Один за двоих

- Ну, так вот, Райт, у нас в кварталах Пале-Монти есть традиция. Если обвиненный общим судом толпы не признает себя виновным, ему предлагается монтийская рулетка. Я себя виновным не считаю, а потому стреляю первым.

Глотаю застрявший в горле комок. Алвано встает и, держа меня под прицелом, перемещается в центр комнаты к печке. Думаешь, обхитрил меня, гад? Подсунул мальчишку с револьвером, а в барабане-то всего один патрон!

- Как несправедливо обвиненный, стреляю я, - зло прищуриваясь, резюмирует Алвано.

Я сжимаю в ладони ребристую рукоять магнума, выбирая момент для броска. Педро деликатно отступает к стене, складывая руки на груди. Я не понимаю, как этот лощеный, красивый юноша с длинными до плеч, темными волосами мог казаться мне подростком дурачком. На мраморно-спокойном лице племянника командора отсутствующее выражение.

Черный глаз револьвера смотрит мне в лоб. Все мысли сконцентрированы на броске: удар по руке, сбивающий прицел, кулаком в живот, локтем в челюсть, потом схватить за горло и сломать гортань.

И тут раздаются шаги на крыльце, Танюшка барабанит в дверь, ставя жирный крест на моем намерении решить проблему малой кровью.

- Дон Ромари, Дан, почему вы так долго?

Она налегает на дверь, потом дергает, засов дребезжит.

- Открой ей, - кивает Алвано племяннику.

Нельзя допустить, чтобы Танюшка вошла.

- Таня, я скоро! - кричу я намеренно бодрым голосом. - Подожди меня на улице!

- Я замерзла, - отвечает девочка жалобно, - ну, пожалуйста, впустите меня!

Педро отодвигает засов. Таня влетает в дом с тучей снежинок.

- А чего вы тут…

Она замирает, с ужасом глядя на нас, целящихся друг в друга из револьверов.

- А… - слово застревает в горле девочки.

- Таня, беги! - ору я, кидаясь к двери. Выстрел оглушает, больно отдается в ушах и висках.

========== Главы 67-68 ==========

Глава 67

- Стоять!

Пороховой дым развеивается, из балки на потолке, куда попала пуля, сыплется труха.

- Сеньорита Татьяна, es solo un juego, mi bella, (это всего лишь игра, моя красавица) - улыбается Алвано, - как говорите вы, русы, чтобы пощекотать нервы и показать удаль, так?

- Та-так, - натянуто улыбается Танюшка, но в глазах все еще пелена ужаса, - это была игра… А я-то уж подумала!

- Сядьте в уголке у печки, там теплее…

Я надвигаюсь на командора.

- Она совсем ребенок, Алвано! Отпусти девочку.

Таня растерянно моргает, не понимая, чего от нее хотят.

- Ну что вы, дон Райт, сеньорита доверяет мне, в отличие от вас. Она-то знает, что я не обижу и мухи. Усаживайтесь поудобнее, сеньорита Татьяна. Вы увидите, что такое монтийская рулетка.

- Я уже ничего не понимаю, - всхлипывает Танюшка.

До боли закусываю губу. Таня теперь в двух шагах от командора, и чтобы ее спасти, надо застрелить его.

- Мой ход, Алвано.

Рука дрожит от напряжения. Господи, пусть попадется боевой патрон! Я больше ничего никогда не попрошу, только пусть сейчас будет боевой. Сощуриваюсь и нажимаю курок. Сухой щелчок звучит, как первый удар молотком в крышку гроба.

Убийца ласково улыбается мне и поднимает револьвер. Сердце отсчитывает мгновения до броска…

- Дон… слышу что-то, - вдруг вскакивает, присевший было Педро.

- Разберись и не мешай, - коротко велит тот. Азарт полыхает в глазах командора.

Педро проходит мимо меня не спеша, будто прогуливается по парку, задевает локтем. Я напряжен так, что, кажется, все нервы сейчас не выдержат и сгорят. От легкого прикосновения меня пронзает чуть ли не боль.

- Полегче! - рычу я, пот катится по вискам.

Гаденыш скалится, повернувшись вполоборота. Подходит к двери, касается засова, и раздается громкий треск. Дверь слетает с петель, мои и без того надсаженные нервы рвет кошмарный вой, резкий свет бьет в глаза. От неожиданности я шарахаюсь к стене, замедленно соображая, что сработала светошумовая граната. Лихорадочно пытаюсь сориентироваться, где стоял Алвано перед взрывом светошумовухи. Бросаю тело в центр избы, хватая врага за плечи, сбиваю с ног. В сумасшедшем вое гранаты едва слышен тихий хлопок выстрела. Я падаю на командора, прижимая его к полу; слепой, глухой и оттого окончательно озверевший, тянусь к горлу врага, но командор с чудовищной силой сбрасывает меня. Скула онемела так, будто дантист без наркоза выдернул пару зубов.

А потом вдруг режущий глаза свет гаснет, хотя дикий звук не прекращается. Так бывает, если на светошумовуху набросить куртку.

Я трясу головой и озираюсь. Алвано что-то кричит, я вижу брызжущую из его рта слюну, злые глаза, растрепавшиеся волосы. Танюшка у печки сжалась в комочек, зажав ладонями уши; лицо сметанно-белое, а глаза подернуты пеленой близкого обморока. Возле лавки ярким факелом полыхает куртка Педро. От двери сильно дует, по избе кружат снежинки. С трудом поворачиваю голову, и бешеный рык рвется из груди: из дверного проема торчат такие знакомые ботинки на рифленой подошве - имперского образца, выпускаемые специально для танковых частей. Не помня себя, кидаюсь к двери - Жан Веньяр лежит поперек порога, головой на заснеженной ступеньке. Рядом с безвольной рукой ярким пятнышком светится прямоугольничек «V4». Грудь капитана еще неровно дергается, кровь выплескивается из крошечного отверстия, растекается по куртке темным пятном. В попытках сделать вздох его лицо мучительно перекошено, губы дергаются, на них пузырится пена, розовая струйка ползет от уголка рта.

- Жано, - беззвучно кричу я в жутком вое светошумовухи.

«Так и знал, что ты вляпаешься!» - сказал бы он, если б не умирал.

Выпрямляюсь с судорожно стиснутыми челюстями. Зубы скрежещут так, что заглушают звон гранаты. И вдруг какофония прекращается. Мир наполняется звуками терпимыми и разнообразными. Педро затаптывает полыхающую костром куртку, Алвано с раздражением морщит нос, но дуло магнума снова смотрит мне в лоб.

- Nino, идиот! Почему так долго?!

- Простите, дон, - смиренно отвечает юноша.

Внезапная мысль-догадка возникает при взгляде на изящного Педро, его маленькие, будто детские ладони. Помню, как эти ладошки умеют душить. Вот ты какой, «nino»!

- Вот досада! - сокрушается командор, который прежде был преподавателем. - Нашему развлечению так и норовят помешать…

Мне больше нельзя ошибаться! Алвано не шутник, а сумасшедший маньяк. У него все просчитано. Я в его руках. Скотина знает, что начни он мучить Таню, я сам себя разрежу на куски, чтоб это прекратить. Но, кажется, я тоже нащупал его слабое место.

- Мой ход, гаденыш.

Шаг в сторону Педро, тонкую шею в жесткий захват (лишь бы не задушить), быстро выхватываю из-за пояса маленький дамский револьвер - как раз под ручонку такого сосунка.

- Только шевельнись, и ему конец!

Алвано дергается, я вижу, как дрожит его рука. Испугался, придурок? То ли еще будет!

- Брось ствол, руки за голову.

В глазах командора полыхают ярость и страх, он медленно опускает на пол магнум и так же осторожно поднимает руки за голову.

- Встать к стене. К стене, скотина!

Алвано выполняет и этот приказ. Педро в моих руках обмяк, испуганный, я чувствую, как дрожат его колени.

- Таня, - окликаю я девочку, - марш на крыльцо.

Танюшка вся дрожит, белые губы трясутся. Похоже, дочь командира Светлова совершенно потеряла самообладание. Плохо! Нам еще далеко до победы.

- Таня! Быстрее!

- Даааан, - пищит она, бессмысленные глаза наполняются слезами, - а ты?

- Марш! - ору я.

Она делает неуверенный шаг к двери, еще один. Мне кажется, это никогда не закончится.

- Иди же, дуреха!

Движение командора не застает меня врасплох, так и знал, что выкинет какую-нибудь штуку. Стреляю, и снова раздается сухой щелчок. Дьявол побери эту мразь! Танюшка слабо дергается в могучих руках убийцы, к виску девочки прижато дуло магнума.