Страница 10 из 14
Одним словом, общий принцип можно сформулировать так: в большинстве греческих полисов, безусловно, применялся рабский труд, в некоторых из них – даже в значительном количестве, но вряд ли можно сказать, что они совсем не могли обходиться без рабовладения, что оно определяло характер их общества. Все-таки греческая античность – в основе своей крестьянская, а не рабовладельческая цивилизация.
Итак, выработка даже самого первичного, рабочего определения полиса оказалась делом достаточно сложным, а само это определение – чрезвычайно многокомпонентным. В какой-то степени можно сказать, что уже делом вкуса того или иного исследователя является, какие из компонентов выдвигать на первый план, а какие считать второстепенными. Так, автору этих строк исключительно важной характеристикой именно архаического и классического полиса (то есть собственно «полиса полисной эпохи», если выразиться несколько тавтологично) представляется государственный суверенитет. По контрасту с периодом эллинизма, когда полис уже не обязательно являлся государством (хотя в ряде случаев и являлся), в доэллинистическое время он в норме выступает именно как государство.
Почему мы делаем на этом особенный акцент? В связи с интересной концептуальной коллизией, возникшей в последнее время в науке. Полисный тип государственности очень оригинален и своеобразен. В частности, его весьма рельефной особенностью, бросающейся в глаза каждому, кто им сколько-нибудь углубленно занимается, является следующее обстоятельство: полис был «государством без бюрократии». Вот этот-то момент в наибольшей степени поражает, причем не столько историков, сколько многих представителей политических наук. Последним обычно приходится иметь дело с более традиционными государственными формами, вполне бюрократическими: ведь таковые на протяжении человеческой истории в целом, конечно, решительно преобладали.
В связи со сказанным ряд влиятельных специалистов (повторим, что речь идет в основном не об исторической, а о политологической литературе) высказывают сомнения, можно ли вообще считать полис государством, не является ли он какой-то иной формой общности людей. Нередко предлагается применять к полису определение «протогосударства».
Данный тезис, проведенный в категоричной форме, бесспорно, являет собой досадную крайность и не может вызвать одобрения у историков – хотя бы потому, что они прекрасно знают: государства в мировой истории могут принимать самые разнообразные формы, они совершенно не обязательно должны быть похожи на то, что привычно нам. Однако даже и крайние точки зрения не возникают немотивированно. В данном случае объективным основанием для недоразумения послужило то обстоятельство, что полис действительно уникален. Он не просто не похож, а кардинально не похож на большинство иных государств – древних или современных. Его специфика, возможно, и заслуживала бы какого-то специального места в категориальном аппарате.
Но при всём том отнесение полиса к разряду «протогосударств» решительно неприемлемо. На этой шкале полис оказался бы уравнен, скажем, с потестарными образованиями позднего родоплеменного строя накануне перехода к «настоящей» государственности. Но на самом деле полис – нечто совсем, совсем иное. Кроме того, в самой приставке «прото-», хотим мы того или не хотим, присутствует некий пренебрежительный оттенок, предполагающий как бы в известном смысле что-то «недоделанное», несовершенное по сравнению с традиционными бюрократическими государствами. А в действительности ситуация прямо противоположна. В полисе нет ничего «недоделанного». Он напоминает произведение искусства, поражающее совершенством своего исполнения, является системой настолько продуманной и отточенной во всех деталях, что уже ничего «ни прибавить, ни убавить». Полис – некая великолепная целостность, социальный и духовный «космос». По нашему глубокому убеждению, это вообще самый совершенный тип общности людей, какой только существовал когда-либо в мировой истории. Он в наибольшей степени способствовал развитию как личности, так и коллектива, давал реальное, а не фиктивное равенство граждан, реальное, а не фиктивное широкое политическое участие. Все остальные формы государственности по сравнению с полисом выглядят уже некоторой деградацией, пусть даже и неизбежной. Ни в каких других типах государств не было такого раскрепощения творческого, состязательного духа, такого взлета и процветания культуры и т. д.
Здесь мы хотели бы высказать мысль, которая, несомненно, покажется парадоксальной: полис – не «протогосударство», а, если можно так выразиться, «постгосударство», более высокая и совершенная ступень человеческого общежития, нежели обычные государства. Подчеркнем, что данный тезис предлагается в сугубо гипотетической форме как тезис заведомо спорный; если введение нового термина вызовет дискуссию, с чьей-то стороны – несогласие, то это будет только полезно для развития науки об античности.
Такой тип общности людей, «постгосударство», насколько можно судить, был редчайшим и нигде более за пределами полисного мира не встречающимся. Да и полисному миру античной Греции на этой высоте суждено было удержаться не очень долго – всего лишь несколько веков, а потом, в эпоху эллинизма, в основном произошел «откат» к обычному для древности типу государственности, к бюрократическим монархиям, процесс эволюции «от гражданина к подданному», как его часто характеризуют в историографии. Может быть, дух «постгосударства» дольше, чем в эллинистическом мире, удержался в Риме: Римская империя, например, в годы правления династии Антонинов производит какое-то очень благоприятное впечатление. В Риме, впрочем, тоже в конце концов полисная по истокам система принципата сменилась чуждой полису системой домината, но на римских реалиях мы, естественно, специально останавливаться здесь не будем.
Вернемся к полису греческому. Этот уникальный феномен мог сложиться только в уникальных исторических условиях. «Постгосударство» уже по определению должно формироваться после государства. В Греции мы имеем как раз такой случай: повторное рождение государственности на обломках микенских дворцовых царств – государств обычного, «бюрократического» типа. Для греков речь шла о второй попытке создания цивилизации, и этим уже много сказано.
Иными словами, полис был вторичным образованием. Государственность же, формирующаяся не «с нуля», а на руинах предыдущей государственности, вольно или невольно учащаяся на ее ошибках и старающаяся этих ошибок не делать, вырастает в конечном счете во что-то новое, невиданное.
В связи с проблемой происхождения полиса нам представляется необходимым специально оговорить одно важное обстоятельство. В исторической науке является чрезвычайно распространенной, можно сказать, общепринятой точка зрения, суть которой выражается, например, следующей цитатой: «История человечества знает самые разнообразные формы государства, возникавшие в ходе разложения родоплеменного строя. Античный полис представляет собой один из вариантов нередко возникающего в этих условиях города-государства…» Говорят о «разрушении родоплеменного уклада жизни», о «процессе разрушения родоплеменной структуры связей» в Греции в период становления полиса.
Приведенные цитаты взяты из замечательной книги А. И. Зайцева «Культурный переворот в Древней Греции VIII–V вв. до н. э.». Но это получилось чисто случайно – просто книга оказалась под рукой. С тем же успехом мы могли бы процитировать абсолютно аналогичные суждения из десятков других работ. Поэтому никаких претензий к такому выдающемуся специалисту, каким был А. И. Зайцев, нет и быть не может. Ученый просто воспроизвел решительно преобладающее в антиковедении мнение. Но верно ли само это мнение?
Здесь у нас имеются серьезные возражения. Вырос ли полис из родоплеменной структуры общества в ходе разложения и разрушения этого строя? Несомненно, в большинстве случаев ранние государства именно так и рождались. Но греческий полис, как мы уже видели, являет собой особый случай.