Дочь огня

— Хватит! — грубо оборвала она музыкантшу. — Спой газель.

Этот окрик обидел Оймулло, она сжала руками танбур, но ослушаться не посмела. Она стала петь газель, но Пошшобиби снова прервала ее.

— Как тяжело на сердце, — повернулась она к тетушке караулбеги, — не знаю, что со мной. Болит сердце, так болит…

— Господь бог бережет его высочество, — почтительно сказала тетушка караулбеги. — Не тревожьте свое сердце лишними заботами. Ведь его высочество эмир, и его преданные слуги не дадут в обиду нашу страну. Даст бог, все будет хорошо… Пусть лучше Оймулло почитает вам из Четырех дервишей. Раньше говорили, что у того, кто в дни бедствий и трестей будет читать Четыре дервиша и откроет сердце свое для истории этой благородной книги, исполнятся все его желания.

— Ну что ж, почитай, Оймулло.

Взяв из ниши книгу, Оймулло начала читать. Но изящный рассказ как шах страдал из-за отсутствия наследника, не увлек мать эмира. Довольно, хватит! — прервала она чтицу. — Мне сейчас не до книг тетушка, пришли-ка мне начальника войск. А если его нет, то передай кушбеги, чтобы он приказал немедленно уничтожить всех, всех русских, всех неверных. И пусть мне сразу доложат, как мое приказание будет выполнено.

Тетушка караулбеги была беззаветно предана матери эмира, ее считали правой рукой Пошшобиби. Но сейчас даже она была не очень уверена в том, что приказание ее госпожи будет выполнено. Тем не менее она немедленно отправилась во внешний двор, размышляя, как бы лучше исполнить поручение.

…А в это время в гареме Баня, в небольшой комнате, вокруг Фирузы собралось десять — двенадцать молодых пленниц эмира. Они рассказывали ей о своей жизни, жаловались на печальную судьбу. Среди них была и Истад, самая молодая, самая неопытная и беспомощная из обитательниц гарема.

В тот день, когда Истад привезли в Арк, Оймулло и тетушка караул-беги уговорили Пошшобиби не показывать ее эмиру, девушка-де некрасива и совсем еще невежественна и глупа.

Пошшобиби поручила Оймулло заняться ее воспитанием. Фируза и Оймулло строго-настрого приказали Истад не показываться на глаза Пошшобиби, притворяться дурочкой. Все шло хорошо, пока об этой истории не узнала дастарханчи. Это было для нее хорошим случаем насолить своим недругам. В подходящую минуту она преподнесла эту историю Пошшобиби. Та не поверила ей, но приказала привести Истад, сама решила посмотреть на девушку.

К счастью, Истад не понравилась. Особенно разозлила Пошшобиби глупость девушки.

— Зачем ты привела мне эту полоумную? — сказала она. — Только напрасно оговариваешь Оймулло.

— Да буду я жертвой за каждый волос на вашей голове, клянусь, что она притворяется. Если вы мне разрешите, я за неделю сделаю из нее разумного человека.

— Да разве можно за одну неделю глупого превратить в разумного? — удивилась Пошшобиби. — Странные вещи ты говоришь.

Может быть, дастарханчи тут же пожалела о своей затее, но теперь отступать было нельзя. Она склонилась к ногам Пошшобиби и повторила:

— Вы изрекли истину, ваша милость, из полоумной разумного человека не сделаешь. Но эта девушка совершенно нормальная. Ей приказали притворяться.

— Ну, как хочешь, можешь попробовать, мы тебе разрешаем, — согласилась Пошшобиби, которой весь этот разговор стал надоедать.

Вернувшись к себе, дастарханчи приказала привести Истад. Ласково встретила она девушку.

— Здравствуй, моя милая, — сказала она ей. — Если хочешь быть счастливой да богатой, слушайся во всем меня, а другим никому не верь. Сама Пошшобиби хочет, чтобы ты ей прислуживала, — вот тебе какое счастье привалило, могла ли ты об этом мечтать? А если ты своими дурацкими штуками разгневаешь их милость, тебя бросят в колодец Сорока девушек…

Глупо улыбаясь, Истад смотрела в глаза дастарханчи.

— В детстве, — сказала она простодушно, — в правое ухо залезла ко мне сороконожка…

Дастарханчи вышла из себя и залепила ей две пощечины. Тут же она кликнула служанок и приказала бросить девушку в подвал. Целые сутки пробыла она там без еды и света, в полном одиночестве. Через сутки дастарханчи велела накрыть перед Истад дастархан со сластями — чаем с молоком, сдобными лепешками, навотом и халвой. Она сказала девушке, что видела ее отца и тот наказал дочери во всем следовать материнским советам тетушки дастарханчи.

Истад молчала, не поднимая глаз.

— Что ж, — спокойно сказала дастарханчи, — не хочешь — не надо. Тебе же хуже. — И прогнала ее в гарем.

Но с этой минуты она сама и ее люди следили за каждым движением, за каждым словом Истад. Нередко дастарханчи среди ночи заходила в комнату, где жила пленница, била ее, пугала, уговаривала, обманывала. Девушка не знала, что ей делать, как ей избавиться от этих пыток.

— Дастарханчи сведет меня с ума, — жаловалась она Фирузе. — Сил уже больше нету…

Сердце Фирузы рвалось к этой измученной девушке. К состраданию примешивалось еще и чувство вины: спектакль явно затянулся и принес Истад новые тревоги и непосильные испытания. Но Фируза знала: избавление придет скоро, и не одной Истад. Надо побольше терпения и мужества… В конце концов, то, что Истад прикинулась дурочкой, сыграло свою роль: все-таки она не стала наложницей эмира, еще ни одной невольнице этого не удавалось. Фируза бросила на Истад короткий взгляд, и какое-то подсознательное чувство безошибочно подсказало: излишняя жалость сейчас неуместна, она только расслабит девушку, а ей сейчас, как никогда, нужны силы. Кто знает, что ожидает ее сегодня, завтра…

— Только не забывай, — сухо сказала Фируза, — что за тобой смотрят десятки глаз дастарханчи. Ты все время помни об этом… Больше терпела, осталось уже немного.

Другим девушкам гарема она говорила:

— Всего вы боитесь, перед всеми дрожите, а забываете, что храброго и собака не кусает.

— У Пошшобиби — власть, стражники, сила. Что можем мы сделать? — отвечали девушки.

— Еще недавно стражники кушбеги хозяйничали в Кагане и провинциях, как в собственном доме. А-теперь они боятся туда нос показать. Это похоже…

Фируза не договорила. За дверью послышались торопливые шаги, все настороженно притихли. В комнату вбежала запыхавшаяся девушка.

— Дастарханчи идет, — выпалила она.

Фируза спряталась в чулане, а остальные быстро сгрудились вокруг старшей. Когда в комнату, сопровождаемая двумя служанками, вошла дастарханчи, старшая как ни в чем не бывало продолжала рассказ:

— И вот старуха дала царевне кусочек навота и говорит: Съешь его на ночь, и утром родится у тебя царевич…

— В чем дело, чего собрались? — недовольно спросила дастарханчи.

— Хотим кукле свадьбу справить, — показывая на Истад, сказала одна из девушек.

Боюсь, что на это у вас не останется времени. — Дастарханчи отыскала пугливо забившуюся в угол Истад и приказала служанкам:

— Отведите ее в баню, потом оденьте. Да смотрите мне, чтобы она понравилась его высочеству.

Истад побледнела, но тут же к ней вернулось самообладание.

— Его высочеству! Его высочеству! — восторженно закричала она, хлопая в ладоши.

Служанки подхватили ее под руки, она шла между ними, пританцовывая, как ребенок. У самой двери Истад обернулась и показала девушкам язык. Те сочувственно глядели на нее.

— Подождите, — бросила служанкам дастарханчи. — Что, если эта дура выкинет что-нибудь на глазах у его высочества? — При этой мысли у дастарханчи похолодел затылок, она хрипловато пробасила: — Оставьте ее.

Истад смотрела на свою мучительницу пустым взглядом. И вдруг она повалилась на пол и зарыдала — негромко, как рыдают в большом и настоящем горе… Дастарханчи отвернулась и ушла.

Фируза слышала все из-за тонкой двери чулана. Она вышла к Истад, присела к ней и взяла ее безучастно лежавшую руку. Рука была холодная и чуть дрожала. Фируза пожала ее, и девушка благодарно улыбнулась. Больше Фируза ничего не могла сделать, она и так уже слишком долго задержалась.

Вынося бурдюки, Фируза мысленно обрушивала на голову эмира все известные ей проклятия. Неужели это развращенное животное будет еще долго издеваться над людьми? Нет, придет, скоро придет ему конец. И Фируза с радостью представляла себе, как при первом же ударе рухнет и рассыплется его мнимая сила, как он будет улепетывать с земли, которая ему никогда не была дорога, как будет он проклинать свой народ, которого никогда не любил…