Страница 19 из 36
Жуков подвел итог мыслям, которые копошились у каждого.
— Это мог сделать только человек, и притом дурак.
— Да, и дурак вдобавок злой, — добавил Комлинский.
Труп японца отнесли к ледяной могиле, которая оказалась развороченной, и снова завалили ее льдом.
Вернувшись на пароход, Васильков, собрав всех людей на палубу, громко сказал, чтобы при каждом подозрительном шорохе стреляли, а если будет обнаружен еще хоть один малейший враждебный акт против коллектива, то придется устроить облаву с прожекторами и с оружием.
Недели полторы враг не появлялся.
XII. Беспокойный союзник
Постройка двигателя Комлинского была закончена. Механик удачно справился с самой трудной частью работы: конструированием теплососов и точной пригонкой системы мощных вентиляторов.
Все, за исключением Рюмина, оставшегося на часах, собрались в трюме для торжественной церемонии пробы машины.
Похудевший Комлинский казался сейчас особенно худым. Щеки его втянулись, запавшие глаза блестели. Когда он включал аккумуляторы, которые должны были зарядиться от работы машины, руки его дрожали.
— Ну… — сказал он хриплым голосом, — даю мотор…
Товарищи затаили дыхание. Щелкнул рубильник. Тотчас загудели вентиляторы. Тон их делался все выше. Потом что-то запело в тонкой трубке, уходившей вверх.
— Пошла… работает… — почти шопотом сказал Комлинский, и неожиданная улыбка растянула широкие складки на его исхудавшем лице.
— Пошла… работает… — почти шопотом сказал Комлинский.
Все шумно поднялись наверх. Чувствовалось, как под ногами, под старой палубой гудела машина. Около люка с решетчатой крышкой тянул вниз настойчивый ветерок.
— Действительно, сосет, — сказал Ковров.
Комлинский ничего не ответил. Его торжество было очевидно и без слов.
Прошли сутки. Машина не только не останавливалась, но еще энергичнее заглатывала воздух через решётку люка. Пусковой мотор был выключен — машина, не требуя приложения добавочной силы, сама питала себя энергией.
— Вот! А еще говорят: «вечный двигатель — вещь невозможная!» Пожалуйста, смотрите! — торжествовал Комлинский.
Ковров уверял, что машина работает за счет теплососов, которые сводят рассеивание энергии через трение до минимума. По мнению Жукова, работа шла за счет вихревых движений, развиваемых наружной стороной вентиляторов. Жуков считал, что вся суть машины именно и заключается в этих движениях Развивая большую силу, они вращают пропеллеры вентиляторов и сполна очевидно даже еще не использованы.
Васильков утверждал, что машина работает за счет того и другого. Но уже на другой день Комлинский приуныл. Машина не испортилась, не остановилась, но, голубого угля не получалось. За два дня она не дала никакой полезной! работы. Всей ее мощи хватало лишь на то, чтобы поддерживать свое собственное движение… если не считать полезным эффектом облачка метели из снега, сдуваемого с айсберга у верхнего конца отводящей трубы…
Глухое отчаяние закрадывалось в сердца пленников ледяного ущелья. Еще одна неудача! Вдобавок, работа над восстановлением радиопередатчика застыла на мертвой точке. Многого Гаврилов не мог вспомнить, а много не знал вовсе.
Через два дня после того, как был пущен в ход злосчастный «двигатель Комлинского», случилось самое удивительное из всего, что до сих пор происходило.
Гаврилов, после дежурства у дверей кубрика, бесцельно— по установившейся уже привычке — побрел в каюту, где находились радио-принадлежности. Через несколько минут, с несвойственной ему быстротой и волнением, он влетел в кубрик и, задыхаясь, крикнул:
— Радиоприемник работает!..
Бросились к аппарату. Ковров схватил трубку и уловил несколько цокающих звуков азбуки Морзе.
— Передачу кончили, — сказал он, и, улыбаясь, обратился к Гаврилову: — Ну вот! А говорил, что не наладишь!..
Гаврилов хмуро ответил:
— Я и не наладил. Кто-то за меня сделал.
— Кто же? Путаешь!..
— Уж не знаю, кто. Вероятно, тот же беспокойный человек, который и трубу повалил. Вчера аппарат даже не был собран, а сегодня говорит…
Бураков засмеялся. Он высказал предположение, что Гаврилов лунатик и под свет прожекторов, который принял за луну, ночью сделал приемник, а потом забыл об этом как и полагается в таких случаях.
— Хоть в моей врачебной практике лунатики не встречались, но я о них слышал, — добавил он.
— И все, что слышал, такой же вздор, как то, что сказал, — вмешался Комлинский. — Луна здесь не при чем. А вы всегда чепуху городите.
Далее Комлинский, изъявив намерение окончательно «разоблачить» Буракова, собрался приводить несомненные доказательства виновности его во всех проделках, которые приписывались «врагу из темноты».
— Брось глупости! Ну и чудак! Неугомонный! — закричал Алфеев.
Все так дружно стали стыдить Комлинского, что он совсем растерялся.
— А знаете, что вы все упустили из вида? — улыбаясь, спросил Васильков. — Ведь теперь обитатель айсберга показал нам, что он перестал быть врагом. Очевидно он все же пришел наконец к заключению, что ему выгоднее вступить с нами в союз, чем оставаться во враждебных отношениях. Что ж, и нам это выгоднее!
Васильков не ошибся.
«Враг из темноты» действительно исчез — по крайней мере он перестал проявлять себя врагом. Вдобавок темнота, державшаяся четыре месяца, стала понемногу уступать место весенним сумеркам. «Врагу из темноты» дали теперь новое прозвище: «обитатель айсберга». Это звучало гораздо спокойнее.
Зимние страхи исчезали вместе с отступающим мраком. Январь подходил к концу. С каждым днем все дольше держались и все более светлели сумерки. Солнце бродило где-то близко за линией горизонта. И чем выше к зениту поднимался свет, тем бодрее становились пленники ледяного ущелья.
Действующий радиоприемник тоже много способствовал поднятию настроения. Передатчик наладить так и не удалось, но радиоприемник работал, и какая-то ниточка связывала друзей с населенным миром. Установили некоторое подобие громкоговорителя. Очень редко удавалось поймать передачу. Но когда «громкоговоритель» хриплым шопотом сообщал телеграммы ТАСС или преподносил измятый его шипящей глоткой концепт из Сибири — это был праздник.
Раз удалось поймать передачу из Норвегии, два раза из Америки. Однажды прослушали пессимистический отчет отправленной на их поиски спасательной экспедиции. При этом пленники ледяного ущелья мало были огорчены заключением доклада, хотя в этом заключении высказывалось довольно обоснованное предположение об их гибели. И велико было огорчение членов экспедиции, когда радио неожиданно — и, по-видимому, окончательно — испортилось. Несмотря на все усилия, наладить его снова так и не удалось. Гаврилов уверял, что и «обитатель айсберга» как будто пытался исправить приемник, но также безуспешно. Однако в это время общее внимание привлекло нечто более важное — солнце. Ожидание близкого восхода солнца создавало какое-то праздничное настроение.
Наконец пришел день, когда после долгого перерыва сделали вылазку наверх для встречи долгожданного гостя.
Была середина февраля. Жуков заранее высчитал, когда солнце должно впервые показаться над горизонтом. К этому дню готовились, как к большому событию.
Подымаясь по лестнице, пленники ледяного ущелья легко могли стать жертвой неожиданной выходки «обитателя айсберга». Возможно, он прекратил свою вредительскую деятельность, но гарантировать это никто не мог. Поэтому все возможные меры предосторожности были приняты. Не последнее место в вооружении экспедиции, подымавшейся встречать солнце, занимали всевозможные осветительные принадлежности, с которыми солнечный свет пока еще не мог конкурировать. Внизу часовой— Деревяшкин — с винтовкой наготове стоял около самого сильного прожектора, который освещал верхние ступени висячей лестницы. Подымавшиеся тоже несли с собой фонари самой разнообразной конструкции. Круги и полосы света, чередующиеся с темными промежутками, извиваясь, липли к ледяной стене и медленно вползали наверх.