Страница 8 из 65
Как представлялось, собственно говоря, и выбирать классикам спасителей особенно было и не из кого. Церковь с её мифами о миссии была очень далеко, в каком-то сказочном тумане от моего детского сознания. Крестьянская масса, как я понимал её из учебников по марксизму-ленинизму и из собственного опыта работы на целине, где мы боролись с колхозниками за выполнение дорогих работ, несла в себе теоретически огромное количество мелкобуржуазных и мещанских вирусов, которые могли не вылечить, а только окончательно развратить общество.
Интересно немного проследить за изменением в прошлом веке социального положения крестьян. В 2006 году, когда П. Столыпин начинал свои реформы по созданию «крепкого крестьянина», о которых так любят с восторгом рассказывать наши либералы, из 20 миллионов хозяйств было: кулацких 15 %, середняцких 20 и бедняцких 65 %. Из них безлошадных 30 %, безинвентарных 34, беспосевных 15 %. Реформатор переселил свыше 3 миллионов малоземельных крестьян из Центра в Сибирь и на Дальний Восток, который создали там 1670 тысяч крестьянских хозяйств. Из них 548 тысяч быстро разорились и вернулись назад, а 1080 попали в кабалу новых кулаков. В результате прирост сельхозпроизводства снизился в 1906 – 1913 году в 1,5 раза. В 1911 году от голода жестоко пострадало более 30 миллионов крестьян. В правительственном санатории «Красные камни» я изучал громадную и очень красиво изданную в 1913 году книгу, которая явилось итогом работы практически всех ведущих учёных и экономистов царской России по анализу результатов столыпинских преобразований. В ней был сделан твёрдый вывод, о том, что реформа провалилась, а две трети ресурсов, потраченных на её проведение, оказались бросовыми.
После всех революционных и военных перипетий в 1927 году крестьяне – единоличники и некооперированные кустари составляли 75 % от всего населения России и трудились в 24,8 миллионах хозяйств. При этом каким-то образом сохранились пропорции между кулацкими, середняцкими и бедняцкими хозяйствами: 15, 20 и 65 %. К тому времени уже было создано по кооперативному плану В.И. Ленина 14,8 тыс. колхозов и 1,4 тыс совхозов. На основании этого опыта до 1940 года все мелкотоварные крестьянские хозяйства были преобразованы в 241 тыс. колхозов и совхозов. В результате был в 1,4 раза превышен уровень производства при сокращении числа работающих в сельском хозяйстве на 35 миллионов человек. Этим был обеспечен небывалый в мире рывок в развитии промышленности перед войной. А И.В. Сталина 5 раз прокатывало Политбюро по вопросу преобразования села. К счастью, он был очень целеустремлённым государственным деятелем, и в результате этого гениального решения обеспечил победу в войне.
Интеллигенция казалась мне слишком слабой, трусливой, в основном увлекавшейся искусством и прославлением власти. Она так и именовалась унизительной кличкой «прослойка», и даже по ленинской революционной теории ограничивала свою роль помощью победившему народу в управлении экономикой. И всё-таки жизнь оказалась гораздо более сложной и разнообразной, и впоследствии опровергла на практике эти идеи. История показала, что силы работников умственного труда были недооценены классиками, и сыграли в дальнейших революционных событиях роль, близкую к решающей.
2. Интеллигенция и Советская власть
В связи с таким громким анонсом мне хочется более подробно остановиться на основных характерных чертах именно этого слоя общества. В юности я считал, что главным мотивом борьбы людей за свои права был свободолюбивый дух, генный заряд индивидуализма, который не могли убить никакие страхи перед пытками и казнями. Как говорили истинные герои тех времён: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!» Одни из них бросались грудью на тюремные решётки, отдавая жизнь ради освобождения или хотя бы облегчения участи своих братьев по рабству. Их современники, более образованные, проходившие в народе под общей маркой «интеллигенция», такие же борцы, но по духу, создавали философские труды, оправдывающие ведение борьбы за равноправие, литературные произведения, наполненные пафосом свободы, гуманизма и революционных устремлений. Однако подобных революционеров насчитывалось лишь единицы. Оказалось, что многие из них как «глупый пингвин робко прячется в утёсах». К тому же большая часть даже тех, кто стал в их ряды, шла в бой с зашоренными глазами, порою, не представляя отчётливо свои цели, а подчиняясь каким-то непроверенным, навеянным со стороны теориям типа всесильной власти либерализации.
Великие русские писатели Х1Х века внесли выдающийся вклад в сокровищницу мировых прогрессивных шедевров. С законной гордостью мы вспоминаем огромную их роль в усилении выступлений народа за своё освобождение. Как набат звучали стихи А. Пушкина, Н. Некрасова и М. Лермонтова, свободолюбивые произведения А. Радищева, А. Герцена, Н. Добролюбова, Н. Гоголя, М. Салтыкова-Щедрина и некоторых других мастеров слова. В начале прошлого столетия особенно активно работали отечественные философы, в результате споров между которыми под руководством В.И. Ленина и родилась окончательная версия марксизма-ленинизма, теории, которая более пятидесяти лет считалась признанным поводырём страждущих и рвущихся к свету.
И это не случайно. Одной из главных черт русской интеллигенции была, как говорил А.С. Пушкин: «милость к павшим», сочувствие униженным. Россия в то время значительно отставала от большинства европейских государств в развитии и промышленности, и общественных отношений. Фактически в ней продолжало господствовать жёсткое феодальное угнетение, несмотря на победоносное шествие в ряде стран прогрессивного капиталистического способа производства с видимым значительным ослаблением эксплуатации трудового народа. Поэтому революционные страсти кипели в душе русских тружеников и не могли не отразиться на творчестве истинных художников, особенно тех, кто имел возможность наблюдать существенное раскрепощение свободы личности за рубежом. В то же время это свойство нашей интеллигенции очень тесно граничит с той самой идеологией либерализации, ставящей своей целью создавать невозможную для общества и общественного производства полную свободу для деятельности человека.
Кстати, наряду с указанным выше замечательным свойством русского интеллигента к сопереживанию, можно выявить ещё одну характерную для него черту, где-то схожую с этой, но, иногда, и ведущую к прямо противоположным действиям. Один из философов охарактеризовал её, как: «Стойкое отвращение к власти – внутреннее (на генном уровне) понимание вечной порочности её системы». В законченности, это же точный портрет В. Новодворской, гротесковой фигуре, которая была готова протестовать против всего и вся, что исходит от любого правительства, правда, кроме зарубежного. Если серьёзно, то это состояние думающей публики можно считать положительным, особенно с учётом того, что произошло оно в результате дарвинского приспособления к жизни в течение всех лет существования человеческого общества, когда с помощью государства горстка элиты помыкала большинством. Только в советское время власть теоретически стала, наконец, по сути, и природе своей, насильственным аппаратом, работающим в интересах подавляющей части населения. Но, получив по непонятным причинам свойства наследственного рудимента, она на практике так и осталась, даже для изменившейся по своей классовой природе интеллигенции, чужеродным элементом, что во многом способствовало развалу страны.
Работая над этой книгой и придя к такому выводу, я долгое время не мог понять причины подобной трансформации думающих людей страны. И вдруг тот самый популярный теледуэлянт В. Соловьёв, словно малоискушённый в профессии стриптизёр, не умеющий припрятать на будущее хотя бы часть таинств, так ярко расписал чувства советского интеллигента эпохи развала СССР в книге «Русская рулетка», что мне осталось только провести с ним заочный поединок, чтобы доходчивее раскрыть их суть читателю и самому в них разобраться. Свои вопросы я буду задавать от имени Автора. Для некоторого разбавления нашего сугубо научного спора народной мудростью, я разрешил периодически вступать в диспут известным героям и самим писателям, их создавшим, Ильфу и Петрову.