Дочь огня

Наконец, еще один день, полный тревог, окончился. Фируза хотела скорей уйти домой, но, как назло, она попалась на глаза тетушке кара-улбеги, и та велела помочь прибрать в гареме. Уже взошла луна. Уже прочли намаз на сон грядущий, а работе еще не видно конца. Только поздней ночью Фируза собралась домой.

— Да ты что, на ночь глядя потащишься? — сказала тетушка кара-улбеги.

— Я не предупредила мужа…

— Хорошо, — понимающе кивнула тетушка караулбеги. — Передай Саломатбиби, пусть скажет от моего имени начальнику караула, чтобы тебя проводили до квартала медников.

Поблагодарив тетушку караулбеги и накинув на голову паранджу, Фируза ушла. Начальник караула послал с ней пожилого стражника. Спустившись по крытому проходу, они прошли к Большим воротам Арка.

Ворота были закрыты. Сопровождавший стражник что-то сказал охране, и их пропустили в город. На мосту она заметила две знакомые ей арбы, охраняемые солдатами.

— Скажите, пожалуйста, это арбы из гарема? — спросила она. — А зачем возле них солдаты?

— Каждый день новые порядки, — уклончиво сказал солдат. — Тебя что — дальше провожать или одна дойдешь?

— Одна дойду, — сказала Фируза и ускорила шаги. За Регистаном ее встретил Асо.

— Что случилось? Почему так поздно? — спросил он.

Фируза, в нескольких словах рассказав о происшедшем в Арке, шепотом спросила:

— Дядюшка Хайдаркул был?

— Да.

— Он сейчас дома?

— Не знаю. Возможно. Обещал вернуться. Я ведь уже несколько часов жду тебя здесь.

Фируза оглянулась и еще тише сказала:

— Знаю точно: сегодня начали вывозить из Арка золото и ценности. Их хотят спрятать…

— Где? — перебил ее Асо.

— Об этом постараюсь узнать завтра. Только что я видела на мосту две арбы. Их сопровождают солдаты.

— Может быть, ты ошибаешься?

— Нет, — сказала Фируза. — Как только начало темнеть, стали нагружать две арбы золотом, драгоценностями из сокровищниц Пошшобиби. Мне потихоньку шепнули наши женщины. Взяли не все. Остальное увезут, наверное, завтра… Поэтому я и не осталась в Арке до утра, надо сказать Хайдаркулу.

Дома Хайдаркула не оказалось. Асо несколько минут колебался, ждать ли рассвета или тут же отправиться искать Хайдаркула. Нет, надо идти немедленно… Вдруг Фирузе не удастся узнать, где Пошшобиби собирается спрятать казну. А сейчас можно проследить за арбами. Фирузе он сказал:

— Завтра будь осторожна. Может быть, тебе лучше остаться дома. — На мгновение глаза их встретились: в глазах Фирузы было удивление, в его глазах — нежность и тревога. Он повторил: — Завтра в Арке будет опасно. Прошу тебя, оставайся дома…

Фируза покачала головой. Если будет опасно, она тем более не может оставить подруг.

Они простились Фируза проводила мужа до ворот и долго прислушивалась к его удаляющимся шагам. Шагов уже не было слышно, а она все еще стояла, не решаясь закрыть ворота.

Фируза так и не легла спать. Она беспокоилась о муже — по улицам и ночью шныряли стражники кушбеги.

Город потонул в непроницаемой тишине ночи. Только изредка доносился стук колотушки ночного сторожа. Бухару, со всем ее богатством и нищетой, величием и невежеством, со всеми ее мечетями, медресе, тортовыми рядами и базарами, лавками и пассажами, нишами, куполами и башнями, окутала душная ночь…

Покой был кажущимся. И в самом городе, и в его окрестностях немало людей бодрствовали в эту ночь. Они хотели, чтобы над старинным славным городом Востока воссияло солнце, а мрак и несчастья навсегда покинули его.

В Кагане стояли эшелоны из Ташкента, Самарканда и других городов, готовые по первому сигналу прийти на помощь народу Бухары. В каганской типографии печатались революционные листовки, в которых комитет Коммунистической партии обращался к трудящимся Их связывали в пачки, складывали в мешки и отправляли на временный аэродром. Этим занимались Смирнов и Амон. На аэродроме два аэроплана принимали на борт этот груз.

Хайдаркул приехал в Каган на рассвете и доложил о самых последних новостях, которые ему сообщил Асо. Он рассказал также, что утром к воротам Шейх Джалола должны собраться крестьяне из окрестных селений, готовые примкнуть к восстанию. Их нужно снабдить оружием.

По предложению Смирнова комитет направил в Бухару вместе с Хайдаркулом Умар-джана. Их предупредили, чтобы революционные отряды, как только войдут в город, всячески оберегали население от грабежа и разгула эмирских солдат.

Хайдаркул и Умар-джан в сопровождении пятерых вооруженных солдат поехали верхом к воротам Шейх Джалола.

Наступило утро. Солнце еще не поднялось над Бухарой, когда люди были разбужены грохотом пушек революционного войска. Эмир тотчас приказал закрыть ворота и приготовить к бою в крепости и бастионах пушки, собрать солдат и приготовиться к обороне.

Пушечный гром разбудил Фирузу и Асо — он вернулся на рассвете.

— Началось! — воскликнул Асо с радостью. Фируза торопливо собралась и побежала в Арк. В воротах она столкнулась с ювелиром.

— Что это вы, дядюшка? — спросила Фируза. — Почему так рано?

— Меня разбудил квартальный. Говорят, в Кагане началась священная война. Всем рабам божьим, всем правоверным мусульманам велено становиться на защиту религии и престола его высочества. Я ему сказал, чтобы сегодня они с имамом отдали свою голову, а уж завтра, жив буду, и я пойду…

Фируза засмеялась.

— А ты чего спохватилась? — строго спросил старик. — Сегодня тебе можно было бы посидеть дома и не ходить в Арк.

Фируза уклонилась от объяснений, попрощалась с ювелиром и побежала дальше. Навстречу ей, из-за башен Арка, понималось солнце. Внезапно небо Бухары огласилось рокотом. Солдаты, стоявшие в карауле на площади Регистан, в ужасе шарахнулись кто куда.

Фируза много наслышалась об аэропланах, и все-таки ей тоже было страшно. Она подняла голову, под аэропланом образовалось целое облако белых листков. Раскачиваясь, они парили в небе, словно голуби, и медленно опускались на землю.

Фируза уже была у самых ворот Арка, как раздался оглушительный грохот. Вслед за ним в небо взвился столб дыма и пыли. В гарем Золотистый попала бомба. Она начисто снесла две балаханы и разворотила мощенный кирпичом двор. По приказу кушбеги жившие в гареме попрятались в подвалах, погребах под каменными сводами.

В покоях Пошшобиби стояла гнетущая атмосфера. Сама она была мрачна и молчалива. Сердито взглянув на тетушку караулбеги, спросила:

— Ну, какие там новости? Где кушбеги? Во дворце спокойно? Тетушка, низко поклонившись, сказала:

— Да стану я жертвой за вашу благородную особу, новостей пока нету. Но не извольте волноваться, с нами бог. Господин кушбеги еще не прибыли. Во дворце, слава аллаху, все спокойно…

— Ну, а в городе что? Поднимаются люди на газават?

— А как же, — отозвалась тетушка караулбеги. — Люди, побывавшие в городе, говорят, что уже многие пошли.

— А что ты слышала про аэроплан? Куда попали снаряды?

— Говорят, что дома миршаба и верховного судьи разрушены до основания. Слышала я, что и по арсеналу стреляли.

— Ох, грехи, — вздохнула Пошшобиби. — А что говорит светлейший Бахауддин?

Тетушка караулбеги почтительно склонилась и певуче ответила:

— Светлейший Бахауддин изволили передать, что если от его мазара останется хоть один кирпич, то священной Бухаре никакая опасность не грозит… Да буду я жертвой…

Но тут взрыв снаряда, угодившего прямо во двор, прервал ее. Все заволокло дымом и пылью. Пошшобиби истошно закричала и, закрыв лицо руками, повалилась навзничь. Все бросились кто куда. Вокруг было как в аду — звон разбитых стекол, визг женщин, грохот взрывающихся снарядов, столбы дыма, щебня и пыли…

На третий день войны многие здания Арка были разбиты, в одном из гаремов в глубине Арка начался пожар, но его потушить было некому: не было ни людей, ни воды. Большинство жен эмира и их прислужницы сидели с Пошшобиби в подвале, сюда забрали всю питьевую воду — водоносам с трудом удавалось приносить ее раз в день, — остальные мучились жаждой. Высунуться из помещения казалось еще страшнее.