Страница 41 из 42
Визит югославского лидера в Советский Союз, длившийся более 20 дней (с 1 по 23 июня), был организован с большой помпой. Многотысячный митинг советско-югославской дружбы на московском стадионе «Динамо» 19 июня призван был символизировать полное преодоление взаимного недоверия. В угоду сближению с Тито в Москве готовы были даже пойти на существенные кадровые перестановки. Буквально в день приезда Президента ФНРЮ происходит «смена караула» на Смоленской площади – стопроцентного ортодокса и консерватора В. М. Молотова, упорно продолжавшего сохранять особую позицию в югославском вопросе, заменил более молодой, либеральный, конечно по кремлевским меркам, и мобильный Д. Т. Шепилов, имевший репутацию главного интеллектуала партии. С первых недель своего пребывания во главе МИДа он развил активную деятельность. Постоянные поездки нового министра за рубеж и его встречи с иностранными лидерами настолько резко контрестировали с дипломатическим стилем предшественника, что заставили политических наблюдателей во всем мире проводить аналогии с челночной дипломатией Дж. Ф. Даллеса. Несколько большая открытость внешней политики СССР способствовала укреплению советского влияния, в частности, в странах «третьего мира» – Москва в это время попыталась, и не безуспешно, разыграть восточную карту, сделать своим союзником активизировавшиеся после Второй мировой войны антиколониальные движения в странах Азии, а затем и Африки. Путь в «третий мир» также мог лежать отчасти через сближение с Югославией, ставшей в середине 1950-х годов одним из инициаторов движения неприсоединения, ведущего свои истоки от Бандунгской конференции 1955 года.
При всей серьезности приготовлений сверхзадача переговоров так и не была решена, более того, вопреки обилию фанфар визит лишь в малой степени оправдал ожидания. Осознавая экономическую выгоду сотрудничества с СССР[293], Югославия в то же время продолжала блюсти свой суверенитет, вновь, как и годом ранее на встрече в Белграде, отказавшись от заключения с СССР политического договора, ко многому обязывающего. Подписанная 20 июня Декларация о межпартийных отношениях была явно компромиссной со стороны КПСС, в ее основе лежал вариант, предложенный СКЮ. При утверждении ее на Президиуме ЦК КПСС было принято решение «сказать югославским товарищам, что мы не удовлетворены текстом декларации, но спорить не будем»[294]. Как бы там ни было, московская июньская встреча 1956 года ознаменовала собой определенную веху в дальнейшем сближении советского блока со страной, после 1948 года на протяжении ряда лет находившейся на положении «отщепенца».
Среди вопросов, поднимавшихся в ходе бесед, был и венгерский. Учитывая роль режима Ракоши в антиюгославской кампании прежних лет, не удивительно, что в июне 1956 года Тито прямо дал понять Хрущеву: пока у власти в Венгрии находится
Ракоши, желаемая Москвой нормализация венгеро-югославских отношений весьма проблематична. Принципиально не желая встречаться с Ракоши, Тито демонстративно для всех ехал в СССР не через Венгрию, а через Румынию, то есть окольным путем, не скрывал он своего отрицательного отношения к Ракоши и по приезде в Москву[295].
Надо сказать, что ко времени приезда Тито в СССР комиссией по «делу Фаркаша» был собран большой материал, раскрывающий непосредственное участие Ракоши в организации репрессий. Имре Ковач, постоянно информировавший Ю. Андропова о ходе работы комиссии, 7 мая снова заверил его в своем желании «смазать» роль Ракоши[296]. Однако в реальности в работе комиссии с самого начала негласно проявилась совсем иная установка: заготовленный ею компромат призван был при необходимости послужить и против первого секретаря. Более того, начиная с мая часть руководства ВПТ, осознавая крайнюю непопулярность Ракоши и его очевидную политическую обреченность, в интересах укрепления собственных пошатнувшихся позиций предприняла за его спиной первые, пока еще очень робкие попытки повлиять через посла Ю. В. Андропова на Москву и добиться признания ею необходимости кадровых перемен на вершине власти в Венгрии. Инстинкт самосохранения оказывался сильнее личной преданности вождю. Членам Политбюро, включая второго человека партии Э. Герё, все более приходилось свыкаться с мыслью о том, что ради спасения системы и своего положения в ней придется, очевидно, пожертвовать первым секретарем партии[297].
В атмосфере, сложившейся после XX съезда КПСС, мысль об устранении Ракоши путем «дворцового переворота» уже не была утопией – его позиции значительно ослабли. Так, под давлением Политбюро первый секретарь ЦР ВПТ выступил 18 мая на будапештском партактиве с непривычно острой самокритикой, публично, перед достаточно широкой аудиторией признав свою ответственность за «культ личности» и репрессии, были затронуты в этой связи и «ошибки», допущенные в отношениях с Югославией. Об ослаблении позиций Ракоши свидетельствовало и то, что он так и не смог поставить преград на пути следствия по «делу Фаркаша», чреватого крайне нежелательным исходом для него самого, как и не смог воспротивиться предварительному выдвижению кандидатур своих политических оппонентов Й. Реваи и особенно опасного для него Я. Кадара в Политбюро. Начав терять опору в лице своих ближайших соратников, чьи козни, конечно, не были для Ракоши секретом, он теперь видел главного союзника в Андропове и рассчитывал почти исключительно на поддержку Москвы. «Ракоши чувствовал надвигавшуюся опасность, судорожно искал выход, пытался советоваться с Москвой… неоднократно обращался за помощью к нашему послу в Будапеште Ю. В. Андропову, интересовался его личным мнением», – вспоминает В. Крючков, впоследствии председатель КГБ, а в 1956 году третий секретарь посольства СССР в Венгрии[298].
Когда внутри руководства ВПТ возник вопрос о доверии Ракоши и советское посольство должно было занять определенную позицию, Андропов, как уже отмечалось на страницах этой книги, однозначно продолжал связывать интересы Москвы с поддержкой первого секретаря ЦР ВПТ, воспринимавшегося им как гарант стабильности в Венгрии. Естественно, что его мнение отражало точку зрения советского руководства, упорно делавшего ставку на Ракоши, что подтвердилось и в ходе рабочей (в определенном смысле инспекционной) поездки в Будапешт члена Президиума ЦК КПСС М. А. Суслова как раз в дни пребывания Тито в СССР (7-14 июня)[299].
И после завершения переговоров с югославским лидером в Москве некоторое время еще продолжали склоняться к мнению о том, что альтернативы Ракоши в Венгрии нет. Это подтвердила и состоявшаяся 22–23 июня в СССР встреча руководителей компартий стран Восточной Европы. Как можно судить по его выступлению на Политбюро ЦР ВПТ сразу же по возвращении, Ракоши вернулся из Москвы в Будапешт не разуверенный в поддержке своей персоны советским руководством в тот момент, когда он более всего в этой поддержке нуждался[300].
Совещание представителей компартий стран «народной демократии» было посвящено в первую очередь экономическим вопросам, а также обсуждению новых форм межпартийного сотрудничества. Но на следующий день после его окончания, 24 июня, в отсутствие югославских и китайских представителей состоялась еще одна беседа, на которой обсуждались итоги визита в СССР И. Броза Тито, а также внутриполитическая ситуация в странах Восточной Европы после XX съезда КПСС. Подписанная перед этим советско-югославская декларация была, как уже отмечалось, компромиссной со стороны СССР. На несоответствие всей стилистики этого документа привычным представлениям о характере отношений внутри мирового коммунистического движения обращалось внимание и с югославской стороны. Так, по справедливому наблюдению югославского посла в СССР В. Мичуновича, отраженному в его мемуарах, стилизованных под дневник и написанных на основе дипломатических донесений из Москвы, в ней и речи не было ни об «идеологическом единстве», ни о «социалистическом лагере»[301]. Знаком компромисса в отношении Югославии была и критика Сталина в постановлении ЦК КПСС от 30 июня 1956 году «О преодолении культа личности и его последствий» именно за его роль в разжигании советско-югославского конфликта[302]. Однако названную декларацию отнюдь не собирались класть в основу новой доктрины восточноевропейской политики Кремля, что выяснилось на первой же рабочей встрече лидеров стран «народной демократии». Чтобы в корне пресечь любую попытку извлечения в других странах Восточной Европы нежелательных для Москвы выводов из этого документа, «русские… ясно дали понять лидерам стран лагеря: то, что они подписали с Тито, не имеет значения для политики СССР по отношению к государствам и коммунистическим партиям стран лагеря»[303]. Применительно к Венгрии это прозвучало как предупреждение отнюдь не в адрес Ракоши, положение которого во главе ВПТ уже всецело зависело от прихоти Москвы, а в адрес некоторых из его политических оппонентов, все более видевших в титовской Югославии своего рода путеводную звезду. Тезис о большой популярности югославской модели и югославского опыта среди оппозиционно настроенных венгерских коммунистов стал летом 1956 года общим местом в донесениях советских дипломатов из Будапешта. Ракоши же из итогов июньской встречи мог почерпнуть для себя совсем другое: напуганный размахом критических выступлений дома и в некоторых соседних странах и раздосадованный публикацией в американской прессе своего секретного доклада[304], Хрущев призывал лидеров стран социалистического лагеря к более жесткой реакции на оппозиционные настроения, оживившиеся после XX съезда КПСС. «Нельзя забывать, что к врагам мы должны применять власть. Нельзя властью злоупотреблять, как это делал Сталин, но употреблять ее надо. Вражеским устремлениям нужно противопоставить госбезопасность, суды, репрессивные органы», – говорил он[305]. Мнение Москвы стало для Ракоши тем более ценным козырем, что в самый день многосторонней встречи, 24 июня, дома произошло событие, вызвавшее немалое раздражение первого секретаря: главная газета партии «Szabad Nép», все более попадавшая под влияние реформаторски настроенной части партаппарата, опубликовала статью в поддержку Кружка Петефи и развернувшихся на заседаниях этого клуба молодой интеллигенции дискуссий, к этому времени уже явно выходивших из-под контроля партийного руководства.
293
2 февраля 1956 года в Москве был подписан договор о предоставлении Советским Союзом Югославии большого займа и товарного кредита на выгодных условиях.
294
РГАНИ. Ф. 3. Оп. 14. Д. 35. Л. 2.
295
Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы / ред. – сост.: Е.Д. Орехова, В.Т. Середа, А. С. Стыкалин. М., 1998. С. 229. Проблемы венгеро-югославских отношений в 1956 году в тесной связи с советско-югославскими отношениями в тот период затрагивал в своих работах Л.Я. Гибианский. См.: Gibianszkij L A szovjet-jugoszlav kapcsolatok es az 1956-os magyar forradalom // 1956-os Intezet Evkonyv 1996/1997. Budapest, 1997.137–151. о.; Гибианский Л. Я. H. С. Хрущев, И. Броз Тито и венгерский кризис 1956 года // Новая и новейшая история. М., 1999. № 1.
296
См. запись беседы Ю. Андропова с И. Ковачем от 7 мая. Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. С. 71–75. См. также первый очерк настоящей книги.
297
Стыкалин А. С. Прерванная революция. Венгерский кризис 1956 года и политика Москвы. М., 2003; Он же. A szovjet nagykovetseg es az MDP-n beldli hare 1956 tavaszan – kora oszen // Miiltunk. PoLitikatorteneti folyoirat. Budapest, 1998, № 2.23–49. o.
298
Крючков В. Личное дело. Часть первая. М., 1996. С. 45–46.
299
Поездка М. А. Суслова была вызвана растущей обеспокоенностью руководства КПСС положением в Венгрии – активизацией внутрипартийной оппозиции, трениями внутри Политбюро, о чем Ю. Андропов, нагнетая страсти, систематически информировал Москву. См. донесения Андропова, относящиеся к маю-июню 1956 года: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы / ред. – сост.: Е.Д. Орехова, В.Т. Середа, А. С. Стыкалин. М., 1998. Раздел I (см. также: Hianyzo lapok 1956 tor-tenetebol. Dokumentumok a volt SzKP KB leveltarabol / Valogatta, az eloszot es a jegyzeteket irta V. Szereda es A. Sztikalin. Budapest, 1993. 21–23. o.).
300
Протокол выступления M. Ракоши на Политбюро ЦР ВПТ 28 июня см.: Az MDP Politikai Bizottsag 1956. jLinius 28-i ulesenek jegyzokonyve. Az 1956. juiniusi moszkvai kommunista csiicstalalkozo es Magyarorszag //Tarsadalmi Szemle. Budapest, 1993.2 sz. 83–94. o.
301
Чуканов M. Ю. Постановление ЦК КПСС от 30 июня 1956 года «О преодолении культа личности и его последствий» в контексте своего времени. С. 158–160.
302
Правда. 2 июля 1956 г. «Грубый произвол, приведший к конфликту в отношениях с Югославией в послевоенный период», был назван в нем в числе ошибок Сталина, которые «нанесли ущерб развитию отдельных сторон жизни Советского государства, тормозили, особенно в последние годы жизни И. В. Сталина, развитие советского общества, но, само собой разумеется, не увели его в сторону от правильного пути развития к коммунизму».
303
Чуканов М. Ю. Постановление ЦК КПСС от 30 июня 1956 года «О преодолении культа личности и его последствий» в контексте своего времени. С. 159; Mićunović V. Moskovske godine 1956/1958. Zagreb, 1977. S. 93.
304
«Причесанный» текст доклада Хрущева, разосланный ЦК КПСС с грифом «не для печати» в местные партийные организации для ознакомления широкого круга коммунистов и беспартийного актива на собраниях и переданный также лидерам стран «народной демократии», попал из Польши в США, где был опубликован одновременно в «New York Times» и «Washington Post» 4 июня, причем ответственность за публикацию взял на себя госдепартамент США. Аутентичность опубликованного текста не была в то время ни подтверждена, ни официально опровергнута советской стороной.
305
Az MDP PoLitikai Bizottsag 1956. juinius 28-i ulesenek jegyzokonyve. Az 1956. jiiniusi moszkvai kommunista csiicstalaLkozo es Magyarorszag. 94. o.