Страница 43 из 82
— Район беглых банхалов, — такую скупую информацию ей выдал Мин, когда они вышли к пустынному полю, заросшему неопределённого цвета травой. Вроде, была она серая, но ещё припорошена рыжей медью. Получался цвет бурый и неопрятный.
— И что они тут делают, в своём районе? — Лив очень не нравилась окружающая обстановка.
— В основном, занимаются контрабандой, — Мин был плохим рассказчиком. Очень немногословным. Кажется, это была семейная черта жёлтых рыцарей.
По краю поля сбились в отдельные редкие кучки лачуги. С пожухлой, невыразительной травой дальним горизонтом сливалось серое небо, безликое, словно затянутое мутной пленкой полупрозрачного рваного тумана. Лачуги казались заброшенными, с их стороны дуновением сквозняка приносило краткий, но выразительный запах мусорных куч, который перебивался только такими же кратковременными порывами ароматов отхожих мест. И ещё чем-то специфическим, химическим, искусственным. Какой контрабандой можно было промышлять в столь запущенном и далеком от цивилизации месте, Лив и ума приложить не могла. Мин словно понял, что добром она от него не отстанет, произнёс коротко и ясно:
— Краски.
И Лив вдруг внезапно поняла, что напоминает ей запах, пропитавший район изгоев. Однажды она решила перекрасить свои старые джинсы. Долго кипятила и вымачивала их в тазу с ядовитым, растворённым в горячей воде порошком. Она выкинула и многострадальные джинсы, и таз, и даже деревянную лопаточку, которой сдуру мешала краску в тазу, потом неделю держала окна открытыми. Но всё равно никак не могла отделаться от ощущения, что ядовитый смрад остался в обоях, впитался в шторы, волосы, кожу. Прошла не одна неделя, прежде чем Лив перестала принюхиваться к себе и своему дому.
Значит, здесь делали что-то запрещённое с красками, которые на Ириде считаются чуть ли не священными. Конечно, что ещё хорошего можно ожидать от подобного места?
Здесь и в помине не было оживленного предвкушения праздника, как на радужной площади, а благополучная сонная тишина респектабельных кварталов сменилась тишиной настороженной, в которой даже ветер гудел по-особенному. Прерывисто, словно давал возможность прислушаться к чему-то, кроме самого себя. Здесь явно жили, Лив видела издалека как мелькали тени на стенах хлипких жилищ, слышались обычные каждодневные звуки — всхлипы фанерных дверей, которые явно открывались и закрывались по мере надобности, где-то на задворках хлопало бельё на ветру, изредка тянуло чем-то съедобным. Словно невидимые призраки жили и даже вели хозяйство на этих приглушенных задворках.
Лив замешкалась. На окне одной из скученных лачуг красовались резные ставни. Они были бесцветные, обветренные временем и фигуры на них были грубыми, схематичными, но эта жалкая попытка хоть как-то украсить безрадостное существование, вызвало у Лив прилив нежности. Она подошла ближе, перегнулась через невысокий, дырявый плетень, дотянулась до наличников и провела рукой по изрезанному дереву. Узоры перестали путаться и мельтешить, Лив почувствовала, что ставни рассказывают историю. Проявившиеся человечки бежали от кого-то, падали, складывали руки в умоляющих жестах, заходились в немом крике широко открытые рты.
Она вздрогнула, когда Мин положил ей руку на плечо, мягко, но настойчиво поторапливая. Настолько она ушла в свои мысли. Старая деревяшка рассказывала о какой-то давней трагедии. Здесь? На Ириде? Лив подумала, что ни разу не слышала даже намёка на то, что этот мир имеет свою историю, предания или хоть какую-нибудь, самую завалящую легенду. Ей не встречались даже на площади никакие памятники или статуи. Если тут так боготворили слово «служение», значит, должна была быть и память о героях этого самого служения. Но ничего подобного. Словно существовала Ирида по какой-то технической схеме, жила только невозможно ярким цветом, забивающем все остальные чувства. Здесь и сейчас. И очень ярко.
Из размышлений Лив, поражённую этой внезапной мыслью, резко и сразу выбил удар где-то на уровне бедра. Она охнула и, инстинктивно вытянув руку, схватила то, что ударилось в неё . Снизу вверх испуганно таращились два раскосых глаза цвета жареного миндаля. Это был ребёнок, девочка, она, очевидно, врезалась в Лив на бегу, и испугалась сама. Лив присела на корточки перед первым увиденным здесь так близко ребёнком:
— Ты кто?
— Извините, — еле слышно пробормотала девочка и опустила глаза. Из-за угла соседней лачуги тревожно выглядывали ещё несколько маленьких головёнок. Живая стайка детишек переживала за попавшуюся подружку, но броситься на выручку никто не решался. Мин хмыкнул. Дети маленькие, лет шести-семи, определила Лив.
— Ой, как мне больно! — она схватилась за ушибленное бедро, запричитала, хитро косясь на виноватую мордашку. В выглядывающей кучке произошло оживление, секундная возня и тут же из укрытия на белый свет стремительно выпульнулась копия девочки, стоящей перед Лив. Хансанг замер неподвижно на некотором расстоянии, одновременно и боясь приблизиться, и очень этого желая.
— Простите, — ребёнок, почувствовав близость своей половины, немного приободрился. — Я не нарочно.
— Она не нарочно, — издалека неожиданно уверенным басом подтвердила вторая девочка. Голос был хрипловатый, как у медведей из детских мультиков. Она переминалась с ноги на ногу, но подойти не решалась.
— Как тебя звать? И почему хансанг сбежал, вместо того, чтобы попасться в мой плен вместе с тобой? — спросила Лив, всё ещё не отпуская девочку.
— Я не хансанг, — пробасил медвежонок с безопасного расстояния. — И меня зовут Сана. А её — Лея.
Мин кивнул:
— Они просто родились вместе и очень похожи. Здесь не рождаются хансанги. Лея-Сана, папа на месте?
— Ага, — обрадовано закивала уже не столь перепуганная Лея. — На месте, в Цафе.
— Только недавно юххи приходили, — мрачно пробасила Сана, всё ещё не приближаясь к попавшейся сестре. Видимо, она не считала, что опасность уже миновала. — Там кавардак сейчас. Он вам ничего не нальёт.
— Юххи зелёного банхала искали, — кто-то отчаянно выкрикнул из-за угла. По голосу чувствовалось, как сильно этому кому-то хотелось вмешаться в разговор, и как долго он сдерживался. Мальчишка в коричневом коротком комбинезоне — шортики на лямочках — выскочил из укрытия (его сдерживали, но отступили под напором), подскочил к Сане и, вытаращив любопытные глаза, возбужденно затараторил:
— Они пришли юххи, такие большие, все в чёрном, и сразу к Тому в Цафе отправились, но Том-то не дурак, дело знает, всё чисто у него, он даже причники успел снять, но он всегда успевает, только им не Том нужен был, а говорили они так «Где зелёный? Где?»...
Словоохотливый мальчишка завыл страшным, бесстрастным голосом, каким, по его мнению, вопрошали неизвестного Лив Тома юххи. За углом ойкнули и восхищенно засопели.
— Понятно, — кивнул малышу Мин и повернулся к Лив. — Отпусти ты уже ребёнка. Заглянем к Тому на пару минут.
Лив отпустила Лею, потрепала её по взъерошенным, дыбом торчащим косичкам, девочка сразу же метнулась к сестре и общительному мальчику, все трое сцепились за руки и уже с безопасного расстояния внимательно наблюдали за Мином и Лив. Судя по всему, развлечений у местной детворы было не так уж много, и незнакомцы, появляющиеся на единственной улице маленького посёлка, были вполне себе интересными объектами для наблюдений.
Лив вслед за Мином прошла ещё немного, дети следовали за ними на расстоянии и совершенно беззвучно. Опять стало оглушающее тихо. Лив казалось, что слышен каждый её шаг в этом уже конвойном безмолвии, и она старалась ступать на пыльную мостовую как можно тише.
Домик, перед которым они остановились, выглядел по сравнению с другими довольно прилично. Он выделялся на общем фоне основательностью и обжитостью. Стены из монолитных блоков ощущались как нечто вполне прочное, а черепичная крыша была свежеокрашена пусть бледноватой, но всё же понятно розовой краской. Невысокий, плотный человек прилаживал к окну наличники, очень похожие на те, что Лив видела несколько минут назад. Та же грубая резьба и непонятные узоры, которые при ближайшем рассмотрении оказываются попыткой рассказать какую-то историю.