Этот мир не для нежных

Всё так же, на четвереньках, Лив высунулась в полуоткрытую дверь. Сквозь слезы, от яркого дневного света тут же застлавшие глаза, перед ней слегка качался сначала только размытый силуэт. Чуть позже, уже немного привыкнув к освещению, Лив подняла голову и сначала не поверила сама себе.

– Удивлена? – Алексеич, водитель из управления, но совершенно непохожий на Алексеича, стоял перед ней. И всё в нём изменилось. Даже то, как прямо и непринужденно он держался, его осанка, манера говорить – ничего не напоминало пожилого суетливого дядюшку, который звал её «девонька» и развлекал всю дорогу байками о своих поездках с председателями колхозов. Он был полон сверхъестественного достоинства, хотя на голове у него был совершенно нелепый в своей несвоевременности колпак с бубенчиками, напоминающий старую шапку Деда Мороза, которую папа Лив надевал каждый Новый год.

– Узнала, девонька? – словно издеваясь, произнёс он.

– Алексеич? – прошептала Лив, потому что напрочь забыла то имя, которым он коротко назвал себя, появившись во время последней игры в карты у Леры.

Фальшивый шофер рассмеялся искренне и молодо:

– Нет, милая. Джокер я, – напомнил. – Это был мой ход. И, надо сказать, очень удачным он получился.

Джокер захохотал, дернувшись всем телом, а Лив, уже совсем привыкнув к белому свету, только сейчас заметила за его спиной двух юххи в черных плащах. Они крепко держали Джонга с суровыми и бесстрастными печатями на лицах. Страж, перехваченный тугими узлами, смотрел на Лив с невыразимой печалью, но не мог сказать ни слова. Джокер увидел, как она смотрит на бывшего рыцаря Шинга, хохотать перестал:

– Не бойся, девонька, – это опять прозвучало, словно он пародировал сам себя, – с ним ничего плохого не случится.

– Неужели? – получилось ехидно. Лив и сама не поняла, как у неё так здорово и кстати вышло. Просто вложила в эту фразу всё, что чувствовала сейчас. Если проигрывать, то красиво. Лив не будет плакать или строить из себя наивную дурочку. Есть третий путь, и она примет судьбу с достоинством.

– Этот мир не для нежных, так Оливия? – спросил Джокер почему-то мамиными словами.

Вопрос прозвучал чисто риторически, он явно не ждал от неё никакого ответа, а сразу коротко и непонятно произнёс:

– Твой ход. Последний. Смотри, не подведи.

Глава 10. Этот мир для тех, кто защитил свою нежность

«Джокер – это тайна и загадка, зашифрованные в дураке. Дурак — не тот, за кого он себя выдает. Это великий мистификатор, владеющий знаниями, которые скрывают от непосвященной толпы. А толпа для него – это все остальные. Если ты доверился Джокеру, то пойдёшь по дороге, свернуть с которой не удастся. Вступил на этот путь, так будь добр, чтобы ни случилось, ты вынужден его продолжать, полагаясь не на свои знания и опыт, а на интуицию и удачу. Сфера не разворачивается над Джокером. Никогда. Им руководит то, что над сферой – божественный и непостижимым умом гений, тот, что способен создать Вселенную и разрушить ее. Это единственное значение, являющее собой исключение из правил игры, а абсолютная свобода этого становления и ее потенциал содержат в себе все существующие возможности. Я боюсь Джокера. Это единственная фигура, которую я не понимаю и боюсь. И, кажется, он сам себя ужасается».

(Г.Кречетов, деревенский самородок)

Всё оставалось ровно так, как Лив помнила. Даже карты на столе, кажется, лежали в том же порядке, когда она много дней назад в ирреальной панике выбежала из комнаты. Поручиться за это Лив, конечно, не могла, но была почти уверена. Только стол был накрыт по новой. Судя по всему, её ждали. Куртка, которая слетела её с плеч тогда же, висела на одном из стульев. И они все опять были там. Всё те же.

Лив сглотнула голодную слюну, спрятала грязные липкие руки за спину и с вызовом оглядела компанию, расположившуюся вокруг стола с привычным комфортом.

Фарс – как всегда нога на ногу, тонкие длинные пальцы-птицы небрежно, с элегантной усталостью брошены на колено. Лера холодная и спокойная, волосы забраны в высокую, немного старомодную прическу, на Лив не смотрит, что-то переставляет на столе. Но девушка чувствует даже издалека резкое раздражение. Лера ненавидит Лив.

Миня, злой, насупленный, из-под капюшона видна огромная шишка на лбу, под глазом расплывается достаточно свежий синяк. Плащ – на голое тело, там, где он распахнулся небрежно, виден обнаженный могучий торс, густо поросший жесткими кудрявыми волосами. Над шишкой топорщатся, вздымая материю капюшона, рога. Нацелены куда-то в угол – бык, он и есть бык, что с него взять? А Джокер ухмыляется за её спиной. Лив не видит, но всем своим организмом чувствует, как он самодовольно, широко и белозубо ухмыляется. Не хватает только Саввы.

Лив незаметно, но внимательно осмотрела ещё раз комнату, но его точно здесь не было. «Где же?», – подумала разочарованно. Если что и утешало, когда её вели к поселку по лесу, как беглого каторжника, так это только возможность увидеть Савву. Посмотреть в его наглые глаза, и понять: он виноват или в беде?

– Здрасте, – наконец буркнула Лив. – Давно не виделись.

Она подошла к столу, подцепила какой-то бутерброд и жадно откусила от него. Бутерброд оказался с нежной ветчиной на тонкой прослойке из сливочного масла, и Лив так сосредоточилась на этом удовольствии, что не обращала внимания на вставшую колом тишину в комнате. Чего теперь терять? Только самоуважение. А, плевать! По крайней мере, она доест этот бутер, а потом, если успеет, ещё один.

– Вкусно? – спросил Фарс, когда Лив потянулась за следующим.

– Угу, – рот опять был набит булкой, на этот раз со сладковатый, мягким сыром. Да и говорить, в общем, Оливия была не так, чтобы уж очень намерена.

– Ещё? – поинтересовался Император не без доли сарказма в голосе.

Лив проглотила и прислушалась к своим ощущениям.

– Пожалуй, я выпью чая. Нет, сначала мне нужно в туалет, а потом я с удовольствием выпью горячего, сладкого чая.

Она со значением посмотрела на Леру, та под её взглядом непроизвольно схватила заварник. Лив благосклонно кивнула и развернулась к выходу. Увидев решимость в глазах Джокера, приказным тоном остановила его:

– Что?! И в туалет со мной пойдешь? Куда я отсюда денусь?

Не оглядываясь, она захватила со стула свою куртку, вышла, в проходе толкнув Алексеича плечом. Сгущались сумерки. Чуть удалившись от крыльца в темноту, Лив остановилась и оглянулась. В светлой полоске, падающей из окошка, маячил силуэт Мини. «Конечно, они не могли не поставить ко мне надзирателя», – подумала Лив и с удовольствием вдохнула чуть морозный, смешанный с преющей под первыми заморозками листвой, воздух. Ей было всё равно, что с ней будет. Когда накрывает беспросветность такой степени, иногда наступает отчаянная, даже чуть веселая безнадёга. Это был тот самый момент. Терять было уже нечего, приобретать ничего не хотелось.

Лив вернулась обратно во всё то же напряжённое, выжидающее молчание, без приглашения уселась за стол, но куртку демонстративно снимать не стала. Честно говоря, ей было уютно в наконец-то своей одежде. Она приняла горячую чашку из рук Леры, увидела, что чашка всё та же, с дебильным, ухмыляющимся котиком у ручки. Хлюпнула очень горячим и действительно чаем. «Иногда в монахине есть нечто человеческое», – с несколько неуместной благодарностью подумала Лив.

– Ты можешь немного посидеть, не дергаясь? – спросил её мягко Фарс.

– Зачем? – Лив опять громко хлюпнула, уже нарочно. В ней проснулся упрямый ребёнок, который все делает напоказ.

– Джокеру нужно кое-что с тебя нарисовать.

– Что?! – Девушка обожгла язык от неожиданности.

Фарс прищурился:

– Картину маслом.

Джокер недовольно покосился в его сторону, как бы намекая, что ирония тут неуместна. Затем небрежно сообщил Лив:

– А да, ты же ещё не знаешь. Мы берём тебя в колоду.

– И зачем?

– У тебя неплохо получается, – учительским голосом произнесла Лера. – Хорошо с математикой. И логикой. Джо говорит, что ты хорошая десятка щитов. Я так не считаю, но ему виднее…