Два дня 'Вериты'

- И все-таки ты сумасшедший, Гарри!-сказал Слейн, восторженно глядя на друга.

- У меня своя цель,-жестко сказал доктор.- Хорошо, что попутно могу помочь местному населению, Но хотелось бы, чтобы эта помощь оказалась более решительной... Ты не собираешься в поселок, Джо? Зашел бы в факторию. Ее агент ездил за перевал, и он должен привезти лампы к моему приемнику.

- Ну разумеется, я рад хоть чем-нибудь тебе помочь. Иду!

- Хочешь верхом?

- Да избавит меня святая дева от такого несчастья! До сих пор не могу вспомнить без содрогания тряску в седле. Мне полезны пешие прогулки.

Слейн несколько раз ходил в Кхассаро и соседние селения потолковать с индейцами, познакомиться с бытом горцев. С другом сеньора доктора вступали в разговор охотно, оказывали знаки внимания и расположения, хотя со стороны "белой" администрации чувствовалась некоторая настороженность. Власти считали доктора Беллингема чудаковатым самодуром, имеющим, однако, деньги, весьма решительный характер и огромную популярность у тхеллуков. А с настроениями индейцев приходилось до некоторой степени считаться - ведь не прошло и десяти лет со времени последних крупных волнений среди горцев. Чиновникам-испанцам и полицейским-метисам удалось кое-как наладить мирные отношения с тхеллуками, и они отнюдь не собирались наживать себе лишние хлопоты.

- Доктор-местный Иисус Христос,-сказал Слейну начальник полиции с иронией, сидя за коктейлем на террасе муниципалитета, когда столичный журналист явился к нему с визитом вежливости.- В делах доктора я умываю руки. Бог с ним, он, в общем-то, славный парень, хотя и большой оригинал.

Поселок Кхассаро, административный центр земли тхеллуков, представлял из себя несколько коротких улиц, вымощенных камнем и все же довольно грязных.

В большом помещении фактории крутился шустрый одноглазый метис-приказчик, за конторкой кассы сидела миловидная молодая индианка. Несколько женщин племени тхеллуков в оборчатых пестрых юбках и длинных шалях таращили глаза на яркие этикетки консервных жестяное, коробок с мелкой галантереей. Хозяин фактории сеньор Лопес, смуглый здоровяк в широком ковбойском поясе и шляпе "вестерн", казалось, больше всех рад Слейну, Все интересовался, как помещают рекламу в столичных газетах и сколько за это берут. Он скупал у тхеллуков кустарные изделия, шерсть, кожи и всякую мелочь, которая могла иметь сбыт за перевалом, а в Кхассаро торговал всем, что пользовалось спросом, даже медикаментами, которые сам же и дозировал на свое усмотрение. Зажиточным горожанам отпускались лекарства и по рецептам доктора Беллингема, хотя цену назначал все равно сам сеньор Лопес. Он же держал и ломбард. Словом, сеньор Лопес, сколько хватало сил, стремился облагодетельствовать тхеллуков, отнюдь не забывая при этом и себя.

- Святая Мария, я целый день на ногaх!-сокрушенным баском жаловался он Слейну, сквозь дым хорошей сигары наблюдая за покупателями.- Что поделаешь, торговля с индейцами хлопотное занятие. И порой, я бы даже сказал, убыточное. Они как дети, сеньор Слейн. Если завелась лишняя монета, норовят истратить на пустяки, не заботясь о завтрашнем дне. А ведь живут в нищете и грязи!

Сеньор Лопес и впрямь считал себя благодетелем. А нищета в поселках была удручающая, Слейн убедился в этом. Жилища, слепленные из глины, камней и веток, грязные и унылые, наполненные оборванными ребятишками, могли вызвать у поверхностного наблюдателя презрение к тхеллукам. Но Слейн два года назад почти месяц провел в индейских селениях, знал тяжелую судьбу этих древних племен, бывших хозяев плодородных долин. Да и сейчас, вытесненные в резервации, тхеллуки хранили дух былой независимости. В том же селении Чулу, расположенном в нескольких милях от Кхассаро, люди выглядели чище и достойнее, хотя и не богаче. Мужчины здесь не унижались до любопытства к приезжему сеньору, не клянчили сигарету и говорили с ним как с равным. Женщины и дети не выпрашивали подачек. Даже собаки казались яростнее и непримиримее, чем в Кхассаро. И все-таки журналист, как и в прошлый приезд на территорию, не мог понять, как ухитряются существовать в таком нищенском положении целые поселки. Все это угнетало Слейна, напоминало, что броки поездки истекают...

Как-то, возвращаясь из Чулу в больницу, он увидел на вершине возле телеантенны две человеческие фигуры. Слейн остановился и долго смотрел вверх. Один из двоих несомненно был доктор, его можно было узнать на расстоянии по энергичному взмаху руки, по осанке. Второй-скорее всего Руми. Они то скрывались под скалой, то снова появлялись возле мачты, занятые каким-то важным делом.

За ужином Слейн не удержался и спросил:

- Там у тебя торчит что-то вроде мачты. Но вот телевизора я нигде не вижу.

Доктор пожал плечами:

- Какой смысл тащить через перевал телевизор, если приборы не отмечают ультракоротких волн столичной станции.

- По-моему, гиблая это затея насчет телевизора.

- Я тоже так думаю,-согласился доктор и перевел разговор на другое:-Как тебе нравится суп?

- Очень вкусно! Твоя Паула могла бы работать в первоклассном ресторане.

- В самом деле тебе нравится? Это я научил индианку готовить русский борщ.

Глава 6.

Прошло около месяца, как Слейн уехал из столицы, и его все больше охватывала тревога. Пора было на чтото решиться. Или писать репортаж о хорошей жизни индейцев, и тогда его положение в редакции упрочится.

Или давать правдивую статью об увиденном с полной уверенностью, что она не будет напечатана, а сам автор с треском вылетит из комфортабельного холла "Экспрессе" без надежд на новую работу. "Да будь оно все проклято!-вздыхал -он, шагая по вечерам в больницу.- Не вернусь я в столицу, и все тут! Пусть редактор, если хочет, пишет трогательный некролог: еще один цивилизованный репортер погиб в диких горах тхеллуков. Попрошусь к Гарри хотя бы санитаром!"

Слейн прекрасно понимал, что сделать так у него не хватит воли, как не хватит духу и на розовую статью о счастливом процветании индейцев. Не видя более или менее приемлемого выхода, он свирепо ругал и себя и судьбу. Доктор видел его маяту, но молчал, не задавая щекотливого вопроса, не помогая ни словом, ни советом.

Однажды, после долгой прогулки по ущелью, Слейн направился в коттедж, чтобы завалиться спать. Поравнявшись с электростанцией, он увидел доктора, вышедшего на крыльцо, и обрадовался: после бесед с Гарри становилось вроде бы легче на душе, откладывался на время выбор в дилемме: лицемерие или катастрофа.

- А, Джо,-заметил его доктор. Он стоял на ступенях, что-то обдумывая. Потом решительно кивнул; - Может, зайдешь в лабораторию?

- Охотно. Мне все как-то не удавалось заглянуть в твою энергоцентраль. Если не помешаю...

- Да нет, заходи. Надо же когда-нибудь...- Гарри не договорил, что именно надо, посторонился, пропуская журналиста,

В сравнительно большой, покрашенной белилами комнате плотно стояли опутанные проводами щиты с вольтметрами и амперметрами, хитроумными незнакомыми приборами. Середину комнаты занимал покатый пульт с глазками кнопок и сигнальных ламп. У окна стоял еще стеклянный столик с микроскопом, пробирками, колбами с таинственными медицинскими растворами, но выглядела эта лаборатория неубедительно, как театральный реквизит. За стеной деловито гудела турбина генератора.

- Ого!-сдержанно сказал Слейн.

- Садись,-Гарри указал на мягкое кресло у журнального столика, заваленного листами ватмана с вычерченными тушью таблицами и схемами. Он вынул из шкафа оплетенную соломой бутылку, поставил на стол две мензурки и наполнил их.

Молча взглянули друг на друга, выпили. Вино показалось Слейну очень душистым и приятным на вкус, хотя и слабым. Доктор снова наполнил мензурки, уселся на соломенный стул и вынул из кармана пачку сигарет. Закурили, Сидели и слушали гул генератора. Слейн внутренне подобрался весь, догадываясь, что не случайно приглашен в этот уголок, куда до сих пор не имел доступа, что Гарри намерен начать какой-то серьезный разговор. Ну да, он сказал; надо же когда-нибудь...