Записки археографа

В мае 1974 г. И. В. Поздеева приехала в Свердловск и начала читать курс, когда-то разработанный А. И. Роговым (не только замечательным учёным, но и глубоко православным человеком) для археографов[400] и включавший изложение церковного календаря и книжного сопровождения дневного, недельного и годичного циклов богослужения. Сейчас трудно даже представить, насколько неожиданно звучали в стенах истфака слова «Евангелие», «Апостол», «Часослов», «Псалтырь»… Я сам был прилежным слушателем вместе со студентами. Этот курс слушали лаборант кафедры новейшей истории Н. В. Лерник, ставшая затем заместителем начальника свердловской части экспедиции, студенты-третьекурсники, занимавшиеся на моём семинаре по древнерусской культуре: О. А. Лысова (Мельчакова), Н. А. Литвинова (Мудрова), Η. П. Парфентьев, И. Горожанкин.

А. В. Черноухов привёл на занятия трёх студентов-первокурсников архивного отделения – Л. Дашкевич, Е. Пирогову, П. Сасина. На этом участие А. В. Черноухова в подготовке будущей экспедиции закончилось, я нечаянно оказался крайним…

В июле 1974 г. началась первая совместная экспедиция УрГУ и МГУ. Уральская часть отряда выехала в Невьянск. Нам предстояло работать там до Петрова дня, потом должен был прибыть московский отряд, работавший в Пермской области. Дух экспедиции родился, по существу, в часовне невьянских староверов беспоповского согласия. Глубокая религиозность, непосредственная причастность каждого из молящихся к служению Богу; древние и писанные по древним образцам иконы; одежда из XVII-XVIII вв. – женские косоклинники с серебряными позументами и платки, заколотые «под иголочку», кафтаны-однорядки на мужчинах; старинные, но знакомые всем молящимся напевы службы, – всё это превращало часовню в удивительную «машину времени». Наш искренний интерес к истории, образу жизни староверов, уважение к их религиозным убеждениям стали залогом успешной работы по поиску и приобретению первых рукописных и старопечатных книг. Мы общались с людьми, которые в обычной жизни были рабочими, мастерами на заводе, бухгалтерами, но происходили из династий, появившихся здесь, в Невьянске, как минимум 250 лет назад.

Прибытие московского отряда во главе с И. В. Поздеевой означало возможность узнать и приобщиться к опыту работы московских археографов. И. В. Поздеева, по первой специализации археолог, привнесла в организацию археографической экспедиции своего рода «индустриальную составляющую», свойственную хорошим археологическим экспедициям. Вездеходный транспорт, обеспечивавший мобильность и безопасность, тщательно продуманный экспедиционный быт с вечерними отчётами, экспедиционными дневниками, запасом продовольствия, необходимого в полуголодных условиях провинциальной России, и многое другое, что позволяло эффективно работать. И. В. Поздеева в полной мере разделяла подход, впервые сформулированный основателем советской археографии В. И. Малышевым о том, что рукописная традиция – лишь часть, хотя и важная, местной культуры. Уже в первые часы нахождения в невьянской часовне она обратила внимание на своеобразие местной иконописи и узнала имена местных иконописцев Романова, Богатырева[401].

И. В. Поздеева рассказала о только что вышедшей монографии Η. Н. Покровского[402]. О его непростой судьбе, драматической защите докторской диссертации и экспедициях за книгами в Сибири мне раньше рассказывала в рукописном отделе БАН О. П. Лихачева. Книга же Η. Н. Покровского была замечательна в частности тем, что вводила историю уральского раскола в контекст социальной истории Урала. Архивные источники, на которых она основывалась, дополнялись на наших глазах живой устной традицией уральских староверов. Не вызывало сомнений, что будут найдены сочинения самих староверов об их истории в XVIII-XIX вв.

Из Невьянска уже объединённый отряд перебрался в Шалинский район Свердловской области, где к нам присоединился В. А. Липатов, филолог, когда-то работавший в экспедиции с Е. И. Дергачёвой-Скоп[403].

Первый экспедиционный год закончился появлением на истфаке небольшой коллекции рукописных и старопечатных книг, это заметно оживило интерес студентов к изучению книжно-рукописной традиции, древнерусского певческого искусства, истории старообрядчества, да и история Урала XVIII в. оказывалась намного интереснее, чем представлялось по привычному курсу, читавшемуся на факультете. Возникла задача по описанию полученных рукописных и старопечатных книг, введению их в научный оборот, то есть появились условия для организации постоянной работы – и это было основой будущей лаборатории. Отмечу особо: книжно-рукописное собрание Уральского университета создавалось на пустом месте. У нас не было рукописей в научной библиотеке, как в Московском университете; сюда не поступало пожертвований вроде ценнейшего собрания академика Μ. Н. Тихомирова, оказавшегося в Государственной публичной научно-технической библиотеке (Новосибирск). О существовании рукописей, полученных филологами в 60-е гг. и хранившихся на филфаке, я узнал, кажется, только в году 1977-1978-м.

Работа в составе объединённой экспедиции была, без сомнения, полезной. Но не обошлось и без проблем. Между московскими и свердловскими студентами отношения складывались непросто. Дело было вполне обыкновенным – своего рода «дедовщина» старших и более опытных студентов-москвичей по отношению к новичкам-свердловчанам. Дело кончилось тем, что студенты-старшекурсники заявили мне, что впредь с москвичами работать не будут. Кроме этого, было ясно, что московская экспедиция откажется в дальнейшем оставлять находки в Свердловске. В МГУ, например, поступали все книги (их было немало), полученные в Пермской области, под предлогом отсутствия специалистов по их описанию в Пермском университете. Почему Свердловск в таком случае мог стать исключением? Если Уральский университет хочет впредь пополнять своё собрание, то надо работать самостоятельно и, главное, подготовить специалистов различного профиля.

Для создания самостоятельной экспедиции требовалось выполнить несколько условий.

Первое – деньги. На суточные пятьдесят копеек на участника экспедиции, как полагалось по расценкам Минвуза, нормально работать не удастся. Кроме этого, требовался автотранспорт, горючее, спальные мешки, палатки… Надеяться на то, что университет выделит на это средства на второй (а если точнее, то на первый) год самостоятельной экспедиции, не приходилось.

Выход нашелся неожиданно. В Верхотурье создавался краеведческий музей, и художники, взявшиеся за это дело, вскоре поняли, что без историков им не обойтись. Поскольку я часто бывал в этом старейшем городе области, то обратились ко мне. Был заключён хоздоговор, который позволил не только два года финансировать экспедицию, но и содержать сотрудников археографической лаборатории, которая фактически была создана в 1975 г. Взамен мы должны были написать историю Верхотурья, разработать музейно-экспозиционный план и по возможности собрать этнографический материал[404].

Вторая проблема – обучение участников экспедиции – была решена наилучшим образом. Узнав о наших проблемах, А. И. Рогов предложил прочитать лекции о круге чтения.

Но появилась и третья проблема. После моего отказа от совместной работы с археографами МГУ весной 1975 г. в ректорат Уральского университета поступило письмо заместителя академика-секретаря Отделения истории АН СССР, члена-корреспондента АН СССР И. Д. Ковальченко. В этом письме был выражен решительный протест против того, чтобы Уральский университет самостоятельно вёл полевые археографические исследования. И. Д. Ковальченко был ещё и заведующим кафедрой истфака МГУ, на которой работала И. В. Поздеева. Я – старший преподаватель, диссертация в ВАКе и ещё не утверждена, а тут – один из руководителей исторической науки…

400

А. И. Рогов вместе с Я. Н. Щаповым и В. Б. Кобриным были инициаторами археографических экспедиций рукописного отделения Ленинской библиотеки.

401

Считаю очень важным отметить: сама постановка проблемы невьянской иконописи принадлежит именно И. В. Поздеевой.

402

Покровский Η. Н. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев в XVIII в. Новосибирск, 1974.

403

К сожалению, на следующий год В. Липатов отбыл в долгую зарубежную командировку и уже не смог продолжить экспедиционную работу

404

Исторический очерк писали Б. Б. Овчинникова, В. А. Оборин, Г. В. Яровой, Л. А. Ольховая, Р. Г. Пихоя. Музей был открыт в конце 1976 г. Художники, создавшие музей, – А. Россошанский, А. Гриненко.