Страница 63 из 82
– Это странно и опасно, – Сана проснулась и от голоса Тома, и от того, что древко старой высокой метлы больно упёрлось в её бок. Девочка не видела людей, беседующие не заметили их с Леей, но всё сказанное она слышала отчётливо.
– Я не понимаю, но вижу, что-то тебя беспокоит, – это точно один из жёлтых, кажется, Джемин. Сана не очень различала их по голосам. Честно говоря, тогда она их и внешне ещё не очень различала.
Том помолчал немного, затем произнёс, словно через силу:
– Мне кажется, Сана умеет читать притчники.
Раздался грохот кружки, свалившейся на пол, следом шумно упала табуретка. Кто-то вскочил, не замечая, что опрокидывает всё вокруг.
– Если это так, то мы сможем…
Очевидно, Том одёрнул вскочившего за рукав, призывая сесть на место. Следом он, аккуратно подбирая слова, сказал:
– Не думаю. Даже если это и так – а мне только кажется – сейчас она всё равно ещё маленький ребёнок. Даже если (я подчеркиваю, ЕСЛИ) она что-то и умеет, кто может дать гарантию, что мы поймём ребёнка правильно? Это большая ответственность. Если исказить оставленное нам, это ещё хуже, чем, если вообще ничего не увидеть.
– Ты прав, – ответил второй Теки, не тот, который уронил кружку и табуретку. – В таком случае, если её умение подтвердится, нам остаётся только ждать, когда Сана вырастет. И сможет правильно передать сказанное притчниками.
Они замолчали ненадолго. Сана поняла, что говорили о ней, и в этом было нечто пугающее. Девочке очень хотелось разрыдаться в голос, чтобы отец тут же нашёл её и Лею, подхватил, обнял, укрыл большими руками от всего страшного и неведомого, но в то же время она понимала, что лучше всего сейчас сидеть тихо. Дышать было трудно, и сначала незамеченное древко метлы, свалившееся из-за вёдер, уже больно упиралось в бок малышки своим тупым концом. Но Сана, чувствуя, что решается что-то важное, не шевелилась.
– Сану нужно учить, – прозвучал голос нетерпеливого. – Ты сможешь сам?
– Я был когда-то рыцарем, – гордо сказал Том, но тут же поник, – но не уверен, что смогу правильно сделать это.
– Нам нужен мастер, – сказал второй. – Если то, о чём ты говоришь, Том, окажется правдой, другого выхода нет. Мы должны будем рассказать изобретателю. Никто из нас не сможет учить девочку правильно.
– Рыцари небрежно относятся к занятиям, – вздохнул другой жёлтый. – Их больше интересует спорт. Иногда рыцари жалеют об этом, только слишком поздно.
Сана услышала, как отец встал и прошёлся по залу. Звуки его шагов она могла отличить от всех прочих с закрытыми глазами.
– Нет, – сказал он. – Мы никому не скажем об этом. Дайте мне слово Теки, что никто никогда не узнает о том, что моя дочь видит. Тогда я не пожалею, что рассказал вам.
– Но Том! – они сказали это хором.
– Нет! – повторил отец. – Никто и никогда. Клянётесь?
Они, конечно, поклялись.
Этот разговор с высоты прожитых Саной восьми лет происходил очень давно – половину хансанга назад. Можно сказать, что это случилось в незапамятные уже времена, и помнила она этот случай словно во сне – смутно и обрывками, но всё же помнила. И с тех пор каждый раз ловила испуганный взгляд Тома, когда он замечал её интерес к притчникам . Поэтому и старалась смотреть «белые истории», когда её никто не видит.
Картинок было очень много. Настолько, что можно было разглядывать хоть сто раз по пять хансангов, а всё равно каждую не досмотришь до конца. Одну историю можно считывать хоть сутками подряд и каждый день, события в ней менялись, словно там, на притчниках все эти люди жили по-настоящему, только почему-то закованные в раму окна. Сана просто не могла запомнить, в какой точке находился прошлый сюжет, и она начинала смотреть каждый раз что-то другое. Люди, которые оживали на раме под её взглядом, были очень разными. Но среди них не было хансангов, и они, судя по всему совсем не страдали от этого. Крайне удивительно.
Как-то раз она видела огромный зал. В жизни Сана не встречала такой масштабной красоты. С потолка гроздьями свешивались подвески гигантских люстр, очень похожих на радужную башню, которую им с Леей однажды показали рыцари Теки. Подвески так же бликовали и светились, разбивая на множество искрящихся капель всё пространство зала. Под люстрами на бархатных креслах сидели люди и смотрели в одну точку. Это был светлый круг, в середине которого один человек бил кончиками пальцев по большому гладкому ящику. Над ящиком колом стояла открытая крышка, которая отражала своей глянцевой поверхностью и того, на кого все смотрели, и стекающие хрусталём в зал люстры и даже людей, которые сидели ближе всего к светлому кругу. Сана долго ждала, что же произойдёт в этом зале, потому что люди явно чего-то ждали (и некоторые со счастливыми улыбками на лицах), но так ничего и не дождалась. Человек в круге света всё бил и бил пальцами по ящику, а потом вдруг встал, наклонился, выпрямился и ушёл. Это была загадочная картинка.
А однажды это была история о том, как по улицам белокаменного, утопающего в серебристых цветах города, словно по морю, вдруг пошли волны. Земля смялась брошенной тряпкой, в складках этих то тут, то там появлялись зияющие трещины, как беззубые улыбки противного старика Джоба. Но эти трещины тут же исчезали, втягивая в себя оказавшихся поблизости людей. От кухонных очагов среди обломков занимались языки пламени – невыносимо ярким красным в этом кипенном царстве, – и с жадностью набрасывались на всё, что попадалось по пути. Под порывом ветра они тут же превращались в столбы огня. Уцелевшие люди бежали от разверзнутой пасти земли по перекошенным улицам, и неба не было видно от вздымающейся пыли и обломков разваливающихся зданий. Бежали к морю, к новому причалу, который казался мощным. Но с очередным подземным ударом постамент причала резко осел и вместе с обезумевшими от ужаса людьми бесследно исчез в громадной водной воронке, которую втянуло в себя море. Обломки снесённых мостов, снасти разбитых кораблей, разрушенные здания — всё это переплелось в один огромный клубок. Тут же целая часть города, постепенно оседая, с грохотом погрузилась в море. Целиком и величественно здания опускались на дно.
Затаив дыхание и сжав до боли кулаки, Сана переживала эту историю. И смотреть, казалось, нет сил, и взгляд оторвать – никакой возможности. Когда немного развеялась пыль, она увидела, как в мёртвом, разрушенном городе прямо посередине бывшей центральной улицы ползёт в разные стороны земля. Белоснежное пространство заливалось бурым, грязным – два пласта силой, идущей откуда-то из самого нутра земли, разрывали монолитную твердь. А между ними, разъезжающимися в разные стороны, выталкивалась наружу тонкая плёнка, пузырясь прозрачным куполом. Она затягивала растущий проём серебристым мерцанием. Как новая розовая кожица в том месте, где обдерёшь коленку. Плёнка пульсировала сначала нежно и трепетно, выбрасывая в оседающую пыль разноцветные искры, затем всё грубее и грубее, словно обветривалась, закалялась на ветру. Пласты разъехались уже столь далеко за пределы картинки, что Сана перестала видеть их края. А затвердевшая плёнка уже мало чем отличалась от исконной тверди земли. Серой, бурой. Такой, как Сана привыкла видеть в посёлке банхалов.
Тогда она была готова смотреть хоть до самой ночи, но Том привёл её за ухо домой. Он не понял, чем именно занималась девочка, просто Сана задержалась на улице так долго, что спустились сумерки. И неожиданно стало очень поздно. Потом эта картинка с взбунтовавшейся землёй ей не попадалась. Как больше не видела Сана и ту девочку, что пряталась за шкафом.
Бутылочный осколок нацелился на раму. По загнутым краям стёклышка расплывались не попавшие в центр события картинки. В середине этого самодельного калейдоскопа проявлялось главное. Медленно обозначались контуры белокаменных, строгой шпилистой архитектуры зданий, прорисовывались прямые линии улиц, чья-то невидимая рука щедро набрасывала в картину охапки огромных цветов, заполняющих белыми сочными шарами-гроздьями дворы и переулки. Сану словно втянуло в этот красивый чистый город, который на её глазах когда-то пропал в громадной трещине посреди земли. Она ощутила на плечах лямки просторного сарафана, а в ладони – тепло чьей-то руки. Девочка подняла глаза и увидела уже знакомую красивую женщину с высокой причёской. Дама улыбнулась, а потом заговорщицки подмигнула. У них имеется общая и очень приятная тайна, почувствовала Сана, и во рту стало сладко и прохладно. Девочка поняла, что они идут есть что-то вкусное, оно холодное и сладкое. Лёд. Замороженный лёд, вот что это такое! Вместе с этой простой радостью пришло понимание, что Сана снова видит эту девочку, которая пряталась за шкафом. Всё складывалось невероятно чудесно. И этот уютный город, наполненный цветами и солнцем, и нежность, которой обволакивала её красивая женщина, и непостижимое, превосходное что-то (ах, да, это называется лёд!), которое обещалось в ближайшем будущем.