Исповедь проститутки

– А ты не пробовала сама позвонить? – осторожно спросила я.

– В том-то и дело, что пробовала, – с досадой ответила Натали. – Вчера не выдержала, позвонила, но никакого ответа, и даже не перезвонил потом. И сегодня уже дважды набрала: первый раз опять не ответил, а на второй – вообще телефон отключил. Злюсь на себя за эти звонки. Дура!

– Натали, милая, не делай поспешных выводов, – попыталась я её успокоить. – Ты ведь не знаешь, какая причина на самом деле. Сначала надо выяснить, а потом уже судить.

– Нет, всё! Не хочу ничего выяснять, – кипятилась Натали. – Не позвонил, значит, не посчитал нужным.

Я даже не пыталась больше её вразумить или успокоить – в данной ситуации это было бесполезно. Я по себе знала: когда разум застилает обида, никакие доводы не действуют, даже самые убедительные и логичные. Я оставила её в покое. В конце концов, ревность укрепляет чувства (иногда), а недоразумения и ссоры хорошо «притирают» и примиряют влюблённых. Недаром говорят: «милые бранятся – только тешатся».

Но ближе к вечеру все мы серьёзно забеспокоились, когда Натали позвонил следователь Исаенко: он разыскивал Женю Скворцова. Оказывается, он тоже не мог целый день с ним связаться. Женя не вышел на службу, и дома его тоже не было.

Исаенко, узнав, что тот расстался с Натали около её дома вчера на рассвете, немедленно опросил соседей из дома Скворцова, и выяснил, что около семи часов утра его видели возле тонированного внедорожника прямо перед подъездом, а потом и садящегося в ту самую машину. После этого Женю больше никто не видел, на связь он не выходил, и дозвониться до него не удавалось уже второй день.

Натали сникла. Вся её беспочвенная обида вмиг испарилась и уступила место тревоге и страху за любимого.

– Что всё это значит, Борис Витальевич? – спрашивала она, сидя в его кабинете и едва сдерживая слёзы. – Кто эти люди, которые приезжали к нему? И что им от него надо?

– Я не знаю наверняка, – ответил Исаенко, нахмурившись, – но догадываюсь.

Глубокая складка прорезала его лоб между бровей.

– Ну что вы сидите? – вскричала Натали в отчаянии. – Делайте что-нибудь! Ищите его, звоните куда-нибудь! Пока вы здесь сидите, с ним могут всё, что угодно сделать.

Исаенко поднял на неё мрачный взгляд и сказал:

– Я понимаю ваши чувства, Натали. Но, поверьте, я тревожусь за него не меньше вашего. Поезжайте-ка домой и не отходите от телефона. Вдруг он объявится. И, прошу вас, будьте очень внимательны и осторожны, и не совершайте подобной ошибки – не садитесь в незнакомые машины. Вдруг что, сразу звоните мне.

Натали сокрушённо вздохнула, но спорить не стала – на это просто не было сил. Она вернулась домой. Но там она ничего не могла делать – всё валилось из рук, мысли путались, стены давили. Она снова вызвала нас с Томкой и сбежала из дома. Ей казалось, что, сидя на одном месте, она предаёт Женю, а, находясь в движении, обсуждая и выдвигая предположения, приближает тем самым момент его возвращения.

– Невыносимо просто сидеть дома и гипнотизировать взглядом телефон, – сказала она, когда мы встретились на бульваре. – Воображение рисует жуткие картины. Я чуть с ума не сошла за эти пару часов дома. С вами я хоть немного отвлекаюсь. Рядом с вами легче. Мне начинает казаться, что он вот-вот позвонит.

Мы прогуляли до позднего вечера, но Женя так и не объявился. Натали вся извелась. На неё было жалко смотреть. Она говорила на какие-то отвлечённые темы, пыталась поддерживать общий разговор, но всё равно возвращалась к одной-единственной теме, занимавшей сейчас все её мысли. Она раза два звонила следователю с одним и тем же вопросом, но не получала на него ответа.

Наконец, около полуночи мы вызвали такси и разъехались по домам. Бедная Натали. Как она переживёт эту ночь? Хорошо ещё, что живёт не одна; соседки по квартире хоть как-то смогут отвлечь её от дурных мыслей и скрасить её одиночество.

* * *

С самого утра Натали позвонила следователю справиться о Жене. Ей казалось, что этой ночью он объявился, а её просто не захотели беспокоить посреди ночи. Она в надежде задала всё тот же вопрос, и услышала прежний ответ:

– Пока без изменений.

Натали расплакалась в трубку.

– С ним что-то случилось, – говорила она, заливаясь слезами. – Я чувствую, произошло что-то ужасное. У меня на душе очень неспокойно, тревожно. Так было, когда пропала Ксюша.

– Успокойтесь, Натали, – уговаривал её Исаенко. – Ещё ведь ничего не случилось. Мы его найдём, обязательно найдём. Слышите?

– Борис Витальевич, миленький, прошу вас, найдите его, – плакала Натали. – Пусть больного, раненого, но только живого.

– Верьте мне, Натали, мы его найдём, – твёрдо сказал Исаенко. – Я ещё вчера разослал ориентировки по всем отделениям города и больницам. Скоро мы узнаем, где он.

Уверенность, с которой говорил следователь, немного успокоила Натали и вселила призрачную надежду. Она повесила трубку, утёрла слёзы и прижала руки к груди, повторяя:

– Пусть только будет живой. Только бы живой.

Этот день, как и предыдущий, ничего не дал. Натали была на грани срыва. Она уже ничему не верила. Ей казалось, что она больше никогда не увидит своего Женю. Она плакала по своей любви, так внезапно открывшейся ей и тут же украденной кем-то. Вспоминая их с Женей страстные поцелуи, она прощалась с ним навсегда.

* * *

На четвёртый день Жениного отсутствия следователю Исаенко позвонили из пригородной больницы и сообщили, что два дня назад к ним поступил молодой человек в тяжелейшем состоянии, по описаниям похожий на Скворцова. Документов при нём не было, а сам он находится без сознания, поскольку получил множество серьёзных травм, в том числе черепно-мозговую.

Исаенко в тот же миг выехал по указанному адресу, и уже через час вбегал в палату реанимации, где находился пациент. Он сразу узнал Скворцова, хоть тот и был практически неузнаваем. Кровоподтёки и ссадины на лице и по всему телу, сломанная рука, перебинтованная голова и трубки, торчащие из носа и рта – увиденное повергло следователя Исаенко в отчаяние и гнев.

– Что с ним случилось? – спросил он у врача, находившегося рядом.

– Его сильно избили, – ответил врач. – У вашего помощника сломана рука и два ребра, закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение мозга и разрыв селезёнки. Когда он к нам поступил, у него было внутреннее кровотечение. Мы провели операцию, кровотечение удалось остановить. Но состояние его оценивается, как крайне тяжёлое. Похоже, его не просто избивали, а убивали.

– Почему вы так думаете? – резко спросил Исаенко.

– На нём живого места нет, – сказал врач. – Он словно под каток попал. Он всё ещё без сознания. Есть опасность, что он впадёт в кому. И тогда нет гарантии, что он из неё выйдет.

– Он выкарабкается, – твёрдо сказал Исаенко. – Он крепкий парень. Да и есть, ради кого. К тому же, он должен рассказать мне, кто это с ним сделал. Хотя я и сам догадываюсь, кто. Скажите, доктор, его можно перевозить?

– Ни в коем случае, – ответил врач. – Да в этом и нет необходимости. В нашей клинике есть все условия для полноценного лечения и дальнейшей реабилитации… Ну, если пациент придёт в сознание.

– Он придёт в сознание! – вскричал Исаенко. – Прошу вас, доктор, обеспечьте моего помощника всем необходимым, организуйте круглосуточный уход, ну и что там ещё. Скворцов не просто мой помощник и друг, он ещё и важный свидетель в деле об убийстве молодой девушки.

– Ни о чём не беспокойтесь, господин следователь, – ответил врач. – Всё и так уже организовано на должном уровне.

– Спасибо, – сказал Исаенко. – Скажите, как он к вам попал?

– Его привёз молодой человек, – ответил врач. – Он ехал по трассе и увидел, как на обочину выполз избитый окровавленный парень. Водитель остановил машину, подобрал его и привёз к нам. Ваш друг на тот момент был уже без сознания.