Дело Арбогаста

— Я считаю смерть от насильственного сдавливания шеи вполне возможной. Вот только доказать это нельзя.

В зале вновь принялись перешептываться, комментируя это высказывание. Арбогаст резко вскинул голову и посмотрел пожилому патологоанатому прямо в глаза. Шмидт-Вульфен выдержал этот взгляд, и Арбогаст, безмолвно признав поражение, потупился. Судья, поблагодарив, отпустил эксперта, лишний раз поблагодарил заодно остальных судебных медиков за сотрудничество и предоставил слово прокурору.

— В сложившейся ситуации я считаю необходимым еще раз сосредоточиться на личности Ганса Арбогаста, то есть внимательно проанализировать историю его правонарушений.

Доктор Ансгар Клейн согласился с такой постановкой вопроса и от имени подзащитного поблагодарил экспертов за безвозмездное сотрудничество, после чего зал разразился аплодисментами, и судья Линднер призвал публику к порядку. Аплодисменты в зале суда строжайшим образом запрещены, пояснил он.

— Анализ свидетельских показаний на этом заканчивается, а завтра мы приступаем к прениям сторон.

59

Судя по газетным откликам, а Фриц Сарразин уже просмотрел утреннюю прессу, которую он сегодня, в пятницу, как и каждый день перед тем, распорядился доставить в гостиницу из привокзального киоска с отличным ассортиментом, — так вот, судя по этим откликам, выступление Кати Лаванс было признано триумфальным, особенно же позабавила писателя статья в “Грангатской ежедневной” и он прихватил ее с собой в зал суда, чтобы в ожидании начала заседания зачитать женщине-патологоанатому ключевые пассажи.

— Швейцарцев раздражает, когда к названию их страны неизменно присовокупляют эпитет “маленькая”.

— Но Швейцария действительно маленькая!

— Ой нет, только не начинайте теперь и вы. И, кстати, ваша страна не намного больше. Послушайте лучше, что про вас пишут: “Вплоть до нынешнего дня на процессе проявлялось удручающее превосходство криминологов из маленькой Швейцарии над могучей судебной медициной Федеративной Республики Германия, двухуровневая — федеральная и земельная — полицейская наука, которая буквально ничего не могла противопоставить выводам швейцарских экспертов. И независимо от того, чем закончится процесс, сегодня Германия, то есть обе части Германии, вместе взятые, взяли в лице своих судебных медиков убедительный реванш у зарубежных коллег”. Ну, что скажете? Ваше начальство в Восточном Берлине будет вами гордиться!

— Уже звонят к началу заседания! Дайте мне эту статью!

Сарразин отдал Кате газету, и она углубилась в чтение, прерванное лишь появлением судей и заседателей.

— Объявляю заседание суда открытым. Слово для заключительной речи предоставляется обвинению.

Обер-прокурор доктор Куртиус поднялся с места и заговорил, начав речь с общих рассуждений принципиального характера. Отчеты о процессе, появляющиеся в прессе и содержащие, как например на страницах “Бунте”, анализ доказательной части, представляют собой, на его взгляд, серьезные помехи надлежащему отправлению правосудия, поскольку оказывают давление на участников процесса. Далее он признал, что экспертам в своих заключениях не удалось опровергнуть показаний Ганса Арбогаста, согласно которым он, Арбогаст, ни в коей мере не подверг беженку Марию Гурт насилию.

— Однако вместе с тем мне хочется выразить твердую уверенность в том, что обвинительный приговор 1955 года был вынесен по итогам серьезного состязания сторон во взаимных поисках истины и никому из участников тогдашнего процесса не может быть брошен упрек в легковесном подходе к делу, не говоря уж о злонамеренной недобросовестности. Доказательствами же того, что госпожа Гурт была задушена или удавлена, обвинение не располагает.

Прокурор потребовал оправдательного приговора:

— В сложившихся обстоятельствах требование обвинительного приговора по всему спектру теоретически возможных к применению статей уголовного кодекса было бы абсурдным.

Судья кивнул доктору Куртиусу.

— Благодарю прокурора и предоставляю слово защите.

Ансгар Клейн начал речь со слов благодарности председательствующему, президенту земельного суда Хорсту Линднеру, за профессиональное и объективное ведение процесса, проникнутое решимостью выявить истину и наконец восстановить справедливость в деле Арбогаста. Обвинение против его подзащитного распалось и рассыпалось у всех на глазах и в конце концов бесследно исчезло. Дело Арбогаста представляет собой тем самым сильный контраргумент против доводов сторонников смертной казни и, несомненно, войдет в историю права, потому что здесь были выявлены фундаментальные проблемы, подлежащие решению в ходе реформы уголовного права.

Дело Арбогаста войдет также в историю судебной медицины. Ему, Клейну, жаль, что профессору Генриху Маулу, бывшему экспертом на первом процессе, не хватило благородства признать допущенную им ошибку. Тем большей благодарности заслуживают другие ученые, которым удалось своими исследованиями и выступлениями в суде восстановить не только истину и справедливость, но и авторитет науки. Он, адвокат Клейн, требует отмены обвинительного приговора, вынесенного семнадцатого января 1955 года Гансу Арбогасту в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах, требует отнесения судебных издержек на счет государства и декларирует намерение в дальнейшем, в ходе отдельного процесса, потребовать возмещения ущерба, включая моральный, своему сегодняшнему подзащитному.

Ансгар Клейн сел на место, судья поблагодарил за речь и его, а затем предоставил последнее слово обвиняемому. Ганс Арбогаст встал и на какое-то мгновение замер, словно припоминая заранее заготовленную фразу. И когда он наконец заговорил, на губах у него заиграла нервная улыбка.

— Я прошу суд воздать мне по справедливости. Только этого я и ждал все шестнадцать лет. Также я хочу поблагодарить своего адвоката за его самоотверженные старания.

— На этом я заканчиваю заседание. Суд удаляется на совещание. Приговор будет оглашен в понедельник в девять утра.

Как только двери зала отперли, снаружи хлынула толпа фото- и телерепортеров. Окружив стол защиты, они принялись докучать Арбогасту просьбами вновь и вновь повторить слова благодарности, обращенные к адвокату; в конце концов, покачав головой, он с улыбкой сел на место. Свет фотовспышек заметался по стенам. Арбогаст дождался, пока Клейн соберет и рассортирует бумаги, и вместе с адвокатом вышел в небольшой вестибюль, где их уже дожидались Сарразин и Катя Лаванс. Дожидались сегодня точь-в-точь так же, как на протяжении всей нынешней недели. Но путь ему успел преградить Пауль Мор, задав вопрос, не найдется ли у Арбогаста чуть позже времени для небольшого интервью. С ним была женщина-фотограф, некогда сделавшая снимки Марии. Ей хотелось бы извиниться перед Арбогастом, сказала Гезина, за то, что ее фотографии послужили косвенной причиной его многолетнего заточения.

— Эти снимки, знаете ли, и делать было страшно.

— Да, ответил Арбогаст, ему это понятно.

— И в самом деле понятно?

В глубине души она рассчитывала на полное понимание с его стороны, потому что как-никак их связывали воспоминания о Марии Гурт. И действительно, Арбогаст кивнул. Меж тем Ансгар Клейн убрал документы в портфель, и они всей компанией вышли из мгновенно опустевшего зала: большинство журналистов поспешили на вокзал или к припаркованным у здания суда машинам, чтобы провести уик-энд дома и вернуться в Грангат на оглашение приговора только в понедельник с утра. А не встретиться ли еще разок где-нибудь вне этих мрачных стен, полуспросил, полупредложил Арбогаст. Скажем, в субботу? Гезина кивнула и подала ему на прощанье руку. Значит, до завтра, сказала она и отвернулась от Арбогаста, как раз в этот миг заметившего, что Пауль Мор разговаривает с преподобным Каргесом. Священник приветливо кивнул недавнему заключенному.

— Господин Арбогаст, — бросился к нему Пауль Мор. — Его преподобие как раз рассказывал мне о том, как он опекал вас в Брухзале.