу, что у этого бизнеса есть перспектива. Сейчас я остаюсь в твёрдом убеждении, что это вообще никакой не бизнес, а развод.

У Лив сбилось дыхание, подниматься по лестнице и одновременно говорить по телефону становилось все утомительнее. Шарф, заиненный морозным дыханием, оттаял и неприятно мокро елозил по подбородку. Невесомый ещё несколько минут назад пакет мешался в ладони, одновременно сжимавшей тяжелую связку ключей.

– Да, мам... Я понимаю… Бизнес-леди, не спорю. Ты уже не заработала ничего на нескольких таких проектах и со всем пылом своей недовостребованной души бросилась не заработать ещё в одну авантюру. Умоляю только, не вкладывай никуда свои деньги, а там играй, сколько тебе хочется. Да, хорошо, знаю, что ты не дура. Я люблю тебя, мама. Целую.

Лив наконец-то добралась до своей квартиры, одновременно закончив телефонный разговор. Она с облегчением выдохнула, оказавшись в темной прихожей. Смутный свет надвигающихся сумерек сочился из окна, и ей совсем не хотелось излишней иллюминации. Не разуваясь, Лив прошла в сгущающимся полусвете на кухню, брякнула пакет на обеденный стол, на ходу сняла полупальто и швырнула его на табурет. Нога ныла, Лив автоматически погладила её, словно разболевшаяся часть тела была кошкой или собакой, требующей внимания. Впереди был целый прекрасный вечер и, собственно, вся жизнь, но радость уже виновато свернулась комочком, съёжилась, медленно покидала её.

Чего-то не хватало. В какой момент появилось это странное чувство, когда Лив стало непонятно чего не хватать? Внезапно душа начинала ныть, отдаваясь обрывками сожалений о чём-то несбыточном в ноге и шраме на ладони. Лив даже не понимала, чего ей собственно хочется. Наваливалась чистая, прозрачная, звенящая тоска, подступали слезы и странная слабость, когда хотелось завалиться на кровать, отвернувшись от мира к стенке и ничего и никого не видеть. Словно Оливия Матвеева становилась слезливой истеричкой, а не правильной девушкой, умеющей держать удар. Тем более что и удара-то никакого не было, жизнь катилась по продуманной заранее колее так же, как и много лет подряд до настоящего момента.

Лив походила из угла в угол, стараясь успокоить опять бешено расколотившееся по несбыточному сердце. Она подошла к балконному окну. Сквозь плотный тюль и уже не белёсую, а вполне себе непроницаемую темноту, девушка почувствовала что-то странное. С лоджии тянуло непривычным.

Лив метнулась в коридор, на ходу накидывая командировочную курточку, дёрнула шпингалет и вывалилась на лоджию, промёрзшую ещё с утра. Сначала она не поверила своим глазам и даже протерла их кулаками на несколько раз, затем ахнула.

Лоджия была оплетена свежей зеленью. Словно маленький сад из самых смелых снов вдруг появился не иначе, как по мановению волшебной палочки, на её лоджии, где из всех щелей должно тянуть морозом, а стёкла непременно тут же были обязаны запотеть. Но ничего этого не было, а только режущая среди белоснежия наступившей зимы зелень, и пахла она свежим садом, немного влажным, словно только что наступило утро, и роса ещё не сошла с этих сочных, разлапистых листьев и изгибающихся в великолепные завитки стеблей. Набухли страстью бутоны, вот-вот готовые распуститься в невиданные, великолепные цветы.

– Боже мой, – вздохнула Лив, всё ещё не веря в реальность происходящего. Она на бессознательном автомате сунула руку в карман и нащупала картонный квадратик. Вытащила на белый свет карту, которая оказалась в кармане её командировочной куртки. И лежала там, скрытая от банды Фарса, всё это время.

– Этот мир не для нежных, – засмеялась она, помахав в наполненной летней свежестью воздухе картой. Последний ход остался за ней. Лив не помнила, когда успела взять со стола это право на ответ. Может, в самый первый раз, во время игры, а, может, когда Миня, угрожающе двинулся на неё снова. Но это было уже не важно.