Певчая (ЛП)

- Какие слухи? – спросила я. Это услышала тогда мама?

- Многие говорили, что взрывы были не по вине обычных людей, а что была вовлечена магия.

- Будто только магия может так разрушать, - недовольно сказал Нат.

- Было глупо так думать, - согласился Пенебригг. – И сначала Скаргрейв отказался от этой мысли. Но когда расследование никуда не привело, он приказал допрашивать чародеев, ведь они могли быть связаны с Опустошением. И за пару дней по стране разошлась волна охоты на ведьм. Гадалки, предсказатели, алхимики, даже бабки-повитухи и травницы боялись за свои жизни, ведь во многих городах ведьм и колдунов убивали без суда.

- Они гибли как мухи, - сказал Нат.

Я скривилась, а Пенебригг продолжал:

- А потом к лорду-защитнику пришла старушка и сказала, что он должен это остановить. «Магию могут применять, - сказала она, - но это не делает женщину предательницей». Чтобы доказать, она предложила спеть песню Скаргрейву, что позволит ему поймать настоящих предателей.

С треском уголек разломился надвое.

- Конечно, она была Певчей, - сказал Пенебригг. – Хрупкая старушка по имени Агнес Роузер, странная, но решившая сделать то, что считала правильным. В присутствии Скаргрейва она показала гримуар, что хранился в ее семье веками.

- Что за гримуар? – спросила я. Не нравилось показывать свое незнание, но Нат ответил почти сразу:

- Книга заклинаний.

- Да, - сказал Пенебригг. – Но книга, которую Певчая Агнес показала Скаргрейву не выглядела как гримуар. Как Книга часов, она пестрела яркими портретами королей и королев, картинами придворной жизни. Красивая книга, конечно, но Скаргрейв отругал старушку за трату его времени. Но тут старушка запела, и яркие страницы засияли и исчезли, а вместо них появилась тусклая книга в кожаной обложке, потрепанная временем, многие страницы были склеены. Это был гримуар Певчей, и старушка сказала, что только Певчая может петь чары оттуда, оживляя их. Но она хотела петь для лорда Скаргрейва. И то, что она спела, создало тенегримов.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ТЕНЕГРИМЫ

Тенегримы. Слово повторилось в голове, и появился еще обрывок воспоминания.

Приглушенный голос матери доносился на чердак, где я должна была спать:

- Я должна спрятать ее, Норри. Спрятать там, где тенегримы не найдут…

Неразборчивое бормотание. Ответ Норри? А потом снова мама:

- Что они сделают с ребенком – невообразимо…

Я ничего больше не помнила. Но страх в голосе матери сдавил мое горло.

- В библиотеке лорд Скаргрейв говорил о тенегримах, - выдавила я последнее слово, хотя оно оставило неприятный привкус во рту. – Думаю, мама их упоминала. Но я не знаю, что это такое.

- Тебе повезло, - сказал Нат.

Оставалось Пенебриггу дать мне ответ:

- Сначала они были воронами, выведенными семьей Рейвендон в древние времена, и Скаргрейв взял их с собой в Тауэр: умные черные птицы размером с голову человека, с насмешливым взглядом и острыми клювами, - он замолчал и тихо добавил. – Но теперь они другие, а все из-за песни Певчей.

- Что она сделала? – спросила я.

Нат вонзил нож в дерево.

- Она совершила глупую ошибку.

- И это печально, - сказал Пенебригг. Она хотела, как говорила, создать искателей правды, которые помогли бы лорду Скаргрейву найти предателей. Но вместо этого ее песня превратила птиц в инструменты пытки. Днем они спят, и это зачарованный сон, никто не может их разбудить, но ночью это охотники, каких свет не видывал.

- Это как быть в кошмаре, - сказал Нат, его нож замер, - в котором тебя ловят так быстро, что ты не успеваешь даже позвать на помощь. Сначала тебя охватывает ужас, а потом приходит жар, что душит тебя, давит со всех сторон.

Я зажала рукой рот. Ужасы в телеге, обжигающий страх… были ли это тенегримы?

Я спросила у Ната и Пенебригга. Нат кивнул:

- Мы были почти дома, когда нас заметили два тенегрима. Один тенегрим пролетел над нами, а другой отправился за дозорными. Мы были снаружи во время комендантского часа.

- Ты не боялся? – спросила я.

- Было сложно говорить, - сказал Нат. – Или двигаться. Но вороны ушли, пока нас проверяли дозорные. Я знал, что они приблизятся, если их позовет дозорный, или если я попытаюсь убежать. У нас был пропуск – почти настоящий – и я думал, что все будет в порядке. Так и вышло.

Я старалась не пялиться на его уверенное лицо. Как он мог говорить так сухо о встрече с тем, что испугало меня?

Пенебригг догадался о моих мыслях.

- Нат жизнерадостнее многих, - объяснил он. – Я бы не стал отпускать его ночью в другом случае. Но не стоит ему подражать. Многих из нас страх ослабляет. А сильнее всего он парализует, как говорят, Певчих.

Он хотел успокоить меня, но мне стало только хуже.

- Я бы не был радостным, если бы тенегримы приблизились сильнее, - сказал Нат. – Никто не выстоит против этого. И я боялся бы больше, если бы знал, что ты там. Но я не знал.

- Хорошо, что дозорные приняли твой пропуск, - сказал Пенебригг, - и что ничего плохого не произошло.

- Что могло произойти? – спросила я.

- Ты хочешь знать? – Нат взглянул на меня краем глаза.

Я задрожала.

- Да.

Пенебригг покачал головой.

- Нат, не думаю, что это лучшее время…

- Она имеет право знать, - сказал Нат. – Она Певчая, и она уже ощутила этот страх. Кто-то должен рассказать ей остальное.

Пенебригг склонил голову.

- Думаю, ты прав.

Нат сказал мне:

- Тенегримы в этот раз держались подальше. Но если кто-то решит убежать от дозорных, или если дозорные решат арестовать, тенегримы приблизятся. И когда они сделают это, тебе будет все жарче, ты услышишь, как пылает огонь их крыльев. А потом тебя схватят, и если Скаргрейв захочет узнать, что у тебя в голове, он прикажет им напасть.

- И они нападут, - сказал Пенебригг. – Но не клювами и когтями. Они прижмутся перьями к твоей коже, будут питаться твоими мыслями, как когда-то падалью и плотью. Их прикосновение похоже на огонь, оно обжигает. Ужас проникает в душу. И пока ты горишь, тенегримы срывают твои мысли, которые потом передают Скаргрейву.

- Они могут говорить? – спросила я.

- Со своим хозяином, - сказал Пенебригг. – Но не карканьем, а особым способом, от разума к разуму. Они крадут воспоминания, мысли, все, что делает тебя человеком, все, что тебе дорого, пока их темное пламя не поглотит тебя.

Дым камина словно стал плотнее вокруг меня.

- И наступит смерть?

- У везучих, - сказал Пенебригг. – Они превратятся в горстку пепла. Но тела некоторых выживают. И тогда они уже принадлежат главе шпионов. Их разум пропадает, они могут лишь слушаться его. Скаргрейв пользуется ими как стражниками в Тауэре, как дозорными в городе, ведь их не парализуют тенегримы, как остальных, и они слушаются всех его слов.

- По их глазам все видно, если приблизиться, - добавил Нат. – Они тусклые, и это говорит, что они Вороновые.

Я вспомнила, как они разглядывали мои глаза, как Пенебригг сказал, что они нормальные.

- Почему Певчая не развеяла чары или не остановила как-нибудь? – спросила я.

- Она пыталась, кстати, все убрать, - сказал Пенебригг. – Но когда она запела, она сбилась, растерялась, и песня не сработала. Она не успела запеть снова, Скаргрейв приказал воронам окружить ее лицо. Она стала их первой жертвой.

Волосы встали дыбом. Нат не выглядел потрясенным.

- Убита своей же магией, - сказал он. – Это справедливость.

Пенебригг нахмурился.

- Прояви сожаление, Нат. Никто не заслуживает такой смерти.

- Может, нет. Но она не должна была вмешиваться, - Нат отрезал еще кусочек дерева. – Она ужасно навредила.

- Одно ясно точно, - сказал мне Пенебригг. – После ее смерти началось Царство ужаса. Хотя многие это ожидали. Чародеям не доверяли, Скаргрейва похвалили за быструю расправу над Певчей. В те дни он использовал новые силы сдержанно. Он держал своих воронов в глубинах Тауэра, и даже ныне они там гнездятся, и он призывал их только на тех, кого подозревали в измене.