Соавтор

Геннадий ПРАШКЕВИЧ

СОАВТОР

Любое несовпадение людей и событий

является чистой случайностью.

Шкиперу Шашкину было плохо.

Самоходная баржа медленно шла вниз по Оби и давно бы полагалось Солнцу опуститься за неровную щетку темного леса, затянутого то ли предгрозовой дымкой, то ли сухим туманом, но шел уже одиннадцатый час, час в сущности сумеречный, а Солнце, сплющенное, как яичный желток, продолжало висеть над лесом. Круглое, багровое, совершенно обычное. Во всем обычное. Кроме одного. Заходило оно не на западе, то есть там, где ему и следовало заходить, а на востоке, над редкими огоньками большого села.

"Где-то там... - горько думал шкипер, рассматривая темнеющий по берегам лес, - на базе отдыха... с корешами... мой Ванька мается... Шкипер сделал большой глоток уже из почти пустой бутылки. - Сынок... Ученый... Разбил под сосной палатку, взгрел кофеек, рыбу с корешами глушит... Отца вот только стесняется, прост у него отец... Мало я стервеца в детстве драл, мало просил, на колени падал - к ремеслу прибивайся! Ремесло, оно как спасательный круг! А на бумажках твоих жизнь не сделаешь!.. Не послушался Ванечка, живет теперь на оклад, а оклады у ученых какие?.. - Шкипер мутно глянул на багровое, садящееся не по правилам Солнце и выбросил опустошенную бутылку в темную Обь. - Не сумел я Ванечку поднять до себя... Простым ученым стал Ванечка..."

Шкипер Шашкин твердо знал, понимал ясно - Солнце обязано заходить на западе. Но столь же ясно он видел - сегодня Солнце пытается опуститься за горизонт не где-нибудь, а на востоке. Маясь головной болью, занюхивая корочкой плохой спирт, он тщетно пытался примирить происходящее в природе со своими собственными о ней представлениями.

Ничто не сходилось.

"Ванечку бы сюда... - думал шкипер в отчаяньи. - Пусть Ванька неуважителен, но все же ученый... Мало я его в детстве порол, не сумел довести до человека... Чтобы не стыдно там, ну и все такое... Ведь разбуди его, подлеца, в любой час ночи - вот чего дескать, Ванечка, подлец, больше всего тебе хочется? - ведь он не задумываясь, не открывая глаз, ответит на батю не походить!"

1

Гроза шла со стороны Искитима. Небо там - заплывшее, черное сочилось влагой, но над базой отдыха Института геологии Солнце пока даже не затуманилось. Стояла плотная, ясная, _г_р_а_ф_и_ч_е_с_к_а_я_, как определил ее про себя Веснин, тишина.

Подоткнув под голову свернутый спальник, Веснин лежал на тугом надувном матрасе и удрученно рассматривал сосну, опутанную растяжками палатки. От обнаженных плоских корней, густо и во многих местах пересекавших тропинку, до нижних причудливых толстых сучьев сосна была сильно обожжена - то ли неудачно жгли под нею костер, то ли молния постаралась.

"Чувствует ли дерево боль?.. - Веснин поежился. - Как это вообще ощущать лижущее тебя пламя и не иметь возможности уклониться, заорать, броситься в воду, если даже вода плещется прямо перед тобой?.."

Он вздохнул.

Он-то, Веснин, мог сбежать от огня, он бы выпрыгнул из огня, случись такое, но вот от мыслей... От мыслей, действительно, не убежишь...

Повернув голову, он хорошо видел палатки, разбитые по периметру большой поляны, больше того, он видел почти всех еще не съехавших с базы людей - аккуратного математика Ванечку Шашкина, лениво бренчащего на гитаре, рослого неудачника Анфеда, геофизика и спортсмена, и, наконец, дуру Надю.

Нет - упаси Господь! - Надя, конечно, не была дурой, просто, без всякой, кстати, злости, так ее определил Анфед. А сама по себе Надя больше походила на балерину - прямая, точеная, ноги сильные, длинные, из-под распущенных рыжих волос, схваченных выше лба кремовой лентой, всегда беспечально посверкивают глаза, но вот инстинкт самосохранения... Как правило, Надя сперва смораживала какую-нибудь глупость, и только потом спохватывалась.

Веснина на базе встретили с интересом - писатель все-таки. Писатель-фантаст... Прошел слух, что он и есть один из двух знаменитых братьев, но этому все же не поверили - с чего вдруг кто-то из знаменитых братьев поедет в Сибирь, да еще осенью, да еще на базу отдыха Института геологии, а не на какие-нибудь там обкомовские дачи? Хотя никто, конечно, за базу не переживал. Тут все в порядке, хоть Станислава Лема привози. Бывали тут, кстати, польские минералоги, бывал болгарский поэт, называвший комаров москитами, да мало ли кто тут еще бывал, преимущества в общем для всех одни: утром свежий деревенский творог, раз в неделю - чистые вкладыши для спальных мешков. Это только Ванечка Шашкин требовал на прокат торпедный катер - топить самоходные баржи, будившие его по утрам, но Ванечке в торпедном катере отказали. Что ж это будет, начни каждый топить на Оби суда?

Когда на базе узнали, что Веснин вовсе не брат и даже не имеет брата, расстроился один Анфед. Но это никого не удивило. Все знали: даже при росте своем и спортивности Анфед все равно неудачник. Гирю пудовую одной левой жмет, всегда поддержит любую компанию, замечательно на гитаре играет, в голове мысли водятся, а все одно - неудачник. Жена от него ушла, на переаттестации чуть не загремел в лаборанты, новый дорогой костюм прожег сигаретой в первый же день рождения... И последний случай: дирекция Института сочла нужным именно Анфеда оставить на базе вместо того чтобы отпустить в поле. Оно понятно, кому-то все равно надо помогать начальнику базы Кубыкину, но почему именно Анфед?..

"Опять я не о том, - вздохнул Веснин. - Мне не об Анфеде, мне о рукописи надо думать. Ведь специально выбрался на базу - осень, безлюдье. Гуляй по лесу, собирай моховики, сиди над Обским морем, все работает на тебя, думай!.. А я об Анфеде... Анфед совсем из другой оперы, при этом не из космической. Да и не возьмут в космос такого как Анфед. Он по присущей ему непрухе врежется в первый же астероид... К черту!"

Думай, Веснин.

Но сосредоточиться он не мог. Мешала гитара Ванечки, постанывающая жалобно, слабо, мешала приближающаяся, никак не могущая разразиться гроза, воздух, напитанный электричеством, неопределенностью, тяжкой духотой. Говорят, вспомнил Веснин, грозы здесь бывают такие, что хвосты у лошадей торчком стоят.