Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 37



— Тот человек был безумен?

— Вы его видели?

— Как вас.

— Где?

— На улице.

— Насколько близко вы подошли к нему?

— Ближе, чем мы с вами сейчас стоим.

— Вот как. Я и не думал, что вы столкнулись с ним в упор. Вы пытались его остановить?

— Легче сказать, чем сделать; он убежал так стремительно…

— Вы видели, как он был одет, точнее, раздет?

— Видел.

— Совершенно голый, в одном плаще в такую-то ночку. Кто, кроме сумасшедшего, решит вломиться в чужой дом в подобном костюме?

— Он что-то взял?

— Абсолютно ничего.

— Кажется, вышел прелюбопытный анекдот.

Он повел бровью — по словам членов Палаты общин, это был единственный признак эмоций, который он когда-либо позволял себе.

— Мы уже привыкли к таким любопытным выходкам. Буду вам обязан, если об этом случае больше никто не узнает — больше никто. — Он повторил эти два слова, будто подчеркивая их значение. Я подумал, не имеет ли он в виду Марджори. — Дело расследуется полицией. Пока оно не продвинется, нужно следить, чтобы сведения о происшествии не просочились в газеты и не поползли слухи. Понимаете, как это важно?

Я кивнул. Он сменил тему:

— Так чем вы сейчас занимаетесь — снарядом или орудием?

— Войдете в следующее правительство, сами, наверное, узнаете; не войдете — останется тайной.

— Полагаю, вы обязаны молчать о таких вещах?

— Да. Вы сами, кажется, предпочитаете хранить в тайне дела гораздо менее значительные.

— Вы о том, что было вчера ночью? Если даже такой пустяк, как этот, попадет в прессу или кому на язык — что равноценно! — вы удивитесь, как нам станут досаждать. Это будет тяготить почти невыносимо. Обычный человек совершит убийство и не привлечет к себе никакого внимания, однако стоит воришке залезть в карман знаменитости, так все разом трубят об этом; и я вовсе не преувеличиваю, хотя так можно подумать… Что ж, до свиданья, благодарю, что пообещали мне молчать. — Ничего я ему не обещал, но это так, к слову. Он направился к выходу и вдруг остановился. — Еще одно: насколько мне известно, вы знаток древних суеверий и мертвых религий.

— Я интересуюсь этими предметами, но я не знаток.

— Не можете ли вы мне подсказать, каковы были догматы культа Исиды?

— Этого не подскажу ни я, ни кто-либо другой — если говорить о научном обосновании. Вам известно, что у Исиды был брат; культ Осириса и Исиды — это одно и то же. А вот каковы были его основы, или обряды, или нечто подобное — этого в наше время не знает никто. Папирусы и иные записи, дошедшие до нас, не содержат исчерпывающих сведений. Впрочем, то, что имеется, тоже изучено не полностью.

— Насколько я понимаю, чудеса, о которых столько говорят, относятся к области легенд?

— Какие чудеса вы имеете в виду?

— Не приписывались ли жрецам Исиды сверхъестественные способности?

— В общем и целом, сверхъестественные способности в те времена приписывались жрецам всех культов без исключения.

— Понимаю. — Он умолк, но тут же продолжил: — Полагаю, что культ Исиды давно ушел в прошлое и никто в нее больше не верит.

Я замешкался, недоумевая, с чего он вдруг заговорил об этом; понимаете, я знаю моего Павла: либо у него веская причина задавать такие вопросы, либо эти вопросы ширма для иного важного дела.

— Я бы не был так уверен.

Он посмотрел на меня взглядом бесстрастным, но пытливым.

— Вы думаете, у нее еще есть почитатели?

— Не исключаю такой возможности; более того, весьма вероятно, что где-нибудь в Африке — она огромна! — отдают дань Исиде, совсем как в старые добрые времена.

— Вы это точно знаете?

— Простите, а вам-то что известно?.. Вы осознаете, что обращаетесь ко мне, будто я свидетель по делу?.. Вы устраиваете этот допрос с определенной целью?

Он улыбнулся.



— В какой-то мере, да. Недавно я столкнулся с любопытным случаем и сейчас пытаюсь докопаться до сути.

— Что за случай?

— Боюсь, в данное время я не могу поведать вам о нем, но когда мне это будет дозволено, обязательно расскажу. Вас он заинтересует — как пример невероятного выживания… Кажется, последователи Исиды верили в перевоплощение?

— Некоторые — без сомнения.

— Что они под этим подразумевали?

— Перевоплощение.

— Да, но перевоплощение души или тела?

— Вы о чем?.. перевоплощение — это перевоплощение. Вы намекаете на что-то конкретное? Если скажете все без обиняков, я постараюсь дать нужные вам сведения, а сейчас ваши вопросы вызывают определенное недоумение.

— Ну, не важно… как вы говорите, «перевоплощение — это перевоплощение». — Я не сводил с него глаз; мне показалось, что я заметил в его поведении странное нежелание распространяться о предмете, речь о котором завел он сам. Он же продолжал поигрывать ретортой на столе. — А не было ли у верящих в Исиду некоего — как бы это сказать? — священного символа?

— Что?

— Не почитали ли они такого вот… не было ли у них в символике… жука?

— Так вы о Scarabaeus sacer, священном скарабее, или, как его называет Латрейль[9], Scarabaeus Egyptiorum, о скарабее египетском. Конечно, этот жук почитался во всем Египте… хотя, если взять шире, египтяне поклонялись многим наделенным жизнью существам, например, кошкам; как вы знаете, Осирис появлялся среди людей в образе Аписа, быка.

— Правильно ли я помню, что жрецы Исиды — или некоторые из них — после смерти принимали форму… скарабея?

— Никогда об этом не слышал.

— Уверены?., подумайте!

— Мне не хочется отвечать на этот вопрос утвердительно без предварительной подготовки, ибо на данный момент я не могу вспомнить таких теорий.

— Не смейтесь надо мной — я не сошел с ума! — но насколько я понимаю, недавние исследования показали, что даже самые невероятные древние мифы несут в себе крупицу истины. Вы совершенно уверены в том, что в этих верованиях нет ни капли правды?

— В каких верованиях?

— В вере в то, что жрец Исиды — или кто-нибудь еще — после смерти принимает форму скарабея.

— Сдается мне, Лессинхэм, что недавно вы натолкнулись на необыкновенно интересные сведения, пусть и несколько специфические, и теперь ваш долг поведать о них всему миру — или, в некоторой степени, той части мира, что представлена мной. Давайте, расскажите нам об этом!.. Чего вы боитесь?

— Я не боюсь ничего, и однажды вы узнаете о том, о чем молчу; но не сейчас. А теперь ответьте на мой вопрос.

— Тогда повторите его — с четкой формулировкой.

— Является ли непреложной истиной отсутствие и крупицы правды в вере в то, что жрец Исиды, или иной человек, принимал после смерти форму жука?

— Я совершенно ничего об этом не знаю; черт побери, откуда мне знать о таком? Подобное верование могло иметь символический смысл. Христиане верят, что после смерти тело принимает форму червей — и это, в определенном смысле, так и есть; иногда вместо червей упоминают рыбу, угря.

— Я вас спрашиваю не об этом.

— Тогда о чем?

— Послушайте. Если человек, словам которого нельзя не верить, утверждает, что такое перевоплощение имело место в действительности, нельзя ли объяснить его рассказ, руководствуясь законами природы?

— Он видел, как жрец Исиды перевоплотился в жука?

— Не жрец, адепт.

— Перед смертью или после нее?

Он замялся. Я редко сталкивался с тем, что он проявляет к чему-либо такой живой интерес — честно говоря, я сам сгорал от любопытства! — однако в его глазах неожиданно промелькнуло подобие ужаса. Когда он заговорил, мне показалось, что чувствует он себя на редкость неловко.

— В… в процессе умирания.

— В процессе умирания?

— Если… он видел, как человек, веривший в Исиду… умирает и принимает… обличье… жука, можно ли найти естественное и правдоподобное объяснение такому перевоплощению?

Я воззрился на него — а кто бы на моем месте не остолбенел? Это необыкновенный вопрос звучал еще более поразительно из уст такого человека; и я едва не заподозрил, что за всем этим таится нечто еще более невероятное.

9

Пьер Андре Латрейль (1762–1833) — французский энтомолог.