Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 55



1.5. Русская аналитическая традиция

О Русской Традиции пишут теперь многие, подразумевая в этом термине подчас почти противоположное. В Русском историческом контексте это и есть поле Национального самосознания, где наука лишь один из компонентов, наряду с Домостроем (домоустроением) и т. п. Разумение обычно отождествлялось со Словом и Благодатью. Аналитика в современном смысле слова не выступала как самодостаточное знание (по примеру западной университетской схоластики) и уж тем более как интеллектуальный товар (продукт), но как некая миссия, Дар Божий, полученный для служения Целому – Национальному Государству – через Церковь, Небесную Традицию с ясной, вполне определённой моральной целью. Мы знаем, что многие выдающиеся русские учёные, изобретатели, мыслители были верующими людьми, и очевидно они переживали этот контакт с Национальным Эгрегором (информационным полем), получали своеобразный «аналитический меч» как миссию и только тогда вполне осознанно использовали его в своей деятельности. В оккультизме, теософии эгрегор – это душа вещи, ментальный конденсат, порождаемый мыслями и эмоциями людей и обретающий самостоятельное бытие. По мнению приверженцев, эгрегорами обладают реликвии, памятные вещи и прочие предметы, которые помогают им либо, наоборот, несут проклятие. Эгрегор может быть и у определённой социальной общности: семьи, нации, народа. Сила и долговечность эгрегора зависит от согласованности и численности сообщества, его носителя.

То есть, важнейшим побудительным мотивом людей была не гордыня, желание известности, праздное любопытство, но служение Добру в аксиоматическом, возможно не вполне понятном нам сейчас, смысле. Только из них выходили сознательные аналитики (в отличие от бессознательных, схоластических, дилетантских), они вполне владели контекстом, т. е. могли создавать нечто ценное в интеллектуальном поле и предугадывать результаты деяний своих.

Процесс, происходящий в последние годы в России, можно условно назвать взрослением славянства. Весь строй нашей интеллектуальной, социально-политической и отчасти организационной жизни постепенно принимает черты и формы, мало свойственные историческим традициям нашей цивилизации, сближая её всё больше с общемировым (западноевропейским) временем. Это взросление (торжество зрелых форм) сказывается и в усложнении интерпретации (медленном приращении доминанты аналитики над пропагандой прямого действия и простых решений) недавнего прошлого и настоящего, инвариантности будущего, и в отмирании-отторжении промежуточных скоропалительных форм того, что условно мы можем назвать либерализмом, идеологией лавочников, мелкого бизнеса. Сказывается это и в стремительной смене формата коммуникации, её каналов и технологической идеологии (от картин, книг, газет к Интернету, мобильнику, DVD, флеш-накопителю, режиму он-лайн в работе с информацией), что достаточно очевидно опосредованно и стремительно отражается на технологиях партийного строительства, процессах социализации и развитии гражданского общества, укреплении государства. Налицо тренд к прагматизации, оптимизации, глобалистике.

Наверное, здесь уместно сказать ещё несколько слов о цивилизационной специфике России, обусловленной во многом и её географически-климатическими условиями. Успешно функционирующая на Западе модель буржуазно-индивидуалистического развития с вычленением буржуазно-экономической личности из социального контекста в силу ряда объективных причин не могла стать доминирующей, системообразующей в России. Прямые подоходные налоги, собственность, ипотека, акционерный капитал, высокоэффективное фермерское хозяйство, средний класс, многопартийная система, местное самоуправление (муниципальные образования), свобода печати, всё то, что характеризует гражданское общество на Западе – у нас исторически подменялось чем-то другим: косвенными налогами, откупами («семибанкирщина»), вертикалью власти, идеологизированным нормативным пространством, трудовым коллективом (общиной), превалированием государственного управления собственностью. И если оборотно-артельные средства ещё успевали капитализироваться, то долгосрочные инвестиции, управление собственностью (особенно недвижимостью, ресурсами) – всё это всегда было прерогативой государства, проправительственных кланов и их зарубежных откупщиков. Данная проблема не стала национальной темой ни в 1907 году, когда осуществлялись иностранные вложения в тяжёлую промышленность), ни в 1990–2006 годах (приватизация, привлечение инвесторов, ТНК). Не в последнюю очередь это обусловлено неразвитостью гражданского общества (в том числе отсутствием достаточных гарантий собственности, низкой личной безопасностью), слабой социально-экономической инфраструктурой, включая связь, транспорт, банковское дело, современное образование, сопровождение бизнеса.

Используя общепринятые термины традиционное или гражданское общество, хотелось бы заметить, что в принципе это понятие довольно условно – как естественная пустота людских масс. Эти люди зарабатывают деньги, растят детей, пьют пиво, читают книги, и большинство из них как-то не слишком озабочены (пока кого-нибудь лично не коснётся какая-то ситуация) тем, что где-то совсем рядом ходят люди в чёрном (бандиты, террористы и антитеррористы), что и сейчас есть идеологические и цензурные ограничения и не совсем понятные простым людям высшие государственные соображения. Наверное, так было всегда со времён Древних Египта и Вавилона и от Испании в эпоху инквизиции и борьбы с маврами в 1492 году, когда Колумб только-только открыл Америку, до современной Америки. Исторический опыт показывает: что весьма неперспективно государство с его спецслужбами, пытающимися контролировать всё и всех. Мы видим, как на наших глазах распались полицейские режимы Египта, Ливии, Туниса – аналогичных примеров можно привести немало. Полагаю, внутренняя мощь государства тем больше, чем больше в нём самоочевидного, самоорганизующегося, опирающегося на Традицию – семью, церковь, национальную культуру. В романе фантаста-футуролога И.А. Ефремова «Час Быка» и отчасти в аналогичных повестях братьев Стругацких описаны подобные обобщённые версии политической антикультуры, когда одна рука плодит мнимых врагов, а другая их успешно ловит и получает за это звёздочки на погоны.



Замах американских спецслужб на проведение масштабных тайных операций по всему миру, имперский угар не могли не сказаться и на внутриамериканских реалиях. В их жизнь вошёл феномен сыска, как в эпоху маккартизма.

Русская национальная аналитика до 1917 года может быть представлена десятками имён выдающихся учёных, военачальников, это исторические персоны, такие как Александр Невский, М.И. Кутузов, Сергий Радонежский и канцлер А.М. Горчаков, учёный-энциклопедист Н.И. Новиков. Особо следует выделить личность Д.И. Менделеева – вот аналитик всех времён и народов!

К сожалению, у руля российского государства порой находились отдельные руководители, такие как Николай I и Николай II, с полным отсутствием аналитических навыков, что приводило к бедам простого народа и государства.

Для описания сути русской аналитической традиции выделим несколько ключевых моментов.

Рассмотрим аналитику как ядро эффективного менеджмента. Прошедшие десятилетия с начала перестройки (1985), помимо многого полезного (новые технические возможности, прежде всего транспорта и связи, гражданские свободы и умение ими пользоваться, умение жить в плюралистическом деидеологизированном мире), очевидно в ключе замыслов архитекторов перестройки, создали и человека экономического, рационально и рационалистически ведущего себя в окружающем мире. Рационально – потому что мир открыт и понятен, живёт по законам логики. Рационалистически – потому что эта логика поддаётся изучению, анализу, обучению ей. Эти знания, отторгавшиеся всей советской системой, бывшие отчасти доступными лишь торговым работникам и профессиональным экономистам (бухгалтеры, плановики, сотрудники сферы ВЭД), теперь стали едва ли не важнейшим компонентом общественной идеологии, поведенческой мотивации индивида. В этом, несомненно, много положительного (лучше быть лавочником, чем совком), однако здесь же таятся и значительные трудности, проблемы, препятствия дальнейшему поступательному движению общества.