Страница 19 из 44
- Голосуйте за сеньора Моралеса, лидера независимых!-заорал на Слейна верзила в оранжевой шляпе и бесцеремонно всучил оранжевую листовку.-Сеньор
Моралес все сделает для страны!
- О да, он сделает!-согласился Слейн.-Только для чьей страны, вот в чем вопрос?
Но оранжевая шляпа плыла уже дальше, прославляя грядущие деяния сеньора Моралеса.
Слейн увернулся от дышащего жаром радиатора голубой машины и попал в объятия голубого же сеньора.
- Только католики, только католики!-вопил сеньор, отбирая у Слейна оранжевую листовку и награждая голубой.-Вождь республиканцев Приетта создаст рай на земле!
- Очень приятно,-опять не стал спорить Слейн.- Но лучше бы он поскорей занялся этим на том свете, Стараясь обходить сборища голубых и оранжевых, Слейн добрался до небольшого ресторанчика с лошадиной головой на вывеске и надписью "Подкова-Podcova". На стеклянной двери надпись по-русски предлагала:
79
ше, чем без них. Не спорь, Гарри, не спорь. Я хочу иметь свои акции в твоем безрассудном предприятии. И плевать, что дивидендов не будет. Ты вложил уйму долларов, чтобы заварить кашу. Я кладу свои центы, чтобы ее расхлебывать.
- Джо, мне не нравится твой пессимизм.
- Всего только реальный взгляд на действительность, который ты утратил, сидя у себя в горном санатории. Но не тревожься за меня. Скажу и без радиоимпульсов, я с тобой до конца. Мне самому теперь это нужно.. Итак, дальнейшее сумасшествие финансирую я. По крайней мере. на такси-то у тебя найдется? Тогда до встречи в.-БУ-о не был в столРще.пасгк- - -- - "" -"ток, и
- Полтора года. Приезжал сюда в день свадьбы Аниты... Где мы могли бы остановиться?
- Гм... Можно бы у меня, я живу в недорогом пансионе в четырех кварталах от редакции "Экспрессе". Мы прекрасно устроились бы вдвоем. Но...
- Что - но?
- Говоря по совести, Гарри, боюсь квартирной хозяйки,
- Мегера? Дьявол в юбке?
- Не сказал бы. По отношению ко мне она вполне предупредительная и любезная дама.
- Тем лучше. Где же все-таки "но"?
- Насколько я способен разобраться в женской душе, хозяйка ко мне неравнодушна и даже имеет на меня определенные виды. Когда я дома, что случается довольно редко, она всегда находит причину зайти справиться, не нужно ли мне чего. Досто Возьмите
слишком болтлива. Рассказ"-"" i и
"","-.,"е э ,, ,. Доктор! Мне страшно оставаться в
горах! л оуду верна, как индейская собака, буду делать все, что прикажете!
Паула говорила быстро, захлебываясь и дрожа.
- В самом деле, Гарри, может, мы...
Багров строго глянул на журналиста, и Слейн умолк,
- Мы не можем взять тебя, девочка. За горами у
нас трудное и опасное дело, оно не для женщин. Тебе придется остаться. Ты знаешь старого священника в Кхассаро? Он хороший человек, и мы с ним всегда ладили. Завтра пойди к нему и скажи, что доктор очень просил его о тебе позаботиться. Это все, что я могу сделать для тебя. Прощай, Паула.
74
лись новые звуки: агитационные машины, залепленные дб колес предвыборными плакатами, оглушали толпу мощной радиомузыкой вперемежку с призывами отдать голоса "самой благородной, сеньоры, самой демократической партии!"-независимых христиан или католиков- республиканцев, смотря по тому, чья машина. Лавочники на мгновение замолкали с открытым ртом и выпученными глазами. Потом, адресовав лидеру крепкое словцо, старались переорать десятикратные динамики. Представительные полисмены в форме вашингтонского покроя и с дубинками вашингтонской твердости в достойном молчании наблюдали за порядком в этой беспорядочной сутолоке, и все кругом выглядело благопристойно.
Примыкающие к рынку улицы пытались сохранить чинную тишину и покой. Но машины с динамиками и здесь настойчиво вопили прямо в завешенные шторами окна. Наиболее крупные рестораны превратились в своеобразные предвыборные клубы, у которых, несмотря на жару, толпились зеваки. Солидные сеньоры в белых щегольских костюмах с эмблемами бодро вскакивали на ресторанные эстрады и, потеснив очередную певичку, произносили пламенные речи.
- Голосуйте за сеньора Моралеса, лидера независимых!-заорал на Слейна верзила в оранжевой шляпе и бесцеремонно всучил оранжевую листовку.-Сеньор Моралес все сделает для страны!
- О да, он сделает!-согласился Слейн.-Только для чьей страны, вот в чем вопрос?
Но оранжевая шляпа плыла уже дальше, прославляя грядущие деяния сеньора Моралеса.
Слейн увернулся от дышащего жаром радиатора голубой машины и попал в объятия голубого же сеньора.
- Только католики, только католики!-вопил сеньор, отбирая у Слейна оранжевую листовку и награждая голубой.-Вождь республиканцев Приетта создаст рай на земле!
- Очень приятно,-опять не стал спорить Слейн.- Но лучше бы он поскорей занялся этим на том свете. Стараясь обходить сборища голубых и оранжевых, Слейн добрался до небольшого ресторанчика с лошадиной головой на вывеске и надписью "Подкова-Podcova". На стеклянной двери надпись по-русски предлагала;
"Путникъ, зайди согреться отъ холода жизни!".
- Приглашение явно не по сезону,-проворчал журналист, вытирая потный лоб.-Но если учесть, что завтра будет еще жарче...
Он вошел в зал и огляделся.
Небольшой зал с крошечной эстрадкой казался бы уютным, если бы не плакаты с убедительно холеной физиономией сеньора Моралёса. Удобные старомодные стулья, чистые скатерти, потрепанное чучело бурого медведя у входа. Пасть медведя раскрыта, точно и он задыхался от жары, желтые бусинки-глаза смотрят на входящего жалобно и безнадежно, как у забытой дворняжки. На стене картины - какие-то барские усадьбы в тенистых липовых аллеях.
В столице "банановой республики" единственный русский ресторан давал хозяину, наверное, неплохой доход. Почти все столики были заняты. Обычная публика предместья: свободные после смены шоферы, механики небольших гаражей, владельцы различных мелких заведений, старички и старушки, пришедшие просто посидеть и поболтать о пустяках, может быть, и в самом деле "согреться от холода жизни" в этой знойной стране.
Не эстраде приплясывал и кривлялся обезьянообразный парень. Модным голосом-нарочито грубым, с хрипотцой-он вылаивал слова песни. Длинные, как у женщины, волосы, окрашенные в рыжий цвет, и орангутаньи бакенбарды укутывали бледную мордочку. Певец закатывал глаза, кривил рот, стараясь изобразить непосредственность и экстаз. Старички плевались. Однако молодежь проводила певца, хотя и жидкими, аплодисментами. Пятеро равнодушных музыкантов отложили инструменты и спустились в зал покурить. На смену им выскочил господинчик в оранжевой шляпе и по-испански залопотал о достоинствах сеньора Моралёса. Лысый, с седыми генеральскими подусниками старичок раздраженно отбросил газету и сказал громко по-русски:
- Когда говорят перед приличной публикой, снимают шляпу!
Сеньор не понял, заулыбался и зажестикулировал оживленнее;
- Рафаэль Моралес-друг русского народа!
- Свинья!-буркнул старичок и уткнулся в газету. Багров сидел у самой эстрады. Он помахал Слейну.
- Все в порядке,-сказал журналист, усаживаясь рядом.-Деньги есть, и жизнь прекрасна. Что будем пить, Гарри?
- Ничего, кроме кофе. Мы должны быть в хорошей форме.
- Жаль. Но все равно окей. Есчь-то все-таки можно? Чем ты питаешься?
Багров поднял руку, и к столику подбежал официант,
- Миша, накорми моего друга. Угости окрошкой холодной, в такую погоду хороша окрошка.
- Что будет пить ваш друг?
- Сегодня мы пьем только кофе.
Оратор кончил болтать, музыканты вернулись на эстраду.
Снова выскочил патлатый певец и залаял что-то вроде английского битла.
- Очень мило,-сказал Слейн.-Но ты, кажется, говорил, что это русский ресторан?
Багров вздохнул:
- Он поет задушевную русскую песню в американской обработке, только и всего. Владелец ресторана отдает дань моде.
- У вас сводобно, сеньоры? То есть, извините, господа!