Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 31



Московские юнкера и кадеты стали белой гвардией ещё до появления Белой Гвардии. Они первыми встали на защиту России, когда всякого рода «тертые калачи» суетливо прикидывали, как можно будет договориться с большевиками. А они просто пошли и отдали за Россию свои юные жизни, ни кем не будучи вынуждаемы и понуждаемы. Москва устроила мальчишкам грандиозные похороны. Хотя лучше бы живых поддержали. Большевики, тогда ещё чувствовавшие себя очень неуверенно, робко прижали уши и похоронам не препятствовали. А понимала ли Москва тогда, что она хоронит свою душу?

Митрополит Вениамин (Федченко) вспоминал, как в Крыму при Врангеле разговаривал с юнкерами. Один из этих мальчишек сказал: «Какие мы белые, мы — серые». Владыка написал об этом в своих мемуарах, когда уже вернулся в Совдепию. Такие мемуары красным нравились, они с удовольствием отмечали: вот, дескать, сами признали, что их одежды особой белизной не отличались. А главного-то и не поняли. Русский мальчик сказал о серости белых, потому что предъявлял к Белой Гвардии предельно высокие нравственные требования, и разумеется врангелевская армия, как и любая группа в несколько десятков тысяч человек, не могла целиком удержаться на высоте предельных требований. А мальчишку-идеалиста это удручало. Сам-то он был белым, а вовсе не серым, потому и сокрушался.

О русских мальчиках-белогвардейцах надо бы написать целую книгу. Но книги у нас написаны только про «красных дьяволят». А теперь наследники этих дьяволят штудируют учебники по менеджменту. И мы ещё смеем рассуждать о возрождении России.

Летопись русской славы

Когда большевики идеологически заметно просели и самые умные из них поняли, что пролетарский интернационализм реально просрался, они начали понемногу, робко и несмело, опираться на русский патриотизм, чтобы одураченный народ совсем с поводка не сорвался. Нам уже было разрешено восхищаться подвигами русских солдат, которые сражались под предводительством Суворова. Но ни кто нам, конечно, не сказал, что воистину суворовские подвиги белогвардейцев это прямое продолжение русской боевой славы. Сам фельдмаршал Суворов без сомнения был бы восхищен полководческим талантом белых генералов, потрясающим героизмом белых солдат и офицеров и согласился бы с тем, что «чудо-богатыри» на Руси не перевелись. И он, полагаю, не стал бы спорить с тем, что первый кубанский поход по своей неслыханной невероятности превосходит знаменитый переход через Альпы.

И.М.Ходаков писал: «Совершилось то, что многим казалось невозможным. Когда до Москвы донеслась весть об уходе из Ростова на Кубань крошечной армии добровольцев, их дело считалось безнадежно проигранным, они казались обреченными на неизбежную гибель, но случилось беспримерное, неслыханное в истории событие. У добровольцев было совсем мало оружия, они ощущали серьезный недостаток в патронах и снарядах, а у большевиков всего этого было предостаточно. Однако в кровопролитных боях с численно превосходящими силами противника белогвардейцы отняли у него оружие, артиллерию, снаряды, броневики, бронепоезда, вооружились сами и вооружили тех, кто за ними последовал… Это была победа духа над материей, одна из самых чудесных побед, которые когда-либо были одержаны. В самом деле, каждый непредвзятый военный историк согласится, что спасение добровольцев весной 18-го года — подлинное чудо, а для христианина — несомненная милость Божия».

Узнав о блестящей победе адмирала Ушакова на Корфу, Суворов воскликнул: «Как жаль, что я не был на Корфу хотя бы мичманом». Полагаем, что узнав о невероятном подвиге Белой Гвардии, Суворов так же мог воскликнуть: «Как жаль, что я не был в ледяном походе хотя бы поручиком».

И это было только начало. Вся история Белой Гвардии — это летопись невероятного, летопись русской боевой славы. 1-й корпус Кутепова, состоящий из четырех именных полков, в наступлении от Донбасса до Харькова разбил и перемолол 59 красных полков и ещё много всего по мелочи, например 5 бронепоездов. При этом состав белых войск не уменьшился, а наоборот — увеличился по мере побед и притока добровольцев. В Харькове Корниловский, Дроздовский и Марковский полки были развернуты в дивизии.

И опять продолжалось невозможное. Однажды первый полк Марковской дивизии был окружен шестью большевистскими полками, но раскидал их, разбил, взяв множество пленных и трофеев. Подобным фактам не было числа.



Про Белую Гвардию иногда спрашивают, почему она проиграла, а разумнее было бы спрашивать, как она вообще могла появиться и каким образом ей удавалось сражаться целых три года? Валерий Шамбаров приводит цифры соотношения белых и красных войск: «Март-апрель 19-го пик побед Колчака, у него — 130 тыс., в это время у Деникина — 60 тыс., у Юденича — 10 тыс. В Красной Армии — 1,5 млн. Сентябрь-ноябрь 19-го, пик побед Деникина: у него 150 тыс., у Колчака — 50 тыс., у Юденича — 15–20 тыс., у Миллера — 20 тыс. В Красной Армии — 3,5 млн.»

Итак, общая численность белых войск в самые лучшие периоды едва переваливала за 200 тыс., которые действовали к тому же разрозненно, без возможности переброски войск. Красная армия быстро перевалила за 3 млн., при этом большевики могли перебрасывать войска куда и сколько хотели. Кажется невероятным, что белые в таких условиях так долго сражались и побеждали.

Красные просто задавили белых тупой темной массой, которую поставили под ружьё насильственными, репрессивными, порою откровенно карательными методами, которых белые не могли себе позволить, потому что были людьми. При таком раскладе говорить о полководческом таланте всех этих Фрунзе и Буденых просто бессмысленно. Какое тебе надо искусство, если у тебя десятикратное превосходство над противником? Белые сражались по-суворовски: не числом, а умением. Красные сражались по-большевистски: не умением, а числом. И всю свою историю «непобедимая Красная армия» сражалась только так — заваливая противника труппами своих солдат.

История Русской Армии — это история Белой Гвардии. Красная армия к русской военной истории отношения не имеет, русские ни когда так позорно не воевали.

Казачество. Утраченные иллюзии

Однажды мне довелось съездить на Дон с нашими казаками. И вот на повороте к станице Вешенской мы увидели памятник Григорию Мелехову. Памятник хороший, походили вокруг, полюбовались. А я всё думал: кому и чему этот памятник поставлен? Если литературный персонаж удостоился памятника, значит он воплощает в себе что-то важное, значимое. Так что же символизирует образ Григория Мелехова? Вспомним, как там всё было, в «Тихом Доне».

Сначала Григорий пошёл к красным. Потом — Донское восстание, и он оказался у белых. Потом опять переметнулся к красным, а потом подался к зеленым. Запутался человек и через это настрадался. Можно посочувствовать, но где тут герой, который стоит памятника? Разве что это памятник страданиям донским казаков. Но донцы не по разу предали всех, кого только могли. Их страдания стали следствием их предательств. Можно простить казаков, но возвеличивать…

А недавно прочитал воспоминания одного донского старика, который ещё помнил казаков, воевавших в гражданскую. Он рассказывает о судьбе одного казака, который воевал ещё в германскую войну. Он с братьями покинул фронт, изменив присяге государю. Старик-отец за это своих сыновей чуть не проклял. Потом этот казак воевал у белых, а во время новороссийской эвакуации переметнулся в доблестное буденовское воинство, безо всякого стыда предав теперь уже белых. И вот вернулись они с фронта «красными героями» и назвали свой колхоз именем Буденого, чтобы была возможность к вышеозначенному Буденому за помощью обращаться. А потом этот казачек, дважды предатель, сильно обеспокоился тем, что где-то кажется сохранилась пара бумаг, которые он, когда служил у белых, «подписал в качестве подполковника». Даже своим не сказал прямо: «у белых я был подполковником», а вот так, криво: «подписал в качестве…» А ведь когда к красным переметнулся, клятвенно их заверил, что у белых служил рядовым. Пронесло, не разоблачили, но страху натерпелся… Так вот в книге этот шустрый перебежчик — самый что ни на есть положительный персонаж. Автор воспоминаний, похоже, даже не осознает, что прославляет предателя, он лишь хочет рассказать, как трудно было казакам выживать. Вот и вся казачья мораль: выжить любой ценой, вовремя переметнуться на сторону победителя. Сегодня мы буденовцев шашками рубим, а завтра мы к Буденому на поклон ходим.