Страница 23 из 23
Мой сын знал, что я люблю его. Я крепче прижимаю записку к своей груди и улыбаюсь.
Глава 23
Марли
Воскрешать (глагол) – сделать что-то снова активным или энергичным.
Проходит еще одна неделя, а затем другая, и надежда когда-либо снова увидеть Хьюстона исчезает с каждым днем.
После того, как уехала Лекси, я бросилась с головой в учебу, останавливаясь только для того, чтобы поспать. Но сон – непростая задача, когда ты по кому-то скучаешь.
Я еду на занятия своим обычным маршрутом, на метро. Бессмысленная болтовня, давка и суета пассажиров отвлекают меня от грустных мыслей. На автопилоте шагаю по университетскому городку.
Когда добираюсь до двери в здание, где проходит занятие по анатомии, у меня перехватывает дыхание. Он вернулся.
Мое сердце замирает, когда он подходит ближе, и я вижу его глаза. Проблеск надежды кроется в глубинах его темных глаз. Его руки в карманах, а небольшая улыбка украшает его лицо. Я хочу провести пальцами по его волосам, которые за последние недели прилично отросли.
– Хьюстон, – выдыхаю я.
– Привет, Марли. Я знаю, что тебе нужно идти на занятия, – в его голосе слышится уязвимость, словно он не в своей тарелке. – Я просто хотел тебя кое о чем спросить.
У меня к нему так много вопросов. Но я их не задаю. Вместо этого я слушаю.
– Продолжай.
Он переминается с ноги на ногу, его рука тянется к затылку.
– Понимаю, что не имею права спрашивать, и знаю, что сам всегда говорил, что никогда не хотел свиданий. Но, зайдешь ко мне сегодня вечером? У меня есть кое-что важное, что я хочу тебе показать.
Я отвечаю сразу же:
– Конечно, приду, – я хочу его обнять. Поцеловать. Но он уходит.
Вечером, когда мои нервы натянуты до предела, я осмеливаюсь отравиться к нему. Надеваю маленькое черное платье, красные туфли на каблуках и серебряные серьги-кольца. От нервозности сжимаю вместе губы и ощущаю на них равномерно наложенный блеск для губ.
Хьюстон меня впускает, и на его лице застыла улыбка. Он выглядит счастливее, светлее. Он стоит на месте, когда я вхожу в его хорошо освещенную квартиру.
Она так разительно отличается от того, что я видела, когда была здесь в последний раз. Я оглядываюсь и вижу фотографии Натана, расставленные над камином.
Приближаюсь к ним и провожу пальцами по серебряной рамке.
– Прекрасная фотография, – говорю я, любуясь Натаном, сидящим на лошади.
– Здесь ему три года, он так боялся залазить на эту лошадь. Помню, как крепко его держал и говорил, что с ним все будет в порядке, – у него слегка увлажняются глаза, но он сдерживается. Я горжусь тем, что он держит себя в руках.
Перехожу к другой фотографии и вижу еще две, на полке возле кухни.
– Эти тоже замечательные, Хьюстон.
– Я хочу все помнить. Каждую деталь каждого дня его короткой жизни.
Я его обнимаю. Обнимаю изо всех сил. Он рассказывает мне о том, где пропадал последние несколько недель. Я рада, что они с Дженнифер возвращаются к жизни.
– Думаю, это здорово, – говорю я, небольшая улыбка играет на моих губах. – Ты выглядишь счастливее.
– Марли, я давно не был счастлив, – он подходит ближе. – Но, я хочу быть счастливым. Я пытаюсь, – он тянется ко мне и наклоняется. – Я хочу попытаться быть счастливым с тобой.
Мои губы встречают его в страстном поцелуе, наши языки танцуют. Я откидываюсь назад.
– Я тоже этого хочу.
Он выгибает бровь, улыбается мальчишеской ухмылкой.
– Кроме того, кому-то нужно быть уверенным, что ты останешься в игре.
Я смущенно улыбаюсь.
– Что, правда? А что будет, если я этого не сделаю?
– Буду тебя шлепать. Будет много-много шлепков, – он притягивает меня ближе к своей сильной груди.
– Марли, одну вещь я знаю наверняка: жизнь коротка. Я хочу взять лучшее от каждого дня и хочу, чтобы ты была рядом со мной.
Ему не нужно просить меня дважды.
Эпилог
Хьюстон
Сказать, что прошлый год с Марли прошел легко, было бы ложью. Но я каждый день стараюсь быть сильным для нее, для себя.
Я вернулся к медицине, моему единственному истинному призванию. Работа в Нью-Йоркском медицинском центре «Лэнгон» стала воплотившейся в жизнь мечтой.
Бывают и тяжелые дни. Иногда мне хочется свернуться калачиком и никогда не просыпаться, но мне всегда помогает Марли.
Учеба ей не дается легко, она упорно трудится изо дня в день, чтобы добиться успеха.
Ее красота, ее сила и ее доброе сердце – это лишь некоторые из тех вещей, которыми я восхищаюсь больше всего. Кто знал, что она сможет исцелить мою душу. Кто знал, что моя душа достойна спасения?
Я ее люблю.
Решение быть с ней далось мне легко.
Мой терапевт заметила значительное улучшение в моей жизни, и теперь мы встречаемся один раз в месяц. Я все еще каждый день пишу в своем дневнике.
И не было дня, чтобы я не праздновал жизнь своего сына, Натана.
Мы подъезжаем к кладбищу, и я беру за руку Марли. Глубоко вздохнув, мы проходим через железные ворота и направляемся к могиле Натана.
Дженнифер и Стюарт сидят у его могилы бок обок. На его надгробии выстроены в линию игрушечные автомобили.
Мы приветствует друг друга, и я представляю им Марли. Мы с Марли становимся на колени на невысокую траву, и я замечаю живот Дженнифер.
– Какой месяц? – спрашиваю я.
– Седьмой. Мне страшно, – говорит Дженнифер с улыбкой на лице, проводя ладонью по своему выпирающему животу.
Стюарт кладет руку ей на спину, проводит пальцами вверх и вниз, а Марли сжимает мою ладонь.
– Думаю, что это здорово, – я отпускаю руку Марли, чтобы обнять Дженнифер, слеза скатывается по моей щеке.
Солнце висит высоко в небе, на рядом стоящих деревьях шумят на ветру листья. Такое безмятежное место, здесь покоится мой сын.
Через некоторое время после того, как Дженнифер и Стюарт ушли, Марли обнимает меня и говорит, что подождет меня у арендованной машины.
Момент наедине с моим сыном. Я вытаскиваю записку, которую он написал мне, перед смертью. Сжимаю ее в ладонях, глядя на его могилу.
– С Днем Рождения, приятель. Я так по тебе скучаю, – я ухожу, зная что был идиотом, когда пытался его забыть. Нет, память о нем никогда не исчезнет.
Когда я вижу Марли, прислонившуюся к машине, мое сердце бьется быстрее. Я ее обнимаю и целую в макушку.
– Спасибо, что вошла в мою жизнь, когда я больше всего в тебе нуждался.