Страница 20 из 50
— Господи, да заходи же, заходи… где она?!
Почти вырвав из рук парня сложенный вчетверо листочек, она впилась глазами в торопливо написанные строчки.
— Жив… — выдохнула Настя. — Он жив! Я знала, что с ним ничего не случится… Знала!
Настя словно заново увидела своего гостя.
— Ты ж, наверное, голодный! — Она всплеснула руками. — Проходи, я сейчас тебя покормлю! Ты — самый хороший человек на свете, ты даже не представляешь, какой ты хороший!..
— Извини, Настенька, но я не могу… — Парень рассмеялся и покачал головой. — Меня дома ждут, я там еще не был… Задержали, понимаешь, на блок-посту, двое суток там просидел…
Засиявший было вновь всеми своими красками мир в одну секунду угас, словно чья-то безжалостная рука обесточила его.
— Сколько?! — переспросила Настя тихим, сразу упавшим голосом. — Сколько ты пробыл на этом блок-посту?
— Двое суток… Что-то случилось?..
Настя закрыла глаза и прислонилась спиной к стене прихожей. Сквозь туман до нее дошел встревоженный, но чужой голос, окликающий девушку по имени.
— Случилось, — сказала Настя, с трудом разлепив сразу спекшиеся губы. — Паша… Их вертолет вчера сбили… И он умер.
9
Я знаю, что у тебя все хорошо, что ты получил мое письмо и скоро мне ответишь. У нас тут тоже все в порядке. Я теперь живу в твоей, то есть нашей, квартире и по утрам просыпаюсь сразу. Потому что кроме будильника меня будят еще двое: кот и попугай. Жору я научила говорить вместо „Пашка дурак“ „Пашенька хороший“.
Я уже писала тебе о нашей главной новости. Тут тоже все хорошо. Меня больше не тошнит по утрам, только днем иногда, когда голодная. И я знаю, что это мальчик, я уже назвала его в честь тебя Павликом…»
Веселая мелодия радиобудильника заставила Настю вздрогнуть и прервать письмо.
«Детки в школу собирайтесь, петушок давно пропел», — надрывался и будильник, который в ту же секунду охотно поддержал попугай.
Не вставая из-за письменного стола, Настя дотянулась до нужной кнопки и вырубила мелодию. Потом, не обращая на попугая никакого внимания, быстро дописала:
«Пашенька, мне пора бежать на работу. Про остальное расскажу в следующий раз. Целую тебя и очень-очень жду. Твоя Настя».
Она выдвинула верхний ящик письменного стола, где несколько дней назад обнаружила пачку чистых конвертов, и, вынув один, аккуратно запечатала свое послание. Некоторое время она задумчиво смотрела на конверт. Потом написала на нем имя Павла и поставила дату. И… вновь положила в ящик, где рядом с найденной пачкой лежала теперь другая, значительно тоньше…
— Ничего, — прошептала Настя, — ничего… Когда-нибудь я их обязательно отправлю. И Паша получит их, прочтет и ответит…
Настин взгляд упал на часы, и она встрепенулась: время, как всегда, поджимало! Но она, как-то незаметно для себя самой, уже научилась собираться быстро. Спустя десять минут уже стояла на балконе, прислушиваясь к тому, что происходит в квартире Марии Петровны. Разумеется, там, как и во все последние дни, «происходил» Кедыч…
— Вы готовы, Эммочка? — донесся до Насти его радостно возбужденный голос.
— Почти! — Казалось, отвечает ему не Эмма Павловна, а какая-то незнакомая Насте девчонка. — Мне только кроссовки надеть… Там не холодно?
— Так… — пробормотала Настя, поняв, что если прежде разговоры об утреннем беге были просто разговорами, то сегодня Кедычу удалось-таки уговорить маму перейти к практике!..
— Ну что, Володя. — Мягкий голос Марии Петровны очень гармонично вписался в разговор. — Жить стало лучше, жить стало веселее?
— Конечно! Компания — великая вещь! Когда бегаешь трусцой, даже тренеры советуют беседовать, чтобы выдерживать «разговорный темп». Ну то есть чтобы дыхание было ровным…
— Вот как раз насчет твоего ровного дыхания рядом с Эммой я не уверена, — усмехнулась учительница.
— Я готова! — серебряным колокольчиком рассыпалась Эмма, и Настя, сердито нахмурив брови, решительно открыла балконную дверь.
— Мама, ты куда намылилась? Всем доброе утро… Бегать?! Ты же физкультурой последний раз в школе занималась!..
— Ну и что? — Эмма Павловна, упрямо вздернув подбородок, повернулась к дочери. — И вообще, ошибаешься: в отличие от тебя я сдавала нормы ГТО в институте и даже на работе!
— Мама, это было в какой-то другой жизни! — Настя зло глянула на скромно стоявшего в сторонке Кедыча и вновь повернулась к матери. — Тебе «скорую» прямо сейчас вызывать или когда вернешься?!
— Пойдемте, Володя. — Эмма Павловна даже не прореагировала на Настины слова. Она демонстративно взяла Кедыча под руку и увлекла в сторону прихожей. Спустя секунду там несколько громче обычного хлопнула входная дверь.
— Совсем с ума сошла, — вздохнула девушка и вопросительно посмотрела на Марию Петровну, с легкой улыбкой наблюдавшую эту «разборку».
— Успокойся, Настенька, — мягко сказала учительница. — Зато, как видишь, никакого кардиоцентра не надо… Как тебе там у Павла?
— Хорошо, Марьюшка Петровна. Только грустно очень… Вы уверены, что с мамой все будет в порядке?
— Уверена. Ты сама разве не видишь, как она за эти дни преобразилась?..
— Вижу, — невесело согласилась Настя, все еще испытывающая сожаление от провала своей идеи помирить и свести родителей… Видимо, не суждено…
И, отказавшись от предложенного Марией Петровной чая, девушка отправилась на работу. Спустившись в метро, она первым делом глянула на часы и нахмурилась, вспомнив, что вчера ей звонил Панкратов. Кажется, Настя обещала ему появиться минут на десять раньше обычного, но совершенно об этом забыла. А сейчас, когда вспомнила, от нее уже ничего не зависело: электрички всегда ходят с одной и той же скоростью. Придется Валентину подождать, ничего не поделаешь.
Судя по улыбке, с которой он махнул Насте рукой из-за своего столика, майора Панкратова, коротавшего время за чашкой кофе, ожидание нисколько не огорчило.
— Извините… — Настя хмуро глянула на него и села напротив.
— Ничего страшного. Просто автоматизм, как всегда, победил.
— Что вы имеете в виду?
— Человек очень быстро привыкает к своему внутреннему расписанию, которое складывается, если внешние условия его жизни изо дня в день повторяются, — пояснил Валентин. — А у вас они не меняются. Я заметил, что вы всегда приходите на работу именно в это время. Потом, как раз пятью минутами позже, но в одно и то же время, пьете кофе…
— Ясно! — Настя посмотрела на своего собеседника с изрядной долей сарказма. — Значит, это и есть ваша работа — следить за мной?
— Глупости! — обиделся Панкратов. — Моя работа — следить за всеми. Что касается рас, считайте это моим хобби!
— И как, помогло это найти убийц бабы Дуни?
— Одного нашли, — посуровел майор. — Правда, мертвым. Под колесами угнанной машины…
— Какой ужас! — Настины глаза округлились. — Вы это серьезно?
— Уж куда серьезнее.
— А что, был еще и второй кто-то?
— Был. Но его теперь и искать-то неинтересно: обязательно либо под трамвай попадет, либо с крыши свалится… Настя, это же все пьянь и рвань, чья жизнь в глазах заказчика гроша ломаного не стоит! Хозяина надо искать…
— О чем вы говорите? — Настя всплеснула руками. — Какой там заказчик?! У бабы Дуни что, золотые слитки под кроватью хранились?..
— Нет. У нее там хранилось письмо прокурору. Да только она его перепрятала.
— Неужели все так серьезно?
— Серьезнее, чем можно себе представить.
— Ну не знаю. — Настя недоверчиво покачала головой. — Прямо как кино какое-то…
— Не понимаю ваших сомнений, — возразил Панкратов. — Ведь людей же убивают!
— Разве это люди? Поднять руку на старуху… А людей не только здесь убивают.
Настя мрачно глянула на майора, лицо которого сразу смягчилось.
— Да, я понимаю. Но ведь ты же не верила, что Павел погиб.