Соавтор

Вспоминая все эти сладкие вещи, он не испытывал облегчения. Он видел - газовый шлейф под сосной истончается, тает, расползается на отдельные почти невидимые волокна...

- Ты уходишь?

Иной не ответил.

- Я не успел спросить... - Веснин торопился. - Я еще не успел спросить...

Иной не ответил.

И отчаяние впрямь охватило Веснина. Он же действительно не успел. Он же слышал голос лже-Кубыкина, пять минут назад слышал. Что могло измениться за пять минут?..

Но он чувствовал - что-то изменилось.

Но тогда зачем все? Зачем лещ? Зачем солнечная рябь в темной воде? Зачем растения, люди, микробы, звезды, галактики? Зачем молнии, духота, равнодушие Ванечки? Зачем Надин испуг?

З_а_ч_е_м _в_с_е_?

- Выбери ответ сам.

- Но ведь для этого я должен пройти все семь ступеней!

Иной не ответил.

Он гас. Он рассеивался.

Реже вспыхивали зарницы, тускнело небо, звезды потихоньку терялись в лохмотьях наползающих с моря туч. Молния, непохожая на прежние, крючковатая, хищная, легко скользнула над берегом, до основания разрушив тьму, и не было больше тишины, как не было больше Иного. Стонала обожженная сосна, надувались, трепетали на ветру полотнища палаток. В раскаленном воздухе, шипя, скользнули первые капли.

Анфеду хоть повезло - не сломал ногу...

Веснин прислушивался к дождю. Может, Серов имел в виду такого вот соавтора? Может, вообще не бывает работ, выполненных без соавтора? Разве не был соавтором Колумба тот матрос, что крикнул с мачты: "Земля!"? И разве не был соавтором Эрстеда тот студент, который первым обратил внимание великого физика на странное поведение стрелки компаса, случайно оказавшегося рядом с проводами, по которым пускали ток? И разве...

К черту!

Он нащупал газетный кулек, лежавший рядом с матрасом. Горстка земли для химанализа... Интересно, можно подвергнуть химанализу душу?..

Еще не понимая, что он делает, он, не примериваясь, запустил кульком в сосну. "Ты не поймешь ответа..." Наверное. Но я и не хочу его понимать, я хочу добраться до ответа сам, чтобы он был _м_о_и_м_ ответом!.. Ударившись о сосну, кулек лопнул, сухая земля глухо осыпалась на обнаженные, расползшиеся вдоль тропинки корни.

Вот и все. Дождь все замоет.

Веснину стало легче.

Он слышал, как стучат капли, как душное напряжение медленно отпускает пересохшую землю. Он слышал, как закипают соки в тугих стволах и как успокаивается во сне тяжелое дыхание Кубыкина. Он даже Ванечку вдруг увидел - его птичьи аккуратные усики. И вот странно, впервые они не вызвали в нем протеста... Интересно все же: какие Ванечку томили тайные желания?..

То, что дождь наконец начался, было хорошо. То, что Анфед все-таки уберег ногу, было замечательно. То, что природа начинает приходить в себя, было еще лучше. И если Иной исчез, не следует его уход оценивать однозначно. Если он ушел, значит, он уверен в нем, Веснине, значит, он уже уверен в том, что его не затопчут лошади. Ведь если бы он впрямь считал его беспомощным ребенком, он бы не оставил его.

Веснин сел и медленно развел руки в стороны. Как никогда он чувствовал прекрасную силу здорового еще тела, как никогда чувствовал впереди еще не одна ступень. А соавторы...

Он испуганно вздрогнул. Откуда-то из дождя, из неясного шума, производимого ветром, ворвавшимся с моря в лес, до него донесся все тот же невероятный, то хрипящий как труба, то срывающийся на фальцет голос Кубыкина. Веснин даже испугался: Кубыкин ли? Может, Иной вернулся?

Но нет. Это ломился сквозь кусты Кубыкин.

Он материл весь мир, он лез прямо сквозь колючий куст шиповника, он хрипел, как черт знает кто. И он прорвался сквозь куст, упал перед палаткой на колени, и невероятным голосом своим, дивясь сам себе, позвал:

- Эй, слышь, писатель? Пойдем. Там Анфед сломал ногу.