Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 65



— Тавтология, — говорю я.

— Нет, — говорит Сашка. — Я кое-что тут начинаю улавливать. Нельзя составить классификацию нравственных и безнравственных поступков самих по себе. Нравственность — это определенное состояние личности, которое позволяет ей (часто — без размышлений) совершать поступки так, что они будут удовлетворять некоторому общему и единственному критерию нравственности. Так?

— Так, — говорит Антон.

— Например, нравственный человек не совершит доноса и не заложит товарища ни при каких обстоятельствах.

— И если от этого будет зло другим, как будет оцениваться его поведение по отношению к ним?

И у нас начался дикий, беспорядочный спор до полуночи. Почему на семинарах по философии на эту же тему никогда не возникают такие дискуссии?

УМНАЯ ИДЕЯ

— Я бы на твоем месте, — сказала Светка, — сняла бы комнатку для работы. Сколько проблем сразу решилось бы! Надобность в некоторых твоих «командировках» отпадет. И вообще... Я сразу же позвонил Вадиму, моему заместителю. Парень он сообразительный, поймет все с полуслова. И устроит дело наилучшим образом. Хотя он холуй и наверняка стукач, но человек очень полезный и нужный. В отделе все крайне удивились, когда я заявил о намерении назначить его своим заместителем. Тогда я обрисовал функции заместителя и предложил назвать мне более подходящую кандидатуру. Желающих не нашлось. И так вот всегда. Пост заместителя, конечно, выгодный. Но выгода тут покупается дорогой ценой. Надо бегать, сидеть, изворачиваться, потеть. В общем, тяжко трудиться в самой суматошной части нашего бытия. Неудивительно, что на эту работу соглашаются лишь прирожденные проходимцы. К тому же любой порядочный, попав на это место, быстро превращается в такое же ничтожество. Я это проверил на опыте. Когда я еще сектором заведовал, выбрал я себе заместителем самого порядочного и толкового парня. И что же? Через полгода это была уже такая дрянь, что даже мне стыдно стало. Прирожден-ные прохиндеи на таких местах лучше, они даже немножко облагораживаются от близости к высотам культуры (прошу прощения за такое выражение).

Короче говоря, Вадим уже через несколько дней нашел мне отличную и сравнительно недорогую комнату примерно на одинаковом расстоянии от моего дома, от института и от Светиного дома. Полчаса пешком. Полезно для здоровья, а то я начал основательно толстеть. Вадим вместе со Светкой заехали ко мне на Вадимовой машине, погрузили все необходимые для работы рукописи и книги, и через несколько минут мы уже отмечали мое «новоселье». Если бы вы знали, какое это блаженство заиметь наконец-то свою отдельную изолированную комнату в тихой, чистой и светлой квартире.

Тамара приняла мое решение как вполне логичный шаг в развитии наших семейных отношений (по мнению всех наших знакомых, мы — одна из самых удачных и счастливых семей в Москве!).



— Но развод я тебе не дам, — сказала она решительно. Е...ь с кем угодно, а развода не дам! Развод — это безнравственно. Не забывай, у нас дети. Сашка отнесся к событию с полным равнодушием. Ленка прыгала от радости. «Ой, как интересно, — вопила она. — Я к тебе буду приходить в гости тайно от мамы и бабушки!»

Потом Тамара произвела строгие расчеты и сообщила мне, сколько денег я должен оставлять в семье и сколько могу проматывать на своих шлюх. Хорошо еще, что она не знает о моей полставки и о мелких гонорарах. Тут я должен отдать ей должное. У всех моих знакомых бывшие жены обирают бывших мужей до нитки с помощью специально нанятых адвокатов, писем в партбюро и заявлений в суд.

Светка сказала, что она после работы заглянет ко мне на часок. Странно, а мне, когда я остался один, больше всего захотелось, чтобы ко мне не приходил никто. Быть одному — никогда не думал, что это так здорово.

Моя хозяйка — аккуратная и очень приветливая женщина лет семидесяти. Она повесила мне занавесочки с голубыми цветочками, расстелила везде белые скатерти и салфеточки, напоила меня свежезаваренным чаем. И я почувствовал себя маленьким, дома у мамы.

ВСЕВОЗМОЖНЫЕ ВАРИАНТЫ

— Давай трезво обсудим положение, — говорит Антон. — Либеральная эпоха закончилась. Теперь напечатать даже такие книжки и статьи, какие печатали три года назад, уже практически невозможно. Ты это, очевидно, почувствовал сам. К тому же делать теперь нечто подобное бессмысленно. Никакого эффекта не будет. Время уже не то и с точки зрения восприятия нашей продукции. Что же делать? Задачка на комбинаторику. И довольно тривиальная. Boт дилемма: либо остаемся в рамках марксизма, либо выходим за его рамки вообще. Рассмотрим первый вариант. Здесь опять- таки две возможности: либо послушно выполнять все указания свыше и становиться шакалом типа Васькина, либо новаторствовать. Первая возможность не для тебя. Если ты даже захочешь пойти этим путем, тебе не

позволят. Поздно. По Их раскладке ты — новатор. Новаторствовать можно двояко: ревизовать марксизм, т. е. пересматривать его принципиальные формулы как не отвечающие современной реальности, или улучшать, т. е. «развивать» применительно к новым условиям, не отступая ни на шаг от всех (не только основных) принципов марксизма. Ревизионизм у нас исключен априори. Остается улучшение. Но кто решает, улучшил ты или ухудшил? Васькины. Кто решает, отступил ты или нет? Они же. Так что останешься ты увлекающимся или слегка ошибающимся улучшением или ревизионистом, это зависит уже не от тебя, а от васькиных. По моим наблюдениям, сейчас ситуация такова, что Они скорее примирятся с ревизионистами, чем с улучшенцами, ибо улучшенец — реальный конкурент. Васькин теперь тоже будет претендовать на то, чтобы попасть в членкоры. И основания у него не меньше твоих. И если ему представится малейшая возможность подставить тебе ножку, он это сделает не колеблясь ни секунды. Вы, улучшенцы, и так почти двадцать лет держали Васькиных в тени. Теперь их время наступает. Так что чем лучше вы будете делать свой труд, тем хуже для вас. А если сделаете плохо, вас тем более сомнут, ибо плохо делать Они могут лучше вас.

— В общем верно, — говорю я. — Давай второй вариант.

— Рассмотрим второй вариант, — говорит Антон. — Выход за рамки марксизма открывает такие возможности: 1) уход из сферы идеологии вообще; 2) остаемся в области идеологии. Первая возможность не для нас. Мы слишком стары для этого. Остается вторая возможность. Здесь опять-таки есть варианты: 1) критиковать марк-сизм, бороться против него; 2) быть безразличным к нему. Тут ситуация гораздо сложнее, чем в рассмотренных ранее случаях. Насчет критики марксизма скажу потом. Сначала о безразличии к нему. Можно заниматься идеологией безразлично к марксизму, например — в духе буддизма или православия. Сейчас это довольно модно. Я не хочу обсуждать этот путь. Я думаю, что ты согласишься со мной: все виды идеологической деятельности такого рода не адекватны современности. Они означают как раз уход от самых важных идеологических проблем нашего времени. Это не для нас. Это — для неудачников более мелкого ранга. Возникает вопрос: можно ли быть безразличным к марксизму, занимаясь комплексом наиболее важных идеологических проблем нашего времени? Увы, я лично для себя убедился в том, что фактически это невозможно. Марксизм, брат, штука весьма серьезная, оказывается. Его не обойдешь. За какую проблему ни возьмешься, она обязательно так или иначе рассматривалась и по-своему решалась в марксизме. И что бы ты ни сказал при этом, ты так или иначе сталкиваешься с марксистской традицией, с марксистским протестом или одобрением. Марксизм — великая идеология. И, работая в духе идеологических проблем времени, нельзя не сталкиваться с ней. Это — факт. Я думаю, тебя уговаривать на этот счет не требуется. Так что же остается? Борьба? Вот тут-то и есть главная загвоздка.