Этот мир не для нежных

— Попробую, — темным эхом отозвался Маджонг.

***

На следующий день Джонг сделал для Лив качели в зарослях сада.

Видимо, что-то даже переборол в себе, потому что хоть доска для сидения и могла вполне себе вместить двух человек — настолько была широка, но все равно это были одни-единственные качели во всем поместье. Лив даже не нужно было спрашивать об этом у него, было и так ясно.

С таинственной улыбкой Зелёный светлый завязал Лив глаза шелковым, хорошо пахнущим одеколоном шарфом, и повел вниз, во двор, держа за руку. Сразу и смеясь, и тревожась, когда она спотыкалась на ступеньках и поворотах.

— Направо, налево, — он звонко хохотал, и тянул ослепленную шарфом Лив за руку, с одной стороны сдерживая её, с другой — весь в нетерпении, непроизвольно ускоряя свой бег. — Лив, да иди, не бойся, быстрее за мной!

— Куда ты меня тянешь? — девушка предчувствовала сюрприз, но глубинным женским наитием сразу поняла, что если немного покапризничать, это прибавит пикантности кому-то подвигу, который хансанги явно совершили для неё. Ощущение этого подвига прямо исходило от Джонга, он словно благоухал даже на расстоянии невероятным геройством.

—Да увидишь ты, вот сейчас, уже скоро увидишь! — нетерпеливо звал за собой.

Где-то сзади как всегда недовольно вздыхал Маджонг. Радость поделиться маленьким секретом или сделать сюрприз ему, очевидно, была недоступна. Он не понимал, зачем Джонг что-то ворошил в старом сарае с хозяйственными принадлежностями и садовой утварью, примерял найденные доски между двумя крепкими платанами, росшими практически параллельно, вязал невообразимые узлы на просмоленных канатных веревках. Зачем забирался на самый верх дерева и кричал темному хансангу оттуда, из под самого неба с невероятно веселой бесшабашностью: «Давай, кидай», и ловил этот канат, как всегда радуясь жизни, движению, маленькому приключению, не обращая внимания на вечное недовольство Маджонга.

— Чувствуешь, как эти корабельные канаты пахнут морем? — кричал он своему хансангу. — Прошлым и будущим приключением они пахнут, вот так-то!

Маджонг тайком от второго Шинга быстро обнюхивал грязные пыльные ладони, пытаясь почувствовать тот самый запах моря, о котором кричала ему его светлая половина, но пахло только пылью, а руки были липкие, измазанные непонятно чем, но очень неприятным.

Нет. Не было даже отдаленно ощущения моря и запаха приключений. От этих качелей вообще за версту несло неприятностями, и Маджонг удивлялся, как он вообще впутался в это дело. В такие моменты они, действительно, отдалялись друг от друга, не мог темный Зелёный разделять этого безудержного удивления и детского восторга перед жизнью, и чувствовал всегда, что есть в подобном некоторая неправильность. Он твёрдо знал, что страсть к приключениям может привести к беде. К большой беде.

Маджонгу очень хотелось переговорить с кем-нибудь из других темных хансангов о своих чувствах, взвесить, насколько он прав в этих подозрениях. Но что-то останавливало его. Темный Шинга не мог без боли даже думать о той трещине, что редко, но возникала в их монолитном сознании, словно подтачивала само их существование, делала уязвимыми и слабыми. А уж доверить свои опасения чужому хансангу...

И он плелся за жизнерадостными порывами и страстями, не разделяя их, не понимая до конца, но пытаясь принять, как неизбежную часть самого себя.

Лив постоянно чувствовала это напряжение, но Джонг, казалось, не обращал внимания на вечное недовольство своей темной половины, и она тоже решила гнать плохое настроение от себя. Тем более, что светлый зелёный в тот момент, когда легким движением сдёрнул с лица Лив повязку и увидел, как в её глазах отражаются качели, был так трогателен и счастлив!

Они, эти качели, чуть поскрипывали на легком ветру, отражая, вбирая в себя тени от крон сразу двух платанов, между которых были распяты на натянутых корабельных канатах.

— Ну, давай, давай Оливия! — глаза Джонга горели веселым нетерпением, он чуть подталкивал её, и она забралась с ногами на крепкую свежеструганную доску, и пару раз слабо качнулась на ней.

— Да не так, не так, Лив! — с каким-то безудержно счастливым отчаяньем закричал Джонг и запрыгнул на качели рядом с ней, крепко перехватил канаты, непроизвольно обнимая девушку, и с силой толкнул всем своим весом всю эту замысловатую конструкцию. Качели с Лив и Джонгом стремительно взлетели вперёд и вверх, прямо в бездонную синеву неба, чтобы тут же с не меньшим напряжением ринуться вниз, к земле, изумруду травы и мельтешащим деловитыми парами муравьям И снова вверх. И снова вниз. От ветра пахло восторгом Джонга, свежестью его футболки и молчаливым одобрением неба. Сердце Лив то замирало, то начинало бешено колотиться, падая вместе с качелями в безымянное и бесформенное «вниз». Это было состояние пограничного пространства, того самого, когда ты уже не здесь, но ещё не там. Краткий миг, когда ты нигде. Между небом и травой. Между Джонгом и Маджонгом.

Лив ненароком зацепила взглядом по обыкновению мрачное лицо темного Шинга. Что-то особенное мелькнуло в глубине его обычно невыразительных глаз. Плеснуло изнутри, обожгло девушку и пропало.

«Он всегда такой», — успокоила себя Лив и согнула колени в одном порыве с Джонгом, чтобы продолжить полет в небеса. Они толкали тяжелую доску под ногами — вперёд, выше, ещё выше, — и чем слаженней у них это получалось, тем больше захватывало дух.

Глава 3. Когда приходит Теки

Утро началось с ощущения суета. Мамин голос «Этот мир не для нежных» потащил Лив из глубокого счастливого сна в реальность. Лив по привычке сопротивлялась, желая остаться в мире неясных, тягучих образов, но опять же по чётко усвоенному ей в течение жизни закону понимала, что все сопротивление тщетно, и придётся выходить из сновидческого убежища, и отчет идёт даже не на минуты, а секунды.

Когда Лив, нехотя вынырнув из сна, открыла глаза, она тут же поняла, что:

— Во-первых, она уже давно вышла из детсадовского возраста.

— Во-вторых, она совершенно не дома, а вообще, кто его знает где.

— В-третьих, в замке творится что-то непривычное.

Действительно, пространство вокруг было наполнено суетой, и она бы сказала — беготней, если бы не знала, что в Шинга настолько мало народу, что бегать особо некому. Тем не менее, что-то явно происходило.

Лив натянула через голову свое замечательное платье, которое она носила с другим таким же по переменке, пока одно из них Нан-Сунан приводила в первозданное состояние, и выскочила в коридор, даже не умывшись, на ходу пальцами прибирая растрепавшиеся во время сна волосы. В конце коридора она увидела мелькнувшую тень кого-то из близнецов, кого именно, она не поняла, но припустила за этой мелькающей вперёди спиной. Догнав одного из хансангов почти у самого входа в большую зальную комнату, она легко дотронулась ладонью до мягкого сукна торжественного жакета. Парень оглянулся, и по его уже привычно мрачному виду, Лив поняла, что это Маджонг.

— Теки приехал с белым флагом, — пробурчал он.

Из глубины коридора появился Джонг. Он успокаивающе помахал Лив рукой:

— Спрячься, он не должен тебя увидеть.

— Вот черт! — Маджонг совсем не собирался успокаивать Лив. — Если он заметил тебя со мной на своём поле, неприятностей не миновать.

Лив сказала «Ой» и ухватилась за рукав Джонга. Он провел рукой по её все ещё растрёпанным волосам:

— Всё будет хорошо. Ты же слышала, что он с белым флагом. Так что просто не показывайся ему на глаза. И всё будет хорошо.

Он мягко развернул и легонько подтолкнул Лив в сторону её спальни. Парни, переглянувшись, твёрдо и даже как-то торжественно шагнули разом в большой зал. Лив, хотя на неё уже никто не смотрел, конечно, сделала вид, что подчинилась. Вернее, сначала она действительно подчинилась и закрылась в своей комнате, но чуть поразмыслив и придя в себя, стала изыскивать возможность напрямую узнать, что происходит сейчас в комнате переговоров. Ну, если быть совершенно честной, стала думать, как бы ей незаметно подслушать этот разговор. Между прочим, в своем отделе налоговой инспекции она была просто мастер этого дела. Никто из коллег не догадывался, что второе имя Оливии было — Большое Ухо.