Дважды разыскиваемые

- С Кондратом Тихоновичем?-уточнил Сорокин,-Было такое дело.

- Что же он пел вам? Жаловался на порядки? Возможно, на беспорядки?

- Беспорядки и без жалоб видны.

- Какие же беспорядки вы заметили? - насторожился начальник цеха.

- Какие? Думаю, вы лучше меня все знаете. Однако, если хотите, скажу. Мне, например, не понравилась грязь в цехе.

- Еще что?

- Готовые детали валяются на полу. Они должны быть на стеллажах.

- Еще?

- Рабочие места, как и ваш кабинет, между прочим, захламлены.

- Да-а-а, - нахмурился начальник цеха, - у вас, оказывается, критический глаз. Вы пришли, чтобы сосватать в дружину Бориса Цыбина, между тем сделали сто замечаний. Хочешь - не хочешь, исправляй недостатки.

- Рад, что помог,-улыбнулся Сорокин. - Давайте теперь продолжим сватовство. С кем дружит Цыбин?

- С кем? Пожалуйста. С Зибаровым, Григорьевым, Соколовым, Гришиным, Быховским, Гайнулиным, Закировым, Пулатовым.

- Пьет или не пьет?

- Кто же не пьет? Язвенники да сердечники. Я тоже пью.

- Пить можно по-разному.

- Не отрицаю… Цыбин на работе пьяным не бывает. В городе тоже не видел… Нет, вы удивительнейший человек,- покачал головой начальник цеха.- Все-то вам надо знать. Я полагал, дело милиции - бандитов ловить. Вас, видите ли, взволновали порядки в цехе… Ладно, ладно, не хмурьтесь, мы учтем пожелания. Берите Цыбина. Считаю, что он принесет пользу в дружине. Это принципиальный парень.

О «принципиальном парне» весьма недобро отозвалась несколько минут спустя фрезеровщица Анна Сергеевна Ткаченко.

- Если дружину создаете из пьяниц, то лучшей кандидатуры вам не найти, - сказала она.

- Вы его хорошо знаете?

- Уж больше некуда! Слышали пословицу: «С кем поведешься, от того и наберешься»? У него подозрительные друзья. Вечно торчат в пивных или по улицам шастают, пристают к прохожим.

- Они тоже на вашем заводе работают?

- Нет… Кажется, они вообще нигде не работают.

- Молодые?

- Как Цыбин. Одному, правда, лет сорок пять. Этот, наверно, за поводыря у них. Так все и стелются перед ним: «Иван Сергеич! Иван Сергеич!..» Тьфу, прости господи!- сплюнула в сердцах Анна Сергеевна. - Как только этаких людей земля-матушка держит?

Сорокин простился с женщиной, постоял немного на площадке перед цехом, взглянул на часы и вышел на улицу.

Темнело. Дул резкий, пронизывающий ветер. Мелкий острый дождь больно хлестал по разгоряченному лицу. Тучи проплывали так низко, что казалось, вот-вот коснутся заводских труб.

«Кто же ты, Борис Цыбин? Честный человек или преступник?- задумался Сорокин,- Почему о тебе по-разному отзываются люди? Кому верить: начальнику цеха или фрезеровщице?»

- Николай Аркадьевич, вам далеко?

Сорокин обернулся. Рядом, у кромки тротуара, стояла «Волга». За рулем сидел Михайлов.

- Здравствуйте, Яков Ильич!… Далеко. Не хотите ли вы подвезти меня?

- С удовольствием… Никого еще не нашли? - поинтересовался Михайлов, как только «Волга» тронулась с места.

- Пока, к сожалению, нет.

- Плохо.

- Найдем. Не беспокойтесь… Послушайте, Яков Ильич, не могли бы вы более подробно описать внешность девушки, которую ограбили при вас?

- Подробно? - переспросил Михайлов. - Ну что про нее скажешь? Девушка как девушка. Таких в нашем городе тысячи… Честное слово, Николай Аркадьевич, для меня они все выглядят одинаково. Молодые - значит красивые. Других примет не знаю. Правда, глаза у нее особенные. Будто в душу смотрят.

- В душу? - задумался Сорокин. - У Милы тоже глаза в душу смотрят…

- Что вы сказали?

- Так, ничего… Направо, пожалуйста. Сюда, сюда. Спасибо!

19 .

В комнате было чисто, уютно. Впереди, у стены, чернел старинный буфет. На окнах, в горшках, стояли цветы. Вверху, под самым потолком, висел зеленый матерчатый абажур. Он бросал на пол расплывчатый чуть шевелящийся круг теплого золотистого цвета.

Сорокин постоял немного у порога, дал возможность хозяйке лучше рассмотреть себя, затем представился:

- Виктор Иванов… Мне нужен Борис.

Женщина прошла в глубь комнаты, к дивану, оттуда еще? раз внимательно оглядела Сорокина, затем пригласила его сесть.

- Зачем тебе Борис?

- Это тайна, Валентина Дементьевна… Вас, кажется, так зовут?

- Так, - подтвердила женщина. - Ты садись, чего стоишь-то. В ногах, говорят, правды нет… Или торопишься?

- Тороплюсь, не тороплюсь - пока Бориса не увижу, не уйду. - Сорокин сел на диван, потрогал выступающие пружины.- Борис - рабочий человек, что же это он диван в порядок не приведет?

- Некогда ему.

- Некогда? - удивился Сорокин. - Не хочет. Лень завелась. Я это заметил. Ничего, перевоспитаем.

- Уже перевоспитали, - с грустью произнесла Валентина Дементьевна. - Так перевоспитали, что уж и некуда. Сам-то ты где работаешь? Вместе с ним, что ли?

- Нет. Я по другой части. Видите, какие у меня руки?

- Ну-ну!

- Где у вас книги? Может, разрешите покопаться? Неизвестно, сколько времени придется сидеть без дела: час или два…

- Книг у нас нету. Соседу отдала. Чего им зря пылиться. Посмотри альбом, если хочешь. Правда, в нем больше старые фотокарточки. Из той еще жизни.

- Та жизнь меня как раз и интересует, Валентина Дементьевна. В этой жизни мне все известно. Она, как говорится, шагает рядом со мной.

- Недалеко, поди, уйдет, если будет шагать рядом с тобой, - заметила Валентина Дементьевна.

Сорокин привстал, обиженный.

- Это почему так?

- Уже так.

- Вы думаете, что мы пропащие люди? Ничего путного не делаем? Ошибаетесь, Валентина Дементьевна. Мы с Борисом еще покажем себя. Не верите?

- Верю ежу, тебе погожу… Ладно, сиди. Я сейчас.

Валентина Дементьевна принесла из другой комнаты толстый коричневый альбом и положила перед Сорокиным. Он взял его, прикинул на руках, восхищенно прищелкнул языком.

- Килограмм пять, наверное, будет!

- Не вешала… Смотри. Я чайку приготовлю. Все быстрее время пройдет. Борис может задержаться.

- От чая, пожалуй, не откажусь. Неплохо было бы и по маленькой пропустить. Для знакомства, а?

Валентина Дементьевна ничего не сказала, только глянула опять внимательно на гостя и вышла.

Сорокин принялся листать альбом. В нем действительно были старые снимки. Портреты знакомых и родственников Валентины Дементьевны. Возможно, и ее собственная фотокарточка хранилась здесь, однако узнать Валентину Дементьевну было трудно. Во всяком случае, ни на одном снимке Сорокин не нашел сходства с живым оригиналом.

Листы медленно ложились на левую сторону. Сорокин внимательно вглядывался в каждого человека, искал тех, кто, по его мнению, мог участвовать п деле «таксистов». На последних листах пошли сверстники Бориса и, видимо, его знакомые. Одно лицо стало появляться все чаще и чаще. «Борис!»- решил Сорокин. Его удивило, что выражение лица Бориса постепенно менялось: сначала он улыбался, смотрел весело и уверенно, потом потускнел, перестал улыбаться, в глазах появилась грусть. Последние снимки изображали его мрачным и опустошенным.

Валентина Дементьевна внесла чайник, расставила чашки, наполнила их. Спросила Сорокина:

- Все посмотрел?

- Все.

- Себя не нашел?

- К сожалению!- развел руками Сорокин.- Я не люблю фотографироваться. Видите, какое у меня лицо: аппарат не выдержит.

- Лицо как лицо,- сказала Валентина Дементьевна. Она оглядела стол, зачем-то переставила с места на место две пустые тарелки, потом пригласила Сорокина. - Присаживайся. Побалуемся чайком да наливочкой. Глядишь, ты мне и признаешься, как матери, где вы по ночам с Борисом шатаетесь. По каким кафе да ресторанам.

- Я? По ночам? - Сорокин подошел к столу. - Неужели я похож на гуляку? Мы с Борисом великие трезвенники!

Валентина Дементьевна махнула рукой.

- Будет тебе воду в ступе толочь, не маленькая, вижу что к чему.

Сорокин уловил желание Валентины Дементьевны говорить о сыне откровенно и сделал первый шаг навстречу.