Наследие аграрного закона Тиберия Гракха. Земельный вопрос и политическая борьба в Риме 20-х гг. II в. до н.э.

При этом нельзя исключать возможность того, что означенное определение могло появиться после так называемой реформы Гая Мария, когда пролетарии получили доступ к службе в легионах[197]. Если это действительно произошло после 107 г. до н. э. и лишь тогда цензоры стали заносить в список граждан пролетариев, то ко времени, когда Саллюстий работал над Bellum Iugurthinum, термин capite censi мог уже быть если не официальным, то по меньшей мере распространенным определением для вышеупомянутой группы населения. Но в любом случае вышеприведенный аргумент не выглядит неоспоримым.

Тит Ливий, комментируя итоги первого ценза, проведенного, по его словам, Сервием Туллием, приводит формулу, при помощи которой Фабий Пиктор вводит данные первой переписи населения Рима: adicit scriptorum antiquissimus Fabius Pictor, eorum, qui arma ferre possent, eum numerum fuisse [древнейший историк Фабий Пиктор добавляет, что таково было число способных носить оружие][198]. Иногда эта формула сопровождалось особым замечанием по поводу категорий, которые не подлежали цензу[199]. Как кажется, античные авторы часто опускали его за ненадобностью, так как полагали, что их читатели достаточно осведомлены относительно процедуры переписи населения. Итак, в итоговом отчете римских цензоров отсутствовали вдовы и сироты. То же самое относится и к женщинам и детям гражданского происхождения[200]. Неизвестно, оставались ли означенные критерии неизменными на протяжении всего республиканского времени. К сожалению, состояние Источниковой базы не позволяет говорить об этом с полной уверенностью.

В передаваемой Ливием формуле подразумеваются, конечно, только военнообязанные граждане, а пролетарии, как известно, при нормальных условиях к числу таковых не относились[201]. Только во время II Пунической войны, после катастрофических потерь первых лет, пролетарии были допущены к службе на флоте, но данная ситуация относится несомненно к числу исключений. Они иногда привлекались к гарнизонной службе, что практиковалось по меньшей мере со времени Пирровой войны (Oros. IV. 1. 3). Впрочем, в обоих случаях мы имеем дело с чрезвычайными мерами, которые были актуальны только в условиях военного времени. По мнению П. Бранта, в вышеприведенной цитате речь идет о «тех, кто в состоянии носить оружие», а так как пролетарии по своим физическим данным вполне подходили под это определение, высказывание Фабия Пиктора отнюдь не исключает их из числа граждан, подлежавших цензу[202]. Оставляя этот высоконаучный аргумент без комментария, напомним, что Август, согласно П. Бранту, во время проведения ценза 28 г. до н. э. записал в число граждан женщин и детей гражданского происхождения[203].

Со времени выхода труда Ю. Белоха «Die Bevolkerung der Griechisch-Romischen Welt» в историографии господствует точка зрения, согласно которой в данные о количестве римских граждан в античных источниках входят также и cives sine suffragio. Эта гипотеза нашла поддержку и у современных исследователей[204]. П. Брант, например, не сомневался в том, что cives sine suffragio подлежали переписи в Риме и внесению в списки римских граждан[205]. Этот вывод он делает на основе известного пассажа из второй книги «Всеобщей истории» Полибия, где последний рассказывает о количестве войск, которым располагали римляне и их союзники перед началом II Пунической войны (в 225 г. до н. э.) (Polyb. II. 24. 10–17). Здесь греческий историк называет единую цифру для римлян и кампанцев[206]. Однако ко времени, когда Полибий работал над своей «Всеобщей историей», кампанцы, судя по всему, уже действительно проходили процедуру регистрации в Риме[207]. Вполне возможно, что он, памятуя о решении сената 189 г. до н. э., перенес реалии своего времени на события более раннего периода. По крайней мере, военный потенциал других общин sine suffragio он представляет отдельно (Polyb. II. 24. 10). Подтверждение тому, что cives sine suffragio изначально не подлежали римскому цензу, мы находим в рассказе Ливия о событиях 188 г. до н. э.[208]. Согласно этому пассажу, жители Арпина, Формий и Фунд, которые также относились к их числу, впервые были зарегистрированы в Риме только после плебисцита Валерия, то есть в 188 г. до н. э.

Здесь необходимо уделить внимание другой категории населения Италии: союзникам nominis Latini. Общины данной категории пользовались латинским правом[209], на котором базировалась и местная formula census. Данные переписи населения в латинских общинах направлялись в Рим, где на их основе формировались tabulae sociorum nominis Latini[210]. Многие из числа означенных общин обладали ius migrandi[211]. Их жители, в случае переселения в Рим, могли быть зарегистрированы в tabulae civium Romanorum, получая таким образом права римских граждан. Если же они не покидали изначальное место жительства, их регистрировали местные магистраты. У Тита Ливия мы находим интересный пассаж, на основе которого можно убедиться в правильности представленной выше реконструкции: censores erant Q. Fuluius Flaccus A. Postumius Albinus; Postumius condidit. censa sunt ciuium Romanorum capita ducenta sexaginta nouem milia et quindecim, minor aliquanto numerus, quia L. Postumius consul pro contione edixerat, qui socium Latini nominis ex edicto C. Claudi consulis redire in ciuitates suas debuis-sent, ne quis eorum Romae, et omnes in suis ciuitatibus censerentur [цензорами были Квинт Фульвий Флакк и Авл Постумий Альбин, жертву принес Постумий. Переписаны были двести шестьдесят девять тысяч пятнадцать римских граждан – немного меньше, чем в прошлый раз, потому что консул Луций Постумий объявил в народном собрании, чтобы латинские союзники, которым на основании эдикта Гая Клавдия надлежало вернуться в свои общины, проходили перепись не в Риме, а у себя на родине] (XLII. 10. 1–3). В данном пассаже речь идет об изгнании латинов из Рима в 173 г. до н. э. Ливий объяснял уменьшение числа граждан, зафиксированное в результатах ценза этого года, тем, что консул Л. Постумий приказал латинам, проживавшим на тот момент в Риме, вернуться в свои родные общины и пройти регистрацию у местных магистратов. Таким образом, становится очевидным, что выражение Romae censeri означало регистрацию в Риме и внесение в списки римских граждан.

При этом необходимо отметить, что права и обязанности некоторых общин латинского права не оставались неизменными на протяжении всего периода Республики[212]. Экстраординарные обстоятельства могли изменить их положение в системе Римско-италийского союза. В данном случае интерес представляют двенадцать колоний латинского права, которые в 209 г. до н. э. отказались предоставить римлянам военные контингенты и денежные средства для войны с Ганнибалом, сославшись на истощение людских и финансовых ресурсов (Liv. XXVII. 9. 7–8)[213], и позднее подверглись наказанию за предательство. Наказание состояло в том, что они теряли право проводить свой собственный ценз[214], а также были обязаны предоставлять более значительное число воинов для союзной армии[215] и выплачивать трибут[216]. В рассказе Ливия о цензе 204/3 г. до н. э. мы находим информацию относительно изменения процедуры переписи населения, предусмотренного для этих общин. Римский историк сообщает сначала результаты ценза, то есть называет число граждан, зафиксированное по итогам переписи, после чего обращается к двенадцати колониям латинского права: duodecim deinde coloniarum, quod nunquam antea factum erat, deferentibus ipsarum coloniarum censoribus censum acceperunt ut quantum numero militum, quantum pecunia ualerent in publicis tabulis monumenta exstarent [затем в двенадцати колониях их цензоры произвели перепись жителей и оценку их имущества (чего никогда раньше не было): сколько солдат может колония выставить, сколько у нее денег. Все было занесено в государственные книги] (Liv. XXIX. 37. 7–8). Свой рассказ о переписи населения 204/3 г. до н. э. Ливий завершает цензом equites equo publico[217]. Если речь здесь шла о предоставленных в распоряжение римских цензоров локальных tabulae, данные которых объединялись в tabulae sociorum nominis Latini, то зачем Ливий акцентирует внимание на новизне происшедшего (quod nunquam antea factum erat)? Правовой статус вышеозначенных колоний был, видимо, изменен и отличался теперь от правового статуса других латинских общин. Так в чем же заключались эти нововведения? Может быть, в том, что результаты переписи населения в двенадцати колониях были теперь отражены в отчетах римских цензоров? На мой взгляд, у нас есть достаточно весомые основания для подобного заключения. Во-первых, Ливий сообщает, что граждане двенадцати колоний подлежали цензу на основе римской formula census. Во-вторых, он особо подчеркивает экстраординарность данной ситуации (quod nunquam antea factum erat). И наконец контекст его ut quantum numero militum, quantum pecunia ualerent in publicis tabulis monumenta exstarent заставляет усомниться в том, что римский историк имеет в виду tabulae sociorum nominis Latini. К сожалению, сейчас, вследствие отсутствия источников, которые могли бы дополнить рассказ Ливия, представляется практически невозможным выяснить все правовые аспекты предполагаемого нововведения. Однако тот факт, что правовой статус вышеозначенных двенадцати колоний латинского права был некоторым образом изменен, не должен вызывать никаких сомнений.

197

Wiseman TP. The census in the First Century B.C. I I JRS. 1969. Vol. 59. No. 1/2. S. 61. Несмотря на то, что и после означенной реформы римские военачальники предпочитали набирать в легионы adsidui, а пролетарии были востребованы преимущественно в период гражданских войн (Brunt Р.A. The army and the land in the Roman revolution // JRS. 1962. Vol. 52. No. 1/2. P. 75; Smith R.E. Service in the Post-Marian Roman Army. Manchester, 1958. P. 44–46), сам прецедент, созданный Марием, должен был, несомненно, повлиять на процедуру ценза.

198

Liv. I. 44. 2; см. дискуссию: Frank I Roman census statistics from 508… P. 313–314; idem: An economic survey… Vol. I. P. 21–22; Thomsen R. Op. cit. P. 209–210. Приведенная выше формула свидетельствует о том, что изначально важнейшей (если не единственной) задачей римского ценза являлась перепись военнообязанных граждан, которые на основе имущественного состояния могли обеспечить себя военной амуницией для службы в легионах. Tributum (на регулярной основе (Liv. IV. 60. 6–8)) был введен, скорее всего, в одно время со stipendium (Liv. IV. 59. 11), то есть (согласно Ливию) в конце V в. до н. э. Дионисий Галикарнасский (V. 47. 1) говорит об использовании средств, полученных от трибута, для снаряжения воинов, а не для выплаты stipendium. Несмотря на то, что у Ливия мы находим упоминания трибута и в более ранних книгах (Liv. II. 9. 6; II. 23. 5; Dion. Hal. V. 20. 1; здесь Дионисий Галикарнасский связывает введение трибута с Сервием Туллием), эти случаи, видимо, относятся к числу локальных. Эти два принципа (воинский набор и tributum) остались основой римского ценза по меньшей мере до 167 г. до н. э. (Plut. Aem. Paul. 38; Val. Max. IV. 3. 8). См. дискуссию по поводу времени введения stipendium и tributum’. Заборовский Я.Ю. Римские цензы в период кризиса и падения Римской республики (102-28 гг. до н. э.) // ВДИ. 1982. № 3. С. 51; Erdkamp Р. War and State Formation in the Roman Republic // A Companion to the Roman Army / Ed. P. Erdkamp. Oxf., 2008. P. 105–106; Northwood S.J. Census and tributum // People, Land and Politics. Demographic Developments and the Transformation of Roman Italy, 300 B.C. —A.D. 14 / L. De Ligt, S.J. Northwood eds. Leiden. 2008. P. 265–268; Sumner G. V. The Legion and the Centuriate Organization // JRS. 1970. Vol. 60. P. 73–74; Schwa