Тяжело в учении

Ну да, ну конечно. Мне все больше начинает казаться, что, если дать старшему наставнику волю, он с удовольствием запрет нас в самой дальней и темной камере подземелья. В профилактических целях. Навечно. Чтоб наверняка.

С трудом удержавшись от постыдного клацанья зубами, я с надеждой воззрилась на мастера Ривенса. У него было весьма странное выражение лица, и я заподозрила, что мастер Малик раздражает Лиона гораздо сильнее, чем вся наша неугомонная компания, вместе взятая, вот только он не знает, как выразить свои чувства максимально полно, но при этом корректно и желательно цензурно.

— Лион, это нельзя оставить просто так, — повысил голос старший наставник, по-своему растолковав затянувшееся молчание коллеги, — награда должна найти своих героев!

— Если уж чествовать — так всех, не находишь, Милон? — наконец-то ожив, многозначительно прищурился мастер Ривенс, и Малик сразу поскучнел и растерял большую часть запала. А я запоздало вспомнила, кто именно отвечал за группу старшекурсников, назначенных охранять вампира от посягательств не в меру любопытных «малолеток».

Поймав тяжелый взгляд старшего некроманта, я почувствовала себя третьей лишней, будто нарочно подслушала совершенно секретный разговор. Ну да мне не привыкать, так что я сделала самые невинные глазки и пару раз хлопнула ресницами, показывая, что вообще тут ни при чем.

— Потом поговорим, — зловеще пообещал мастер Милон Малик и гордо удалился, напоследок одарив меня зловещей улыбкой, от которой, зуб даю, упыри должны дохнуть пачками.

В кабинете повисла гнетущая тишина. Я с преувеличенным вниманием рассматривала носки собственных сапог, не зная, чего ожидать от мастера Ривенса, он же не торопился начинать разборки.

— Значит, взывающая… — наконец задумчиво протянул Лион, заставив меня вздрогнуть. — Что ж, неплохо. Дар повелевать не плотью, а душами весьма ценен.

Ценен? О да! В голове одна за другой пронеслись привлекательные картинки дальнейшей учебы, свободной от препарирования помянутой «плоти» и целиком посвященной тонкостям работы с душами, которые, о счастье, не разлагаются, не пахнут и в большинстве своем менее опасны материально воплощенных тварей. Но не успела я обрадоваться, как Лион насмешливо добавил:

— Но это вовсе не означает, что ты вольна не посещать общие занятия.

— Но, мастер!.. — вскинулась было я и сникла под жестким взглядом некроманта.

— Это для твоей же пользы, — отрезал он.

Угу. Для пользы. В жизни не встречала ничего полезнее, чем копаться в полуистлевших костях!..

— Виорика, — устало проговорил Ривенс, по достоинству оценив выражение моего лица. — Я понимаю, что тебе трудно, но давить на жалость не выйдет. Я и так тебя жалею, а потому не позволю пропускать занятия.

И после этого кто-то смеет заикаться о женской логике?! Поджав губы и четко развернувшись на каблуках, я, не дожидаясь разрешения, покинула кабинет. И даже дверью не хлопнула.

Как оказалось, не зря. Вряд ли бы Звинычу понравилось, посмей кто обидеть его ненаглядную Дверь, которую я в расстроенных чувствах перепутала с выходом из кабинета.

Самого хранителя не наблюдалось. Зато гору потрепанных книг, опасно кренящуюся в сторону, трудно было не заметить. Рядышком, на низеньком столике, скромно разместились стопка разноцветной бумаги, ножницы, флакончики с клеем и прочие материалы и инструменты для свободного творчества, а над всем этим богатством, сосредоточенно сопя, страдали мои ночные сообщники в полном составе, исключая разве что вампира, отсутствующего по весьма уважительной причине. Нервно вздрогнув и обернувшись, я увидела аккуратно прикрепленный к Двери лист с крупно выведенной надписью «Страшная мстя. Наслаждайтесь!», под которой ехидно улыбалась криво пририсованная рожица, и поняла, насколько была наивна, посчитав инцидент с книгой исчерпанным.

Что ж, Звиныч в любой ситуации предпочитал оставаться грозным книжным, не желая терять с трудом заработанную репутацию школьной страшной легенды. А легенды, как всем известно, не делают скидок на личные смягчающие обстоятельства.

Ярко-желтый кленовый лист, красиво подсвеченный лучами заходящего солнца, сорвался с ветки, закружился в последнем танце и, подхваченный ветром, влетел в открытое окно. Покачавшись в воздухе, словно осматриваясь, изящно приземлился посреди комнаты, поверх моей куртки. Я проводила его равнодушным взглядом, не пытаясь не то что подняться — даже голову от подушки оторвать. На соседней кровати, скрестив ноги, сидела до неприличия бодрая и сияющая Ланка, упоенно читая историю магических учений. Я страдальчески вздохнула и прикрыла глаза, дабы не видеть столь вредной для моих нервов картины.

Нет, ну до чего все-таки несправедлива жизнь! С самого утра и до полудня мы трудились в обители Звиныча, реанимируя полуразвалившиеся книжки, потом честно отсидели все лекции и почтили своим присутствием три практикума, после чего мне стало казаться, что я разваливаюсь на косточки, а вот Лантэлии — хоть бы что! Это на нее так Лис действует, однозначно. Вряд ли для подруги утренние часы «страшной мсти» показались каторгой, ведь рядом был рыжий эльф, с завидной легкостью и мастерством латающий старые книги. А еще — Рэмион, который, подозреваю, копил в душе горячую благодарность за столь продуктивно проведенное утро и мог высказать ее в любой момент. Так что для меня совместные исправительные работы вылились в несколько весьма неприятных часов ожидания разговоров по душам. К счастью, опасения не оправдались, но тем не менее вымотали так, словно я все это время тяжести таскала.

А на вечер было запланировано мероприятие, не столь давно введенное Остромыслом в учебную программу, — урок танцев. Зачем — не знал никто, кроме директора, который предпочел на эту тему не распространяться, прикрывшись веским и универсальным «надо».

Танцевать я умела и любила. Несмотря ни на что, во дворце обучали меня хорошо, и танцы были чуть ли не единственным предметом, который я не прогуливала. Почти.

Больше всего я любила вальс. И не в последнюю очередь за то, что во время этого танца можно безнаказанно оттоптать ноги особо досадившим субъектам.

Но «уметь — любить» и «хотеть» — это разные вещи. После сегодняшнего дня, насыщенного событиями и эмоциями, хотелось одного — спать. Только вот моими желаниями никто не интересовался, и потому я пыталась настроиться на позитивный лад, с завистью поглядывая на цветущую Ланку.

— Не страдай, будет весело, — заметила странные взгляды подружка, откладывая нудную книгу.

— Не сомневаюсь, — мрачно подтвердила я, подумав, что нажить еще одного врага, безусловно, весело и приятно.

— Уверена, Рэм не держит на тебя зла, — словно прочитав мои тяжкие думы, улыбнулась Лантэлия.

— Конечно, не держит, — еще угрюмее отозвалась я, — зло держать вообще вредно, куда эффективнее отпустить. Направив на того, кто его вызвал.

Ланка лишь фыркнула, не разделяя моих опасений. Конечно, ей-то что? Когда витаешь в ванильно-розовых облаках влюбленности, как-то не до проблем ближнего становится.

— Прорвемся, — не очень уверенно пробормотала я, вставая с кровати и приглядываясь к форменной куртке. Надо бы почистить. Выговоров, нареканий и внушений у меня хватает, не хотелось бы спровоцировать очередную неприятность непрезентабельным внешним видом.

Пока Ланка кружилась по комнате, предвкушая урок, я приводила в порядок форму, беспрестанно проговаривая про себя навязшую на зубах фразу, утверждавшую, что все будет хорошо. Когда-нибудь. Возможно.

А кленовый лист я решила засушить, положив меж страниц учебника истории. Просто так, на память.

В ярко освещенном актовом зале оказалось малолюдно. Видно, не все студенты по достоинству оценили директорскую задумку, и вдоль стен тоскливо мялись несколько девушек и парней с младших курсов целительского, травники-старшекурсники и, конечно, наша доблестная группа в полном составе, отконвоированная сюда лично мастером Ривенсом и оттого находящаяся не в самом радужном расположении духа. В дальнем углу обосновались некроманты с третьего курса, среди которых, к моему немалому облегчению, не наблюдалось Рэмиона. Лиса тоже не было, но понять, как к этому отнеслась Ланка, я так и не смогла — иногда подружка умела надежно скрывать эмоции. Особенно тогда, когда не надо.