Страница 19 из 42
Человек, пришедший в коммунистическое движение в годы, когда на повестку дня выдвигались лозунги мировой революции, И. Надь был верен сделанному выбору до конца своей жизни. «Святая святых» большевистской этики, единство партии, никогда не было для него пустым звуком, меньше всего он хотел дать своим противникам повод для обвинений во фракционности и подстрекательстве недовольной режимом молодежи против правящей партии. Известно, что во взрывоопасной обстановке середины октября 1956 года И. Надь предпочел как бы внешне устраниться и возвратился к активной политической деятельности лишь под сильным давлением не только близких единомышленников, но всего партийного актива. Он, конечно, опасался провокаций, которые помешали бы ему вернуться в правительство и заняться осуществлением давно назревших реформ. Но его позиция была довольно четкой, он последовательно придерживался той реформаторской программы, которую не успел реализовать в бытность премьером в 1953–1955 годах, хотел сделать эффективнее коммунистический режим и совсем не собирался вводить многопартийность (даже в рамках левого крыла послевоенной антифашистской коалиции), содействовать формированию легальной оппозиции, пусть даже в форме фракции правящей ВПТ. Он не был склонен ни на минуту примкнуть к движению, которое ставило бы под сомнение политическую монополию компартии (известно его высказывание в беседе с близкими соратниками: совсем не дело правящей партии заботиться о создании собственной оппозиции). Программа, с которой И. Надь выступил вечером 23 октября на площади перед парламентом, была столь умеренной, что показалась миллионам венгров (и была на самом деле) неадекватной текущему моменту[115]. Видимая нерешительность и растерянность И. Надя в первые дни революции (а размах выступлений действительно оказался для него неожиданным) осложнила его отношения с более радикальными реформаторами из числа коммунистов (Г. Лошонци, Ф. Донатом, тем более М. Гимешем) и отрицательно сказывалась на его популярности, подрывала веру тех, кто прежде связывал с ним определенные надежды[116].
С другой стороны, Имре Надь острее подавляющего большинства коммунистов столь высокого ранга осознавал противоречие между коммунистической доктриной (а тем более советской политикой), с одной стороны, и национальными приоритетами, а также реальными народными чаяниями, с другой. Он старался и в теории, и на практике способствовать их примирению. Неоднократно востребованный своей нацией на крутых поворотах истории, он не только всегда проявлял чуткость к национальным особенностям, но обладал глубоким чувством ответственности перед народом и стремился (при всех неизбежных компромиссах) поставить, насколько это было возможно, во главу угла интересы не узкой касты партийцев, а широких масс в своей стране. Весной 1945 года, будучи министром земледелия, И. Надь немало сделал для проведения аграрной реформы, положившей конец остаткам феодального землевладения и удовлетворившей требования венгерского крестьянства. Через четыре года, в 1949 году, он выступил за более умеренные темпы и по возможности свободные от насилия способы кооперирования крестьянства, что стоило ему временного изгнания из Политбюро и стойкой репутации «правоуклониста» и «бухаринца» (эти ярлыки навешивали на И. Надя и в советских посольских донесениях)[117]. Тем не менее еще через четыре года, в 1953 году, катастрофическое положение в венгерском сельском хозяйстве вынудило Москву поручить именно закоренелому «бухаринцу» ключевой пост премьер-министра. И. Надю в известном смысле повезло: как справедливо замечает Я. Райнер, его сделали ответственным за проведение политической линии, которая в целом не противоречила его убеждениям. С другой стороны, не повезло: он унаследовал тяжелый груз острейших экономических и социальных проблем, вызванных губительным курсом на превращение Венгрии в страну тяжелой индустрии без учета объективных возможностей страны.
Если какое-то доверие к И. Надю и было[118], он быстро его лишился, поскольку начатые им в Венгрии, описанные в работе Я. Райнера реформы (какими робкими сегодня они не казались бы) были восприняты в Кремле как слишком радикальные. Пробуксовывавшие реформы так и не смогли обеспечить стране экономического подъема, но вместе с тем вступили в противоречие с новыми внешнеполитическими и внутриполитическими приоритетами руководства СССР. Ярлык правоуклониста еще плотнее прикрепляется к И. Надю. Тем не менее в трагические октябрьские дни 1956 года в Кремле осознали или, скорее, инстинктивно почувствовали: разочарование народа в действующей власти настолько велико, что из всей венгерской коммунистической элиты разве что только И. Надь и его «правоуклонистское» окружение могут рассчитывать хоть на какую-то поддержку снизу. Надь снова возглавил правительство, чему советские лидеры теперь уже не препятствовали. Между тем логика его действий все сильнее расходилась с кремлевскими ожиданиями. Его нежелание идти наперекор воле народа в его самых фундаментальных, основных требованиях и неспособность собственными силами овладеть ситуацией создали положение, нетерпимое для советского руководства. Опасаясь за утрату коммунистами власти в Венгрии, оно приняло 31 октября (надо сказать, после долгих колебаний[119]) решение образумить выходившего из повиновения союзника силовым путем. В полной мере проявившаяся именно в последние полтора года жизни бескомпромиссность Имре Надя, его готовность до конца отстаивать свои принципы привели его в итоге на скамью подсудимых, а затем, в июне 1958 года, и на эшафот.
Венгерская армия на пути советизации. Начало 1950-х годов
Если в первые послевоенные годы в Имре Наде сосуществовали и драматически противоборствовали коммунист-интернационалист и защитник интересов венгерского крестьянства, то в октябре 1956 года он предстает еще в одной ипостаси – как венгерский патриот. Впрочем, этот поворот был вполне подготовлен всей его предшествующей духовной эволюцией. В 1955 году в своих записках, адресованных партийному руководству и ставших достоянием публики позже, он радикально пересмотрел некоторые сталинские догмы. Особенно те, где дело касалось характера отношений между социалистическими странами: неизменная чувствительность Надя к национальной специфике логически приводила его к требованиям большего равноправия в советско-венгерских отношениях. В дни октября 1956 года он шел дальше. Если незадолго до начала решающих событий в беседах с единомышленниками он принципиально отвергал многопартийную систему с позиций традиционной коммунистической ортодоксии, то позже, приняв во внимание голос народа, пришел к признанию политического плюрализма, как и правомерности требования о выводе советских войск из Венгрии.
Все прежние попытки примирить большевистско-ленинскую концепцию социализма с национальными интересами, создать социализм, отвечающий не только этим догмам, но и конкретным венгерским условиям, оказались утопическими и были в октябрьские дни, если не отброшены, то на время оставлены. В ситуации, когда надо было делать решительный выбор, венгерский патриотизм возобладал над глубокими коммунистическими убеждениями И. Надя, старый коминтерновец превращался в венгерского национального революционера, последователя традиций 1848 года. Более того, не перестав быть в душе коммунистом, ищущим пути примирения близкой ему идеи с национальными ценностями[120], И. Надь стал для многих на несколько последующих десятилетий (здесь, вероятно, можно сказать: против своей воли) символом антикоммунистического сопротивления в Венгрии, а в конце 1980-х годов антикоммунистических по своему основному содержанию реформ, направленных на смену системы. Существеннее, однако, другое: 28 октября, сделав решительный шаг к сближению с массовым народным движением, И. Надь переступил грань, отделяющую функционера-партийца, исходящего прежде всего из интересов своего движения, от политика общегосударственного, общенационального масштаба.
115
«Надь, как дисциплинированный партиец, заставил толпу ждать в течение двух часов, и этих двух часов, похоже, оказалось достаточно, чтобы контроль над событиями – на все время или по крайней мере на несколько дней – выскользнул из его рук», – так впоследствии комментировал события того дня их активный участник А. Гёнц, будущий первый президент посткоммунистической Венгерской Республики: Гёнц Арпод. Будапешт, 1956…// Новое время. М., 1991. № 35. С. 30.
116
Таких людей было немало. Деятель венгерского союза писателей критик и литературовед И. Кирай говорил 12 июля советскому дипломату о том, что многие венгры считают именно И. Надя «подлинным выразителем чаяний народа»: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы / ред. – сост.: Е.Д. Орехова, В. Т. Середа, А. С. Стыкалин. М., 1998. С. 149.
117
Вскоре после этого, в 1951 году, Надь был вынужден пойти на один из самых серьезных в своей жизни компромиссов. Иезуитским решением Ракоши человек, последовательно выступавший за более щадящие темпы и условия кооперирования, был назначен «по воле партии» отвечать за изъятие продуктов у крестьян в масштабах всей страны.
118
Применительно к июню 1953 года вернее было бы говорить не о доверии, а скорее о том, что в Москве считали И. Надя предсказуемым, учитывая коминформовское прошлое, склонность к компромиссам (проявившуюся и после 1949 года), и не в последнюю очередь тот факт, что И. Надь мог действовать только в окружении более надежных сточки зрения советского руководства коммунистов.
119
Колебания нашли отражение в записях заседаний Президиума ЦК КПСС, выполненных зав. общим отделом ЦК КПСС В. Малиным: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Документы / ред. – сост.: Е.Д. Орехова, В. Т. Середа, А. С. Стыкалин. М., 1998. Раздел III.
120
Позже, в румынской ссылке, Надь писал: «Страны и народы воспримут социализм, только если он гарантирует независимость, суверенитет, равенство или если станет отправной точкой на пути к ним. Суть венгерской трагедии состоит в том, что идея социализма и идея национальной независимости вступили в противоречие. Основополагающее значение венгерского восстания заключается в попытке любыми путями устранить это противоречие и восстановить необходимую гармонию этих двух идей»: Nagy Imre. Snagovi jegyzetek. GondoLatok, emLekezesek 1956–1957 / Szerk. Vida Istvan. Budapest, 2006.127. о.; цит. по: Райнер M. Я. Имре Надь. M.: Логос, 2006. С. 237. При этом, оставаясь убежденным коммунистом, Надь называл возврат к многопартийной системе образца середины 1948 года и альянс с некоммунистическими партиями не только необходимым и неизбежным компромиссом в целях восстановления доверия масс, но и определенным шагом назад.