Страница 2 из 18
Почему именно по вторникам, почему в такую рань, подумалось тогда Эрику, но он сразу согласился, такой шанс на сближение упустил бы только дурак. Сегодня, к счастью, был понедельник. У Эркина вчера была встреча с друзьями, а нынче ощущалась какая-то слабость в теле и координация наверняка не та. Кстати, на корте они не встречались уже месяц: директор был в командировке в Индии.
Большие электронные часы в кабинете директора показывали шестнадцать минут десятого.
— Азим Рахимович ждет вас, — сказала Мира Давыдовна, пожилая, надменная секретарша. Эркин хотел когда-нибудь в будущем иметь точно такую же. Мира Давыдовна с обычным любопытством смотрела на всех, входивших в кабинет шефа и выходивших оттуда, зато никто не мог угадать, что еще, кроме любопытства, выражает ее собственное, тщательно ухоженное лицо.
Директор стоял у окна. Он был худ и высок.
— Садитесь, Эркин.
Он и сам сел в кресло у низенького столика с чистой, сверкающей в солнечном луче хрустальной пепельницей, в которой, может быть, никогда не побывало ни одного окурка. Директор сам не курил, и никто никогда не курил в его кабинете. Разве что иностранные гости.
Азим Рахимович осведомился о здоровье отца Эркина, и в этом была не только вежливость. Отец недавно вышел из стационара после очередного приступа ишемической болезни. Удостоверившись, что дома у Эркина все нормально, директор сказал, что завтра тенниса опять не будет.
— К сожалению, дорогой Эркин, я еще не готов к разговору о вашей диссертации. Я просмотрел отзывы, они меня устраивают, но подождем математического аппарата. Тогда и решим, когда и где ее защищать, тем более, что летом ни у нас, ни в Москве кворума не соберешь…
Начало разговора было огорчительным. О других защитах в институте говорили конкретнее. Уже назначили две: одну чисто теоретическую, подготовленную грубоватым и самонадеянным Амином Каримовым, кишлачным парнем из-под Бухары, другую — экспериментальную по космическим лучам; ее сделал хлипкий очкарик Бахтияр. С ними директор говорил, как казалось Эркину, иначе.
— Я о другом, — сказал директор, будто уловив в глазах Эркина какой-то отсвет его мыслей. — Это не в профиле вашей собственной работы и даже не в профиле нашего института. Да и нет у нас института, который занимался бы летающими тарелками. Просто меня попросили установить один факт, проверить одно сообщение, которое кое-кому может показаться актуальным в свете всегдашней любви людей к сенсациям.
Директор встал и перешел к письменному столу, где, как обычно, не было ни одной бумажки. Он вынул из сейфа карту республики и показал Эркину точку в горах, кишлак, находившийся километрах в трехстах от Ташкента.
— Признаться, выбор пал на вас потому, что вы в данный момент заняты меньше других и наверняка поедете своей машиной, А прогулка может быть и приятной и полезной. Вы согласны?
— Конечно, — Эркин пожал плечами, стараясь не слишком удивляться. Странное задание. Очень странное и никчемное даже с точки зрения настоящей науки. Он живо представил себе тот разговор в высшие сферах, где директору кто-то из руководителей сказал: «Пусть ваши работники проверят, кто распускает слухи и почему они идут именно из этого кишлака».
— Можете взять с собой одного или двух сотрудников для объективности. Найдете там старика Бободжана Батырбекова, запишите его рассказ.
— Может быть, взять с собой Амина или Бахтияра? — спросил Эркин, чтобы еще раз убедиться в серьезности задания и проверить отношения директора к нему, Эркину.
— Нет, — подумав, возразил директор. — У них сейчас много работы. Возьмите кого-нибудь из толковых лаборантов. Мире Давыдовне скажете, на кого подготовить командировочные удостоверения.
— Азим Рахимович, — решительно сказал на прощание Эркин, — а вы сами верите в летающие тарелки? На сколько процентов?
— Мое мнение тут роли не играет, — сказал директор. — Но если оно вам интересно, то скажу, что не верю. Не на основании теории вероятностей, а потому, что не могу себе представить, что контакт с инопланетянами произойдет именно в тот кратчайший миг истории Земли, который совпадает с годами моей жизни. Не думаю, что мне может так повезти.
Из кабинета директора Эркин вышел с улыбкой, приготовленной для тех, кто мог оказаться в приемной. Там, кроме Миры Давыдовны, сидел замдиректора по хозяйственной части, толстый добродушный человек, под присмотром которого было построено нынешнее роскошное здание. Замдиректора весело кивнул Эркину, и это опять не понравилось ему. Сегодня все задевало самолюбие. Приветливость замдиректора тоже. Ведь ни для кого не секрет, что замдиректора собираются уволить за какие-то хозяйственные провинности. Он сам рассказывал об этом, иронически передавая слова Рахимова: «Надо работать честно». Если бы Рахимов со своими принципами пришел в институт на пять лет раньше, то новое здание построили бы на десять лет позже.
Эркин вошел в лабораторию, твердо решив, что все к лучшему в этом лучшем из миров, что задание и в самом деле приятное. Прогулка в горы в середине лета в компании, которую он сам себе подберет, — это отпуск, а задача, ответ которой известен заранее, не составит труда.
Эркин повесил пиджак на плечики, сел на подоконник и закурил.
— Зачем он вас вызывал? — спросила Дильбар, не отрываясь от работы.
— Диля, — сказал Эркин, твердо решив, что именно ее он возьмет в качестве второго сотрудника своей странной экспедиции, и предвкушая все приятные возможности этой поездки. — Диленька, скажи, пожалуйста, что ты лично думаешь об инопланетянах?
— Только то; что про это пел Высоцкий, — сказала девушка. — Другими сведениями пока не располагаю.
Песня Высоцкого давала основание сразу же установить тон, который полезен будет в поездке.
— Ты думаешь, что они размножаются почкованием?
— Говорят, что мировой конгресс по космическим связям, — сказала Дильбар, — хотел сделать эту песню своим гимном.
— Кажется, именно мне и тебе предстоит проверить гипотезу Высоцкого, — гнул свое Эркин. — Сегодня мы с тобой получим для этой цели командировочные удостоверения. Поедем поездом, потом автобусом, потом на попутках. Оденься соответственно, возьми рюкзак, продуктов на три дня. Встретимся на вокзале в восемь тридцать, возле касс.
Как известно, разговоры о летающих тарелках возникают время от времени все с новой силой, и причины тут самые разнообразные. Кто знает, может быть, есть где-то институт, занимающийся теорией возникновения подобных слухов, может быть, ученые уже исследуют вопрос в целом с точки зрения психологии, но в Ташкенте, по мнению Эркина, прилив интереса к летающим тарелкам объяснялся просто: приезжал лектор по линии общества «Знание», кандидат философских наук из Москвы, и среди нескольких публичных лекций о неопознанных пока явлениях природы прочитал одну, «закрытую», для узкого круга лиц.
Лектор отвергал научную достаточность опыта американских радиоастрономов Цукермана и Палмера, которые обследовали всего лишь шестьсот ближайших к нам звезд и не обнаружили никаких разумных сигналов. Нет, говорил лектор, он лично уверен, что наши братья по разуму скоро обнаружат себя. Попутно лектор коснулся самых известных слухов о тарелках, отрицал это наряду с телепатией и телекинезом. Лектор убедительно просил не смешивать его рассуждения о подлинно научных гипотезах с зарубежными другого толка сенсациями, рожденными безответственными лицами. Он привел наиболее абсурдные известия на этот счет и просил присутствовавших ни в коем случае не повторять эти слухи среди обывателей. И вообще разговоры на эту тему преждевременны, даже если под ними и есть факты.
Отец Эркина, Ильяс Махмудович, известный в республике философ и пропагандист атеизма, был (в числе избранных) на той лекции. Он долго негодовал по поводу лектора, не видевшего четкой границы между возможным и невероятным, между подлинным материализмом и откровенным идеализмом и фидеизмом. Эркин отцовского негодования не разделял, философия его вовсе не интересовала. Но как бы то ни было, после той «закрытой» лекции вновь заговорили о телепатии, о том, будто один человек из Чирчика, уснув после обеда в воскресенье, увидел во сне, что его ребенок тонет. И все подтвердилось: в этот, мол, день и в этот же час мальчик утонул в Крыму. Приводили и другие примеры.