Страница 5 из 8
Внезапно меня стала бить дрожь. Позади громко закричала женщина. Я сделал пол-оборота и, не спуская глаз с цилиндра, из которого выпрастывались все новые щупальца, начал проталкиваться подальше от края ямы. Я видел, как на лицах окружавших меня людей изумление сменилось ужасом. Со всех сторон послышались невнятные крики. Толпа разом попятилась. Продавец из Уокинга все еще пытался взобраться на край ямы. Скоро я остался один и увидел, как люди, находившиеся по другую сторону ямы, бегут прочь, и Стент вместе с ними. Я снова взглянул на цилиндр, и меня обуял неукротимый ужас. Окаменев, я стоял на краю ямы и смотрел во все глаза.
Большая сероватая округлая туша, величиной, пожалуй, с медведя, медленно, мучительно вылезала из цилиндра. Когда она высунулась довольно далеко, на нее упали лучи солнца, и туша заблестела, словно мокрая кожа. Два больших темных глаза пристально смотрели на меня. Туша была, как я сказал, округлая, и спереди у нее находилось, если так можно выразиться, что-то вроде лица. Под глазами располагался рот – безгубая щель, края которой мелко тряслись, ловя воздух, и роняли слюну. Тело тяжело дышало и судорожно пульсировало. Одно тонкое щупальце вцепилось в край цилиндра, другое извивалось в воздухе.
Тот, кто не видел живого марсианина, вряд ли может представить себе его странную, ужасающую внешность. Своеобразный треугольный рот с заостренной верхней губой, полное отсутствие надбровных дуг, полное отсутствие подбородка под клинообразной нижней губой, беспрестанное дрожание рта, пучки щупалец, как у Горгоны, шум, производимый легкими, которые вынуждены дышать в чужой атмосфере, явная тяжеловесность и мучительная неповоротливость – результат большей силы притяжения на Земле, – и главным образом невероятно пристальный взгляд огромных глаз, – все это было омерзительно до тошноты. Маслянистая бурая кожа напоминала склизкую поверхность гриба, неуклюжие, медленные, ленивые движения внушали невыразимый ужас. Даже при этой первой мимолетной встрече меня захлестнула волна отвращения и смертельного страха.
Вдруг чудовище исчезло. Оно перевалилось через край цилиндра и рухнуло в яму, издав звук, словно шлепнулся большой тюк кожи. Я услышал своеобразный глухой вскрик, и вслед за первым чудовищем в глубокой тени отверстия показалось второе.
Тут мое оцепенение прошло, я развернулся и со всех ног побежал к ближайшим деревьям, находившимся в каких-нибудь ста ярдах от цилиндра; правда, бежал я зигзагами и спотыкаясь, потому что не мог оторвать глаз от чудовищ.
Там, среди молодых сосен и кустов дрока, я остановился, задыхаясь, и стал ждать, что будет дальше. Поле вокруг песчаного карьера было усеяно людьми, которые, как и я, завороженно, с любопытством и страхом разглядывали чудовищ – вернее, кучу гравия на краю ямы, в которой чудовища лежали. И вдруг я с новым ужасом заметил, что на гребне кучи то появляется, то пропадает какой-то круглый черный объект. Это была голова свалившегося туда ранее продавца – на фоне раскаленного закатного неба она казалась черным пятнышком. Вот показались плечи и колено, но человек в очередной раз соскользнул вниз, и над краем ямы опять осталась одна голова. Потом скрылась и она, и мне показалось, что до меня донесся слабый крик. Первым моим импульсом было вернуться и помочь несчастному, но страх оказался сильнее.
То, что там произошло, увидеть было нельзя: яма сама по себе получилась глубокой, да еще ее окружали груды песка, взрытого упавшим цилиндром. Всякий, кто шел бы в тот час по дороге из Чобема или Уокинга, был бы удивлен необычайным зрелищем: постоянно уменьшавшаяся толпа, насчитывавшая около сотни, может, чуть больше человек, рассыпалась по полю, люди стояли огромным неровным кругом – кто в канаве, кто за кустом, кто за воротами, кто за зеленой изгородью – и, почти не говоря ни слова, лишь изредка обмениваясь короткими возбужденными восклицаниями, смотрели, смотрели, во все глаза смотрели на несколько куч песка. Брошенная тележка с имбирным пивом причудливым остовом чернела на фоне пламенеющего неба, а в песчаном карьере стояла вереница пустых экипажей, лошади ели овес из подвешенных перед их мордами торб и рыли копытами землю.
После того как я мельком увидел марсиан, выползавших из цилиндра, в котором они явились на Землю со своей планеты, меня словно парализовало. Я, как заколдованный, стоял по колено в кустах вереска и смотрел на песчаный холмик, скрывавший пришельцев. Во мне боролись страх и любопытство.
Я не решался вернуться к яме и в то же время испытывал страстное желание заглянуть туда. Поэтому я пошел вокруг ямы по большой дуге, отыскивая более удобный наблюдательный пункт и не спуская глаз с куч песка, за которыми таились эти странные гости нашей планеты. Один раз на фоне заката взмыли три тонких черных кнута, наподобие щупалец осьминога, но они тут же втянулись обратно, а затем медленно, колено за коленом, выдвинулся тонкий суставчатый шест, на верхушке которого вращался какой-то круглый вихляющийся диск. Что же там такое происходит?
Зрители большей частью разбились на две группы: одна маленькая толпа стояла между ямой и Уокингом, другая – совсем уже крохотная кучка зевак – собралась в направлении Чобема. Очевидно, в их душах происходила та же борьба, что и во мне. Неподалеку от меня стояло несколько человек. Я подошел к одному из них – мы, кажется, были соседями, хотя я и не знал его имени, – и поприветствовал его. Однако сейчас был вряд ли подходящий момент для обмена дежурными фразами.
– Какие безобразные зверюги! – воскликнул он. – Великий Боже! Какие безобразные зверюги!
Он только эту фразу и твердил.
– Вы видели человека в яме? – спросил я, однако он не проронил ни слова в ответ.
Мы оба замолчали – просто стояли бок о бок и пристально смотрели, испытывая, как мне казалось, некое успокоение от того, что оказались рядом. Затем я сменил позицию и поднялся на маленький холмик, который давал некоторое преимущество для обзора – в нем было чуть больше ярда высоты, – а когда через несколько секунд оглянулся, то увидел, что мой сосед уже направляется к Уокингу.
Солнце село, вечерние тени сгустились, наступали сумерки, а ничего нового пока не происходило. Толпа, которая собралась в левой от меня стороне, ближе к Уокингу, казалось, увеличилась, и я слышал теперь невнятный гул, доносившийся оттуда. Кучка людей между мной и Чобемом рассеялась. Из ямы не исходило никаких намеков на движение.
Должно быть, именно это придало людям смелости (впрочем, причина могла быть какой угодно). Полагаю, что прибытие новых людей из Уокинга также помогло толпе обрести былую уверенность. Во всяком случае, когда упали сумерки, в песчаном карьере началось медленное прерывистое движение – оттого что вокруг цилиндра царили тишина и покой, оно, казалось, только набирало силу. Вертикальные черные фигуры группками по двое, по трое делали несколько шагов в направлении цилиндра, останавливались, выжидали, затем снова продвигались вперед, растягиваясь по мере движения тонким неровным полумесяцем, вытянутые рога которого должны были скоро замкнуться, взяв яму с цилиндром в кольцо. Я, со своей стороны, тоже стал придвигаться к яме.
Вскоре я увидел, как несколько извозчиков и еще каких-то людей смело вошли в песчаный карьер, а затем услышал стук копыт и скрип колес. Парень из лавки сладостей покатил тележку с яблоками. И тут ярдах в тридцати от ямы я заметил еще одну маленькую черную кучку людей, приближающихся со стороны Хорселла; человек, шедший впереди, размахивал белым флагом.
Это была Делегация. В городке на скорую руку провели совещание, и, поскольку марсиане, несмотря на отвратительный внешний вид, со всей очевидностью производили впечатление разумных существ, было решено продемонстрировать им с помощью сигналов, что и мы тоже достаточно разумны.
Реял, реял белый флаг, вился справа, вился слева… Я стоял слишком далеко, чтобы распознать кого-либо, но позже узнал, что Оугилви, Стент и Хендерсон тоже принимали участие в этой попытке установить связь с марсианами. Продвигаясь вперед, эта маленькая группка как бы сломала почти сомкнувшееся кольцо людей, втянула часть окружности внутрь, и уже довольно много неясных черных фигур следовало за ней, благоразумно держась подальше.