Страница 8 из 33
Двадцать пятого июля на Сретенском бульваре упала и взорвалась бомба. Старый дом со стенами метровой толщины уцелел, но стекла все вылетели, дверь в комнату Наташи вырвало, рамы перекосило, мебель повалило взрывной волной.
Жить здесь стало невозможно, и Наташина мама перебралась к своей сестре. Там и ждала писем от Наташи.
А та взяла да и заявилась сама, окончив снайперские курсы. Двадцать шестого августа раздались два энергичных звонка в Надину дверь – так звонила только она!
– Здравствуйте, мои хорошие... Как я по вас соскучилась! Ой, мамуленька, я там приучилась есть гречневую кашу. Какая дура была раньше – столько в жизни потеряла!
Снова Москва – затаившаяся, готовая к отпору... Налеты фашистских стервятников, хищных ночных птиц... И опять Наташа – в каске, с противогазом на боку и щипцами в руках – дежурит на крыше...
– Понимаете, – рассказывала родным, – злюсь во время налетов ужасно. Стою и ругаюсь, сжимаю кулаки от ярости, когда появляются в небе проклятые фашисты.
Сил больше нет торчать в тылу. Ведь я же снайпер, мое место на фронте!
И вот шестнадцатого октября мама проводила дочь на сборный пункт Московской Коммунистической дивизии. Наташа видела, что мама изо всех сил крепится, что вся – как натянутая струна. Но не позволила себе ни слезинки, ни вздоха.
Правда, перед расставанием мама долго стояла у окна, прижавшись лбом к стеклу, и смотрела, смотрела на бульвар, на Чистые пруды, будто старалась угадать, пройдет ли ее дочка этим знакомым путем обратно с войны живой и невредимой.
Прощаясь, Наташа изо всех сил обняла маму:
– Мамусенька, будь молодчиной и жди меня с победой. Не волнуйся, ничего со мной не случится. А я нашу боевую семью не подведу! Так и передай бабушке. Вот и стала твоя Туська снайперенком...
Обмундирование Наташа получила хорошее, теплое: ватную стеганку, брюки. А вот с обувью вышла заковырка. И пришлось ей отправляться на сборный пункт в своих туфлях. Сапоги обещали выдать только в части.
...Позади еще один день, пропахший пороховой гарью стрельб. После учений, которые, как известно, и должны быть тяжелыми, до чего славно хоть немного посидеть у титана, выпить кружку чая фирменной Женькиной заварки.
– Спасибо, пулеметчики! – откланялась Наташа. – Теперь мы вас в гости ждем. У нас, конечно, такого пузатого чайника нет, да и заварка вышла, но кипяточек обеспечим...
– А мы хвою заварим! Хвойная водичка витаминная... Ждите – заявимся!
Заявились ребята довольно быстро – на следующий день к вечеру. И что же они обнаружили? Наташа была в наряде – стояла на посту. Службу несла она, как заправский армеец, – строго и четко, попытки заговорить с ней ни к чему не привели.
– Ну и угодили... Чай да сахар! – Женька даже присвистнул с досады.
– Ладно тебе! Мы же не предупредили, – сказал Борис. – А что до твоего сахара, так все равно песок у тебя в кисете пополам с махоркой.
Леня смотрел на Наташу. Ну конечно же она их заметила. Но пока в наряде, к ней даже подойти нельзя. Значит, в этот вечер встреча не состоится... А ведь Наташа явно скучает! Ее одинокая фигурка грустно маячит сквозь падающий снежок...
– Братцы! А ну давайте развеселим отдельных скучающих товарищей! Борис, Женя, Сережа, становитесь потеснее и поближе. Споем, а?
И Леня негромко, но так, чтобы Наташе было слышно, запел «Эскадрилью». Ребята дружно подхватили.
Спели еще несколько песен, а закончили Лениной любимой «Никогда, никогда не унывай!».
Аплодисментов устроители концерта, конечно, не ждали, но получили нечто большее: их единственная слушательница не выдержала и, явно нарушая устав, помахала рукой, а потом прижала ее к сердцу – поблагодарила...
Смеркалось, когда ребята возвращались в свою часть. На западе уже отчетливо полыхали орудийные зарницы и явственно громыхала канонада.
ТЕТРАДЬ В КРАСНОЙ ОБЛОЖКЕ
– Короткими перебежками – вперед! – И тут же: – Ложись! Окопаться!
Дыхание еще прерывисто, еще так жарко, что хочется сбросить с себя снаряжение, а нужно плюхнуться в талый снег, который под тобой сразу же превращается в лужу, а начать маленькой лопаткой долбить крепкий грунт. А когда насыпан бруствер, необходимо врыться в землю как можно глубже, чтобы она, родимая, укрыла от вражеских пуль и осколков.
Марш-бросок... Кажется, он бесконечен! Сколько ни пройдено, все никак не кончаются намеченные семь километров...
Но когда ноги уже отказываются не только бежать, а даже идти, Борис, сложив руки рупором, зычно орет:
– А ну, братва, даешь по-студенчески! Что нам семь километров, когда мы кроссы по десять бегали!
Именно тогда приходит второе дыхание. Еще рывок – и конец. А Женька, отдуваясь, тут же заявляет:
– Марш-бросаться – как стихи писать: главное – не сбиться с ритма!
Так бойцы Коммунистического батальона, студенты-добровольцы, готовились к боям...
Пальцы, привыкшие записывать лекции и делать лабораторные работы, научились заряжать на морозе пулемет. Глаза стали точно определять расстояние до цели. Плечи свыклись с прикладами винтовок.
Вечерами Леня записывал в тетради с красной обложкой:
«25.11.41 г. День начался недурно. Даже можно сказать – здорово. С утра – на стрельбище. Стреляли по движущейся мишени. Попал три из шести возможных (хотя у меня было только четыре, а два не успел выстрелить) – результат неплохой... Погодка сегодня чудесная: слегка морозит и идет редкий пушистый снежок. Проходя мимо четвертой роты, увидел Наташу. Вот увиделся и обрадовался... Сижу, жду ребят. Трещат дрова в печке, за окошком снег. Хорошо. Но... в тишину врываются выстрелы зениток, шум самолетов, и это сразу возвращает к суровой действительности. Теперь на нас лежит задача защитить то, что многие годы с таким трудом строилось, защитить социализм. И мы справимся с этим!.. Надо учиться, учиться упорно и уж выступить так, чтобы всем врагам было тошно. А в общем, хоть бы скорей в бой! Этого хотят все ребята».
И девушки тоже не теряли даром времени. Они учились метать гранаты и менять позиции под огнем, стрелять из автомата и пулемета, бегать на лыжах, ориентироваться на местности.
Редко теперь собиралась их компания. Но когда все же удавалось, ребята наперебой старались развеселить подружек.
Домовитая Маша сразу же бралась присматривать за чаем – сначала за стареньким титаном, потом за здоровенным пузатым чайником, а Наташа задумчиво перелистывала томик лермонтовских поэм, найденный в Щукине. Знакомые кавказские вещи – «Беглец», «Мцыри», «Исповедь» – здесь, ранней зимой, как-то по-особому волновали ее.
– А я еще не успела побывать на Кавказе, – задумчиво сказала она однажды. – И вообще, так хочется поездить, попутешествовать!
– Где, интересно? – полюбопытствовал Женька.
– Да все равно. Знаешь, я люблю закрыть глаза и пальцем раз – в карту! Что выпадет...
– И что же тебе выпадало?
– А вот что, будущий мореплаватель: слышал ли ты что-нибудь о Проливе десятого градуса?
– Ты мне название скажи. А то что это за координата непонятная?
– Это и есть название: Пролив десятого градуса. Он – между Андаманскими и Никобарскими островами и соединяет Андаманское море с Индийским океаном.
– Ишь чешет! – восхитился Женька.
– А как же? Я над этим проливом, может, трассу для своего полета прокладывала...
– Вы опять про путешествия? – спросил, входя, Леня. – Наташа, попроси Женю прочесть стихи о странствиях. Есть у него такие...
Женька не стал ломаться. Он хлопнул ладонями по коленям, прищурился на трепещущий язычок пламени керосиновой лампы и чуть нараспев, как настоящий поэт, начал декламировать глуховатым голосом: