Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 51

Отыскав имя Никанора, который, происходя родом из Фракии, был связан узами дружбы с Демохаром, мы состряпали от его имени письмо, будто этот друг посылает первинки своей охоты в подарок для украшения празднества. Дождавшись, чтобы стемнело, под прикрытием мрака мы доставили Демохару клетку с Фразилеоном и наше письмо. Удивлённый величиной зверя и обрадованный щедростью своего товарища, пришедшейся вовремя, он отдаёт приказ отсчитать нам, как он думал, посредникам в столь радостном деле, десять золотых из своей казны. Так как новинка возбуждает в людях желание посмотреть на зрелище, то сбежалось большое количество народа поглазеть на зверя, но Фразилеон угрожающими движениями неоднократно сдерживал их любопытство. Граждане в один голос прославляют счастье и удачу Демохара, который после подобного падежа животных с этим новым пополнением сможет в какой-то степени спорить с судьбой.

И вот он отдаёт приказ отправить зверя на свои лежавшие под паром земли. Тут я вмешиваюсь:

- Остерегись господин, усталое от зноя и дальнего пути животное отсылать в стаю к зверям, к тому же, как я слышал, не вполне здоровым. Не лучше ли здесь, около дома, найти для него место, где было бы много воздуху, а ещё лучше по соседству с прудом. Разве ты не знаешь, что эта порода живёт близ рощ, пещер и источников?

Вспомнив о потерях, Демохар позволил поставить клетку, где нам заблагорассудится.

- Мы готовы по ночам спать при этой клетке, чтобы усталому от зноя и тряски животному и пищу вовремя, и питьё, к которому он привык, подавать.

- Для этой службы в вас нет надобности, почти вся прислуга у меня знакома с уходом за медведями.

Мы откланялись и ушли. Выйдя за городские ворота, мы видим усыпальницу, расположенную в стороне от дороги, в скрытом от глаз месте. Там вскрываем, как вместилище будущей добычи, несколько саркофагов, где покоились в прах обратившиеся тела усопших. Затем, дождавшись того часа ночи, когда не светит луна, когда сон нападает на сердце смертных и овладевает ими, выстраиваем наш отряд перед воротами Демохара. Фразилеон выходит из клетки, убивает всех сторожей мечом, находящихся поблизости и объятых сном, наконец, привратника и, вытащив ключ, распахивает ворота и указывает нам, ворвавшимся и наполнившим дом, на кладовку, куда было спрятано, как он с вечера заприметил, множество денег. Как только её взломали, я отдаю распоряжение, чтобы каждый уносил, сколько может, золота и серебра, прятал его в жилищах покойников и возвращался за следующей порцией. Я же должен был остаться у порога дома и наблюдать, пока те не вернутся. Вид медведицы, снующей между зданиями, казалось, способен был навести страх, если бы кто-то из челяди оказался не спящим. Да и, правда, всякий, будь он и храбр и смел, а, всё же, встретившись с такой громадой, особенно ночью, пустился бы наутёк и заперся бы у себя в каморке.

Но этим предположениям противостала неудача. Пока я жду возвращения товарищей, какой-то раб вылезает и видит, что зверь расхаживает по помещению взад и вперёд. Этот раб возвращается и всем в доме рассказывает, что он видел. Не прошло и минуты, как дом наполнился челядью. От факелов, ламп, свечей и прочих осветительных приспособлений мрак рассеивается. Эта толпа вышла с кольями, с копьями, с мечами и становятся охранять входы. А для облавы на зверя спустили свору охотничьих собак длинноухих, шерсть дыбом.

 Шум всё усиливается, и я, спрятавшись за дверью, смотрю, как Фразилеон отбивается от собак. Достигший последних пределов жизни, он не забыл ни о себе, ни о нас, ни о прежней своей доблести, но защищался в пасти Цербера. Не покидая роли, взятой на себя добровольно, но, то убегая, то защищаясь поворотами и движениями своего тела, наконец, выскользнул из дома. Но и владея свободой, он не смог в бегстве найти спасенья, так как собаки из переулка присоединяются к охотничьей своре, которая вырвалась из дома и помчалась в погоню. Какое зрелище предстало моим глазам! Фразилеон окружён сворой собак, захвачен и раздираем укусами. Не будучи в состоянии выносить такой скорби, я вмешиваюсь в толпу народа и обращаюсь к начальникам облавы:

- Какое преступление мы совершим, если погубим такого зверя.



Но юноше мало принесли пользы мои речи: из дома выбегает верзила и поражает под сердце медведицу копьём, за ним другой, и, наконец, многие, оправившись от страха и подойдя поближе, наносят раны мечом. И так, Фразилеон потерял свою жизнь, не утратив терпения, не нарушив клятвы ни криком, ни воплем, раздираемый зубами, поражённый оружием, он отвечал лишь воем да рычанием и отдал душу року. Однако он нагнал такой страх и такой ужас на это сборище, что добела дня не нашлось такого смельчака, который хоть пальцем дотронулся до зверя, пока не подошёл мясник и, вспоров брюхо зверя, не обнаружил в медведице разбойника. Так был потерян для нас Фразилеон, но не потерян для славы.

Мы же, увязав добычу, что сохранили для нас покойники, покинули пределы Платеи, и не раз приходила нам в голову мысль: не мудрено, что мы не находим в этой жизни верности, когда она, гнушаясь нашим коварством, перекочевала к душам усопших и к покойникам. Вот, измучившись от тяжести поклажи и трудности пути, потеряв трёх товарищей, приносим мы добычу, которую вы видите.

 В память усопших соратников совершают возлияния из золотых чаш неразбавленным вином, потом, усладив себя песнями в честь Марса, немного успокаиваются. Что касается нас, то старуха, засыпала нам ячменя, не скупясь, свыше меры, так что мой конь, получив эту массу в своё пользование, мог вообразить себя на пиру салиев. Я же, который до сих пор признавал ячмень только размолотым и разваренным, стал шарить по углам, где была свалена куча хлебных корок, оставшихся от трапез разбойников, и пустил в ход свою глотку, уже запёкшуюся от голодовки. Ночью разбойники просыпаются, снимаются с места и, перерядившись, кто, вооружившись мечами, кто, переодевшись в лемуров, удаляются. Я же продолжал есть, так что даже одолевающий меня сон не мог меня оторвать от еды. Прежде, когда я был ещё Луцием, удовлетворившись одним или двумя хлебцами, я вставал из-за стола, теперь же жевал уже третью корзину. День застал меня за этим занятием.

Наконец-то, руководимый ослиной стыдливостью, но с трудом оторвавшись от своего дела, я утоляю жажду в ручье. Прошло немного времени, как возвращаются разбойники, обеспокоенные и озабоченные, и приволакивают девушку благородного происхождения, судя по чертам лица, по наряду - высшего сословия, девицу, способную даже в таком осле, как я, возбудить желание, горюющую, рвущую на себе волосы и одежды. Как только привели они её в пещеру, стараясь уговорить, чтобы не убивалась так:

- Твоя жизнь и честь - в безопасности. Потерпи немного, дай нам извлечь свою выгоду. Нищета принуждает нас к такому занятию. А твои родители, как ни привязаны они к своим богатствам, дадут нам выкуп за своё детище.

Но напрасно пытаются россказнями утишить скорбь девушки. Опустив голову на колени, она плакала без удержу. Тут они кликнули старуху и, поручив ей сесть рядом с девушкой и разговором утешить её, сами отправляются по делам своего ремесла. Но девушка, несмотря на старухины увещевания всё громче причитала. Её тело сотрясалось от рыданий так, что даже меня прошибла слеза. А она так восклицает:

- О, я, несчастная, из такого дома, такого семейства, лишённая стольких слуг, столь драгоценных родителей, добыча грабежа, пленницей сделавшись, в эту тюрьму, как рабыня, заключённая, с утехами, для которых была рождена, в которых воспитана, разлучённая, не уверенная в жизни, в вертепе, среди толпы разбойников, среди оравы головорезов - как я могу прекратить свои слёзы, да и жить-то как дальше сумею?

Окончив эти жалобы, истощённая скорбью души, напряжением горла и усталостью тела, она сомкнула глаза и заснула.

Но ненадолго она смежила глаза, пробуждённая от сна новым припадком скорби, ещё сильнее запричитала и даже начала ударять себя руками в грудь и по лицу наносить удары, а когда старушонка стала расспрашивать, с чего она заново начала убиваться, та, вздохнув, ответила: