Данэя

– Будем пить за тебя, Лал, – сказал он, поднимая кубок с нектаром. – За светлый твой ум и сердце, разглядевшие то, что не замечал никто. За то, что ты нам раскрыл глаза и подсказал выход. Будь здоров и счастлив! Да свершатся твои мечты!

Лал тоже поднял кубок:

– Дорогие мои! Сегодня я особенно счастлив – оттого, что я сейчас не только рядом с вами: вы теперь вместе со мной, разделяете мои мысли и веру. Давайте выпьем за возрождение социального равенства, за воплощение нашего идеала! – он чокнулся с ними. Они не чувствовали, насколько он напряжен.

Говорить ли им остальное? Не рано ли?

Нет. Лучше всего сказать сегодня. Но – не в данную минуту.

– Как ты шел к этому? Расскажи! – Ему дали удобную возможность подготовить их к главному, и он поспешил ею воспользоваться.

Это был длинный рассказ, потрясший их обоих.

– Лал, поешь, – сказала Эя, когда он кончил. – А то ты умрешь с голоду. Мы-то хоть ели немного.

– Ничего: я терпеливый.

– Куда больше! Молчать столько лет – не сказать мне ни единого слова, – упрекнул его Дан.

– Просто, не хотел тебе мешать делать главное: только оно могло сделать возможным изменить то, что мне удалось разглядеть. Но – если бы я знал о Ромашке!

– Ну ладно! Что ж теперь. А ты поешь, – поешь, всё-таки!

Они молча стали есть, и ему не задавали вопросов, но по их нетерпеливым взглядам было понятно, что сегодняшний разговор ещё не окончен.

– Лал, брат, а ведь тебе было не легче, чем мне тогда, – задумчиво сказал Дан, когда Лал насытился и закурил. – Но почему ты молчал и потом?

– Ты ждал прихода вести от Тупака. А потом у тебя уже не было сил на новые проблемы.

– И ты берег меня. Но годы подготовки, все десять лет?

– Разве можно было отвлекать от нее? Нет, конечно. Тоже нет!

– Какие вы!!! Вы – оба!

Они удивленно повернулись к ней.

– Что ты, Эя?

– Ну да! Оба! Открыть, додуматься до таких вещей! Мочь такое!

И Лал решил: “Пора!”

– Но ты можешь ещё больше.

– Я?! Скажешь тоже!

– Сможешь! Не сомневайся.

– Куда мне! Что – я смогу?

– Хорошо! Послушай, Эя. И ты, Дан. Давайте поднимем кубки за то, что сможешь только ты, Эя. За чудо, которое ты должна сотворить: за то, чтобы ты родила ребенка!

– Что?!! – разом воскликнули они оба.

– Да! За это: без этого ничего не удастся! Ничто не действует убедительней личного примера! Это необходимо. Чтобы, вернувшись, показать людям ребенка рожденного и выращенного тобой. Чтобы люди могли поверить тебе – матери, у которой есть полное право сказать то, что они должны услышать. Потому что ты будешь знать, что говоришь, испытав и проверив всё сама! Только тогда удастся убедить стать матерями такое количество женщин, которому уже нельзя будет помешать. Понимаешь?!

Они никогда ещё не видели его таким возбужденным, бледным.

– Ведь мы предложим возврат к материнству совершенно другим людям, чем те, что было когда-то. Уже не может быть точного повторения того, что было тогда. “Нельзя дважды войти в тот же поток”. И мы должны прежде проверить на современных людях. Чтобы говорить, зная, а не предполагая априори[9]. И этими современными людьми можем быть только мы сами!

– Лал! Ты понимаешь – что хочешь?! Стать матерью? Мне: даже не имеющей представление ни о чем по уходу за ребенком? Здесь: где мы отрезаны от Земли – при полной невозможности какой-либо помощи? На неведомой планете, где нас ждет огромная работа и неизвестные опасности?

– Да! Потому что это нужно! Потому, что это возможно только здесь, где никто не может помешать, – а не на Земле, где это сейчас совершенно невозможно – и неизвестно, сколько ещё времени будет невозможно. И поэтому это можешь только ты. И если ты это не сделаешь, то на Земле будет невозможно ещё долго, очень долго!

– Послушай, но ты понимаешь: что это значит? Ведь должен родиться человек!! Это же огромная ответственность.

– Понимаю. И ещё и труд, и беспокойство, – и даже страх за него. Но кроме того – огромная радость, какой ты даже не представляешь себе.

– Я же не смогу даже! Не справлюсь.

– Сможешь! Нужно только захотеть. Того, что дала тебе Ева, более чем достаточно, чтобы ты знала всё, что и как делать. И, кроме того, многое взял с собой я. Ты – сможешь: ты ведь способная, умная, настойчивая. Я не комплименты говорю: у тебя действительно всё это есть. И я знаю немало – я буду рядом. Решись!

– Лал, это невозможно.

– Но ты – должна! Должна! На Дане, тебе и мне лежит огромная ответственность. Перед всеми людьми! Дан своим открытием осуществил выход из кризиса, сделал возможным преодоление сверхдальних расстояний. Благодаря ему открыта Земля-2. Нет на Земле никого, чей авторитет, который зависит только от его вклада в прогресс, был бы сейчас выше. После покорения Земли-2 очень велик станет и наш с тобой авторитет.

Новая планета, населенная людьми! Зачем ещё раз повторять, что это значит? Ну да: ускорение прогресса! Но прогресса – чего? Общества, где, несмотря на то, что состоит из людей высочайшего интеллекта, существуют дикие явления? Где интеллектуалы для сохранения собственного здоровья и удлинения жизни спокойно убивают других людей, менее способных, совершая, по сути дела, зверство, или используют их для удовлетворения похоти? Сколько можно повторять это?

Я всё объяснил вам; рассказал то, что сумел понять. И вы оба согласились со мной. Но только знать, и ничего не сделать – на это мы не имеем право. Только мы сейчас понимаем опасность возможности развития страшной тенденции, таящейся в обесчеловечивании неполноценных – мы и обязаны сделать всё возможное пока не поздно, зная о существующей опасности.

Вернуть обществу полное право называться человеческим в самом высоком смысле и одновременно увеличить сумму человеческого счастья, восстановив непрерывную связь поколений – это величайшая цель, для которой мы должны быть готовы на всё!

– Я боюсь, Лал.

– Боишься? Ты? Не побоявшаяся отправиться сюда, первая женщина-астронавт? Дан! Скажи ты: ведь ты согласен со мной?

– Только в необходимости, Лал. А в возможности – с Эей. И – потом – это для нас, всё-таки, слишком неожиданно. Дай время подумать. И не торопи с ответом.

– Хорошо: пусть будет так!

– А теперь иди спать: ты слишком устал. Дежурить буду я.

– Я с тобой, Дан, – присоединилась к нему Эя.

Они ушли в рубку. Дан включил маршрутную голограмму: вторая половина линии траектории стала значительно длинней. Включил передний, затем задний обзор. Надобности в этом никакой не было: только чтобы оттянуть начало разговора.

– А ведь он прав, Эя, – вдруг без всяких предисловий сказал Дан. – Это действительно наш – долг: провести на себе социологический эксперимент возврата связи детей и родителей. Без этого, безусловно, слишком трудно будет чего-нибудь добиться. То, что Лал сумел первым раскрыть, неизбежно должно было быть понято в будущем всеми. Только: когда? Он намного опередил наше время: предпосылки того, что хочет он, едва начинают зреть. Поэтому-то у него не было полных единомышленников на Земле. Наш Лал – гений. Добрый гений человечности. Я горжусь дружбой с ним.

– Ты – с ним сейчас целиком заодно?

– Да. Он замыслил огромное, прекрасное дело, – и большая честь быть его участником. Неужели ты, действительно, так боишься? Или есть и другая причина?

– Нет – никакой другой причины. Я страшусь того, что не справлюсь – и только.

– Мы будем рядом с тобой.

– Вы этим тоже никогда не занимались.

– Что ж: глаза боятся, руки делают. У нас ведь с собой все необходимые материалы.

– И это огромная дополнительная нагрузка для нас там, на чужой планете, где, мы даже не знаем, что нас может ожидать.

– Он тоже понимает это. Но всё-таки, если – окажется возможным?

– Не знаю, Дан. Не знаю.

– Ты просто не хочешь?

Она улыбнулась:

– Не хочу? Ева дала мне подержать на руках ребенка. – Эя пристально посмотрела на Дана: – Не понимаешь? Он был такой маленький, теплый, и как-то удивительно пах. Я прижимала его к себе, мне было непонятно хорошо. Потом он вдруг улыбнулся, и я чуть не расплакалась. Ничего не могла понять. Но Ева сказала, что я смотрю на него так, как будто хочу дать ему свою грудь. И я почувствовала, что да: хочу.